Они были мелкие и золотокрылые - Юлиана Лебединская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и кому-то из пожилых повезло.
Перед нею – женщина по имени Неонила Морская, мать главы мирового правительства, известная любовью к златокрылам и лояльностью к нижним полосам. И сейчас – готовая к добровольной ссылке. Статная, благородная. Чёрные волосы, чёрные глаза. Не выглядит на свои… Сколько ей там? Шестьдесят?
И рядом – сам правитель. Стоит на трибуне с виноватым видом, бормочет о милосердии. Мол, не всех нарушителей отправят в расход, кому-то дадут возможность обдумать своё поведение и раскаяться. Пожить за куполом, за пределами приличных полос, в отдельном «Заповеднике», вроде древних деревень – всё ж не на обочине и не в салоне.
– Жалеет мать правитель, – шепчутся в толпе. – Для того и придумал «Заповедник».
А другие отвечают, что сама Аколитус порекомендовала проект «Заповедник». Перед тем, как заснуть.
И ухмыляется чуть в стороне лидер главного сообщества на Земле Филип Огаров.
Июль 41 года н.к.э., доктор Гандз
Она сидела на груде серо-зелёных булыжников на краю городского парка и рыдала.
Когда-то здесь наверняка был фонтан, – подумал Гандз. А теперь – одни развалины. И рыдающая барышня.
Вообще-то, Гандз не ожидал здесь кого-то встретить в такую рань. Думал, побродить по утреннему парку, пока ещё нет людей и солнца, подумать, посозерцать природу. И вдруг – находка.
Слёзы текли в три ручья, словно, и вправду, фонтан прорвало. И хлыщет из него неуправляемый поток, но… Гандз застыл. Вгляделся во что-то невидимое перед собой. Может, и неуправляемый этот поток, но чистый и прозрачный. Не каждый день встретишь такой. И, чтобы ни задумала рыдающая леди, оно ей не по плечу. Гандз осторожно подошёл к девушке. Наклонился к пушистым рыжим волосам.
– Могу ли я чем-то помочь юной леди?
– У-у-у-и-и-и… – раздалось из-под волос.
– Простите. Не очень понял, – Гандз присел рядом, на большой треугольный камень.
Девушка подняла голову и вытерла слёзы. Совсем юная, ещё и двадцати нет, похоже.
– Я жду автобус, – прошептала она. – На обочину.
– Простите, но что же столь прекрасное и воздушное создание будет делать в столь неприятном месте?
Девушка часто-часто заморгала, готовясь разрыдаться снова, но потом вдруг резко вскочила, отталкивая от себя Гандза.
– Вы все такие умные, да? Только и умеете, что лезть со своей жалостью или упрекать. А что мне ещё делать прикажете!
– Позвольте, но я не собирался ни жалеть вас, ни, тем более, упрекать. Вообще-то, я спросил, не могу ли помочь?
– Мне уже не поможешь, – опустила она голову. Вспышка гнева прошла.
– Позвольте, я хотя бы угощу вас завтраком. Держу пари, вы собрались в путешествие натощак.
– Автобус. Придёт с минуты на минуту, – она кивнула на небольшой рюкзак у булыжников.
Да уж, многое туда, небось, поместилось. Сменные трусы и зубная щётка…
– Разве это последний автобус? Уверен, завтра будет другой. А может, даже и сегодня. Вы ничего не потеряете, если уделите мне немного времени. Вдруг мы вместе всё-таки что-то придумаем? А нет, значит, сядете на свой автобус.
Рыжеволосая задумалась. В утренней дымке прорезался свет фар. К ним по узкой парковой дороге приближалось что-то большое, серое и тарахтящее.
– Это – не последний автобус, – Гандз протянул девушке руку.
Она ещё раз обернулась на фары и едва заметно кивнула.
Он увёл её в некое подобие ресторана на окраине парка. Во всяком случае, из всех встречавшихся ему здесь забегаловок эта была самой приличной. Даже еда натуральная попадалась.
Гандз заказал себе кофе с печеньем, а девушке – омлет из натурального яйца, травяной чай и шоколадную пироженку.
– Вообще-то, – тихо сказала она, ковыряя омлет вилкой, – следующий автобус только через неделю. Рейс до обочины не слишком популярен.
– Но для чего же вам понадобилось туда ехать? Стирать собственную личность?
– У меня её и так уже считай нет. Никого здесь не осталось. Мои родители и брат работали на заводе на нулёвке, в их цеху случилась авария и… – она больше не плакала, говорила глухо и бесцветно, а потом и вовсе надолго замолчала. Прожевала омлет. Отпила чай. Продолжила. – Сказали, что авария произошла по их же вине, а потому родственникам не полагается никаких компенсаций, – она криво усмехнулась. – Ещё и с меня штрафы списали. У меня нет работы, нет образования. Я собиралась поступать, но теперь все деньги ушли на похороны. Мне даже за жильё нечем платить. Всё равно так или иначе вышлют на обочину, чего ждать?
– Но не всякая же работа требует образования.
– В салоны на четвёртый участок пойти? Нет уж, не хочу. Лучше уж стирание с забвением. И быстрая смерть от токсичных отходов.
– Помилуй, почему же в салоны? Ты можешь устроиться хотя бы официанткой. Временно. Найти более дешёвое жильё. Зачем же сразу – на обочину? И к слову о салонах… Их и на обочине хватает в избытке. И красивых девушек обычно загоняют именно туда, а не на отходы. Вот только там они совсем бесправные. Со стёртой-то личностью. Впрочем, говорят, их даже стирают не до конца. Чувства вроде стыда, там, всякие оставляют. Чтобы развлекаться было интереснее. Живые игрушки для извращенцев, которых даже на четвёртые участки не пускают.
– Я… – девушка смотрела на него большими круглыми глазами. – Я себя изуродую. Я…
– Да послушай же ты!
– Нет, это вы послушайте! Кому нужны официантки?! Всё автоматизировано. Работает, конечно, криво, но владельцам кафе проще найти на свалке бот-гарсона и чинить его до бесконечности, чем платить живой официантке! Думаете, я не пыталась?
– Когда погибли твои родные?
– Месяц и одну неделю назад.
– И ты так быстро сдалась? Завернулась в простыню и поползла к отходам? Посмотри, даже в этом кафе нас обслужил живой официант. Пусть даже за барной стойкой – бот-бармен.
– Вот именно. Один официант у них уже есть, а второй не нужен. Я узнавала. У меня нет времени. У меня не осталось денег. Сама я не смогу, а на отходах… – она вдруг скривилась и тряхнула головой.
Видимо, вспомнила об извращенцах.
– Давай так, – сказал Гандз. – Я выдам тебе кредит. Хватит на пару месяцев. И подскажу, куда подать заявку на получение работы. Если где-то появится свободное место официантки, с тобой свяжутся в числе первых.
Гандз потянулся к личной карте.
– Я… Я не могу. Я вас даже не знаю.
На лице так и читалось: вдруг ты очередной извращенец?
– Прошу прощения, забыл представиться! Как же я мог? Вот, что делают с
