Львица по имени Лола (СИ) - Волкова Дарья

И, наверное, подсознательно убегая от подобных перспектив, Лев очень быстро слепил Лолу. Хотя иной раз ему казалось, что она появилась сама, из ниоткуда, будто выплыла из тумана. Словно он сделал шаг вперед, туда, в белесую мглу, где только что ничего не было — и вот она стоит, во всей красе.

Лола Лайонс.

Сначала образ был грубее, гротескнее, но потом Левка Лолу пообтесал. Или они привыкли друг к другу. В общем, началась другая жизнь. Жизнь на двоих.

Жизнь нескучная. В бешенном темпе. За эти годы Левка насмотрелся такого, о чем за всю предыдущую жизнь в приморском провинциальном Ейске даже не догадывался. Что так бывает. Что такое бывает. Что такие бывают.

Но удивляться особо времени не было. Работал. Пахал как проклятый. Жадно хватался за любые предложения. Выстроил нормальные отношения с Яном. Заработал на квартиру, сделал там все по своему вкусу, но бывал в ней редко, и то преимущественно спал. А так — работал. Крутился как белка в колесе.

Лола пользовалась популярностью, и недостатка в предложениях не было. И колесо продолжало крутиться, и предложения сыпались, и на выступлениях в «Синей каракатице» аншлаги.

А он работает. И уже в этой круговерти забывает — кто он. Где он, а где Лола. И лиц не видит, все в этом безостановочно крутящемся колесе сливается в одно размытое пятно.

А потом колесо вдруг остановилось. И Лев увидел в этой толпе размытых пятен лицо.

— Ну а остальное ты знаешь, — Левка протянул руку и взял кофейник с остатками кофе. Халат по плечу протестующе затрещал, но Лев проигнорировал. Отпил кофе из носика, как однажды хотел. — Я только вот еще что добавлю. Не знаю, что тебе наплел Разин. Не знаю — и даже знать не хочу. Я лгал тебе — это правда. Лгал о себе самом. Не говорил всей правды. И прошу за это у тебя прощения. Но все в моей жизни, что касается тебя — касается только тебя и меня. И мотив моих отношений с тобой очень простой, — Левка в один глоток допил кофе, оттер губы рукавом, оставляя на желтой махровой ткани коричневые следы. — Я люблю тебя, Дина. Мне кажется, я полюбил тебя прямо тогда, в «Синей каракатице», в первую же встречу. И все, что я делал, я делал ради тебя. Потому что хотел помочь. Потому что боялся потерять.

12.2

Дина молчала. Потом встала, занялась в полной тишине кофеваркой. Лев тоже молчал. После почти часа непрерывной исповеди, после признания в любви — на него накатило какое-то опустошение. Левка боролся с ним, но пока безуспешно. Ничего, может быть, сейчас Дина приготовит свежий кофе и …

— Знаешь… — она села свое место, напротив него. — А ведь это потрясающая история.

— Что? — кажется, опустошение отступит безо всякого кофе.

— Из этой истории выйдет отличный сценарий, — невозмутимо ответила девушка.

— Дина…

— Нет, я серьезно! — она вдруг встал, прошла к окну, обратно. — Я прямо вижу эту историю на экране. Решено! Я буду писать твою историю. Дашь мне согласие на использование твоей биографии и реальных фактов?

— Дина… — на смену опустошению пришло ледяное, сосущее под ложечкой предчувствие чего-то очень нехорошего. — Ты меня слушала?

— Я тебя очень внимательно слушала! — Дина снова села. И тут же встала — пиликнула кофеварка, Дина принялся наливать новую порцию кофе. — Мне бы по-хорошему надо было включить диктофон, а я не додумалась! Ну ничего, я по горячим следам сделаю себе наметки, а потом, если что, я у тебя моменты кое-какие уточню, хорошо? Но это будет бомбический сценарий, я тебе обещаю! И ты должен играть главную роль. Самого себя. Это твоя роль, с твоими-то… актерскими способностями.

— Дина… Диночка… — у Левки возникает чувство, что он пытается поймать очень скользкими руками пляжный мяч. Бесперспективное занятие, в общем-то. — Послушай, Дина. Я. Тебя. Люблю.

— И эти слова — отличный финал фильма! — Дина поставила на стол кофейник. — Тебе в чашку налить или ты из носика, как обычно?

