Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Василий Галин

Невероятные дивиденды, полученные США от Первой мировой, даже вызвали у одного из ее героев — генерала Э. Людендорфа, в начале 1920-х гг., подозрения в участии Америки в подготовке как Первой так и будущей Второй мировой войны. Людендоф высказывал свои подозрения словами, приписываемыми им некому американскому представителю: «До войны Германия развивалась, бесспорно, быстрее всех других в Европе. Мы (Америка), а также и Англия видели, на какую огромную высоту поднимается Германия, и понимали, что через несколько десятилетий она может превратиться в величайшую державу и диктаторствовать не только в Европе, но и во всем мире. Зарождалась опасность, и мы (Америка) ее своевременно усмотрели. С этой точки зрения мы подходили к вопросу и полагали его рассматривать. Мы убеждены, что после войны руководящая роль перейдет к нашему народу. Мы будем руководить не только Германией, но и всей Европой. Народы ждут от нас многого и прежде всего мира, и они его получат, но на наших условиях и по нашим ценам!»{619}.

Час доллара настал

Народы белой расы, несмотря на все громкие слова об ужасах войны, без борьбы не пожелают уступить захваченного ими господствующего положения на Земле.

Первая мировая перевернула финансовый мир. Эмигрировавший из революционной России великий князь Александр Михайлович в те дни писал: «б Соединенных Штатах произошло одно коренное изменение… Американские финансисты, занимавшие прежде деньги в Лондоне, Париже и в Амстердаме, оказались сами в положении кредиторов»{621}.[62] Другой эмигрант — Вильгельм II, добавлял: «Америка извлекла из (Первой) мировой войны значительные выгоды: она сосредоточила у себя почти 50% всего мирового золотого запаса, и теперь уже не английский фунт, а американский доллар определяет валютный курс во всем мире…»{622}.

Последствия этого мирового финансового переворота, еще до выступления США в войну в декабре 1916 г., предсказывал один из богатейших промышленников России М. Рябушинский: «Американцы взяли наши деньги, опутали нас колоссальными долгами, несметно обогатились; расчетный центр перейдет из Лондона в Нью-Йорк. У них нет науки, искусства, культуры в европейском смысле. Они купят у побежденных стран их национальные музеи, за громадный оклад сманят к себе художников, ученых, деловых людей и создадут себе то, чего им не хватало»{623}. Спустя десять лет в 1926 г. академик А. Иоффе после посещения Америки приходил к выводу, что там действительно не столько делали науку, сколько покупали ее по всему миру{624}.

Справедливости ради необходимо отметить, что технический и научный прогресс, который выдвинул Соединенные Штаты в лидеры мировой цивилизации, обеспечил не только приток капитала из Европы и других стран, не последнюю роль здесь сыграли и те уникальные условия, которые были созданы в США, для реализации научных и других достижений. И если в Европе порой и гений мог закончить свои дни в общей могиле для нищих, то в США даже малейший талант имел шанс на реализацию[63].

О. Генри пророчески описывал будущий мир в 1904 г. — за десять лет до мировой войны в своей книге «Короли и капуста». Уже тогда его «звездно-полосатый» консул в банановой Анчурии говорил о США как о «самой великой, твердовалютной и золотозапасной державе мира»… После Первой мировой американцы вполне осознавали свою новую роль. Сенатор Джонсон по поводу присоединения США к Суду Лиги Наций заявлял: «Мы являемся мировой нацией-кредитором. Мы не пользуемся особенной любовью мира. Мы имеем особые интересы и, возможно, особые международные проблемы. Эта нация не должна подчинить себя трибуналу, возглавляемому иностранными судьями»{625}.

Главным противником США на этом пути стоял прежние мировые лидеры — Великие европейские Державы и прежде всего Великобритания. На конференции в Генуе в 1922 г. именно фунт стерлингов и доллар США были объявлены эквивалентами золота и введены в международный оборот. В ответ американцы пустили в ход свое «экономическое оружие», которое, работающая под полковником Хаузом исследовательская группа «Инквайери», рекомендовала задействовать еще за два года до окончания войны. И уже в июле 1917 г. президент Вильсон утверждал, что Англия «наконец-то в наших руках». Весной 1918 г. этот факт в полной мере осознали и англичане, тогда Дж. Кейнс в письме министру финансов Б. Лоу констатировал: «Американское министерство финансов смотрит с удовлетворением на то, что мы ослабеваем до положения полной финансовой беспомощности и зависимости»{626}.