Лев смотрел на нее. У него стойкое ощущение, что он не знает эту девушку. Что ее подменили. Это какая-то другая Дина. Взрослая. Циничная. Чужая.

— Да к чёрту сценарий! К чёрту фильм! — вскипает крутая донская кровь, и Лев отпихивает от себя кофейник, расплёскивая коричневое по столу. — Мне плевать на сценарий. Я тебя люблю, слышишь ты меня, люблю!

Красивая и чужая Дина Ингер посмотрела на него насмешливым и оценивающим взглядом.

— Какая же ты смешная…. Лола.

Когда ему показалось, что он все же спасся, что смог избежать последствий своей лжи, рассказав без утайки всю правду — девятый вал накрыл его. И хоть наизнанку ты душу выверни — ничего, кроме насмешливого взгляда дочери крутого продюсера ты не увидишь.

Гордость у человек одна и на всю жизнь. Трудно сохранять гордость, когда на тебе из одежды только женский банный халат, узкий тебе в плечах. Когда надо тобой, после твоей самой искренней за всю жизнь исповеди — посмеялись. Трудно. Но не невозможно. Невозможного нет.

Он ушел, тихо прикрыв дверь. Спокойно сел в машину и, не нарушив ни одного правила дорожного движения, доехал до дома. Невозмутимо поздоровался с соседкой, которая не знала, на что смотреть — то ли на норовящие при каждом шаге распахнуться полы халата, то ли на торчащую из уютного желтого ворота густую растительность. А Левка спокойно открыл дверь, запер ее за собой. Стянул кеды, халат, прошел в спальню и навзничь упал на кровать. Смотрел в потолок. Потом закрыл глаза. Картина все равно не менялась. Он видел лицо Дины и ее губы, которые, кривясь, произносят: «Какая ты смешная, Лола».

— Ну давай, малыш, убивайся, страдай.

— Не могу. Ничего нет внутри.

— Можно, я тогда поплачу? За нас двоих.

— Валяй.

12.3

***

На следующий день Левку разбудил звонок телефона. Десять утра. Несусветная рань. Какого черта он вчера не выключил телефон?! Он со стоном потянулся за телефоном, взял в руки — и вся сонливость слетела разом.

Льву Аркадьевичу Кузьменко звонила Василиса Карпова Георгадис.

— Алло? — осторожно произнес Лев в трубку.

— И тебе здравствуй, внучок младшой любимый, — бодрым голосом отозвалась трубка.

Левка уже сидел и лихорадочно соображал о том, что могло послужить поводом для внезапного звонка из Ейска. Причины все выходили одна другой подозрительнее.

— Здравствуй, ба. Как здоровье?

— Слава богу, не жалуюсь, — от Василисы и в самом деле никто никогда не слышал жалоб на здоровье. Вот на зятя, дочь, внуков — это запросто. А на здоровье — ни-ни. — Вон абрикосы осыпаются, урожай такой, что ветки гнутся.

— А…Эмн… И…? — Левка никак не мог уловить логическую цепочку разговора.

— Ну так приедь да помоги бабуле любимой с абрикосами, — добросердечно ответила Василиса. — Варенья наварим да насушим кураги.

Течение мыслей совсем остановилось. Варенье варить, угу. За пару тысяч километров полететь варить варенье — самое то.

— Ба, у меня работа….

— Пару деньков можно выкроить на выходные.

— Слушай, я не…

— Прилетай, — тоном, не предполагающим даже намека на спор.

Да что же у него все жизни через эти абрикосы! И Левка поплелся на кухню — ставить чайник.

Лев: Ту, вы меня сдали Василисе? Меня вызывают на ковер.

Тура: Лариса Константиновна вчера час говорила с Василисой Карповной. Не представляешь, как она была красноречива.

Лев: Василиса?

Тура: Твоя мама! Езжай и ничего не бойся.

Лев: Как будто это на соседнюю улицу сходить!

Тура: Как будто это на другой конец земли лететь!

Левка вздохнул. И полез изучать расписание и свой ежедневник.

И окно в работе как по заказу почти на двое суток. Должен успеть.

За час он сходил в душ, побрился, выпил кофе, собрал рюкзак. Метро, Аэроэкспресс, Домодедово. Пора платить по счетам.

Ейск встретил его уже почти спавшей к вечеру жарой. За спиной фыркнуло, отъезжая, такси. Стукнула дверь. Его ждут.

У меня знаешь какая бабушка? Моя бабушка, она у меня — чемпион мира по обниманиям!