Сущность «экономического оружия» заключалась в долгах. За время войны государственный долг Англии вырос с 0,65 до 8 млрд. фунтов (в том числе внешний до 1,15 млрд., из них США — 0,85 млрд. (4,3 млрд. долл.)) В свою очередь европейские союзники задолжали Англии почти 8,5 млрд. долл. (из них Россия — 5,3), кроме этого на Британскую империю приходилось 22% репарационных выплат Германии.

Однако англичане не строили иллюзий относительно платежеспособности последней, как и разоренной войной России. Советское правительство после начала интервенции Антанты, окончательно отказалось от выплаты долгов. Таким образом, вся их тяжесть обрушивалась на Великобританию.

Дж. Кейнс разработал планы экономического контрнаступления: урожай 1918 г. обещает быть хорошим; Британия при помощи своего огромного флота снабдит себя американской пшеницей, расплачиваясь долларами; в то же время ее флот повезет из Аргентины и прочих далей пшеницу во Францию и Италию, требуя платы в фунтах стерлингов. Министр финансов Б. Лоу с надеждой писал 25 марта 1918 г.: «Британское и американское министерства финансов могут работать вместе в бесконечно сложном и трудном деле совмещения ресурсов в мире, потемневшем от преследования собственных интересов»{627}.

«Ответственный за эту проблему в американском правительстве Г. Гувер встал на дыбы. Предложение «создать единый пул» он назвал попыткой европейцев сокрушить американский рынок и подорвать благополучие трудолюбивых американских фермеров посредством наводнения мира продуктами Южного полушария. Неомеркантилисты в Вашингтоне требовали: если уж вы берете займы у Америки, то постарайтесь и продукты на эти займы покупать у нее. И хотя дивизии Людендорфа рвались к Парижу, американское правительство хладнокровно осуществляло нажим на поиздержавшихся в войне европейцев во главе с англичанами. И правительство Вильсона вовсе не собиралось ослаблять ношу Британии, фактически финансирующей западную коалицию»{628}.

В 1920 г. английское правительство, понимая, что военные долги никогда не могут быть выплачены, предложило всеобщее прощение военных долгов. Категорически против выступили США и Франция. 9 февраля 1921 г. сенат США потребовал от союзников выплаты всех долгов «до последнего пенни».

Но это была только основная часть выплат, дополнительная — вытекала из того, что долги должны были выплачиваться в долларах или золоте. Для того чтобы получить доллары европейцы были вынуждены продавать свои товары в США, и тут, в 1922 г., Соединенные Штаты резкого поднимают ставки ввозных таможенных пошлин. В результате европейцам, прежде чем рассчитаться по долгам, необходимо было заплатить США пошлины за возможность получения долларов. В сумме это увеличивало объем выплат союзников по их американским долгам почти в полтора раза. Франция в свою очередь отказалась принимать репарации в виде немецких услуг и товаров, а Британия ввела 26% пошлину на все ввозимые из Германии товары.

Тем не менее, еще надеясь реализовать свою программу всеобщего прощения 1 августа 1922 г. Ллойд Джордж объявил, что Великобритания больше не будет требовать взимания долгов со своих должников. Однако США остались непоколебимы, и в декабре Англия была вынуждена согласиться выплатить все военные долги США, если проценты по этим долгам будут уменьшены с 5 до 3,5%. Это означало, что Англия соглашается платить по 175 млн. долларов ежегодно в течение 62 лет.

В отношении США к долгам явно прослеживались не только ростовщические, но и глобальные интересы. Они наиболее ярко выразились в плане Дауэса, представлявшего целенаправленную финансовую интервенцию США в германскую экономику. Она позволила занять Америке прочное место в центре Европы, а заодно создать экономический и политический противовес Франции и Англии{629}. В рамках плана Дауэса Франция получила 4 млрд. марок, в то время как Германия — 15–20 млрд. марок займов и кредитов, что позволило последней восстановить свой военно-экономический потенциал и обогнать Францию в промышленном развитии. После этого Франция окончательно утратила возможность экономического и политического доминирования в Европе{630}.