Незнакомая Шанель. «В постели с врагом» - Наталья Павлищева

Шанель, которая всего за день до этого показала свою коллекцию и совсем недавно выступала со статьей в защиту индустрии моды, доказывая, что новыми коллекциями дает работу множеству мужчин и женщин на швейных, ткацких, трикотажных фабриках, не говоря уже о множестве швей, продавцов, представителей торговых и транспортных фирм, глядя на весь этот ужас и слушая взаимные обвинения политиков самых разных уровней, решила, что с нее хватит. До следующей коллекции вполне можно пересидеть в «Ла Паузе».

Удивительно, но страстный обличитель Поль Ириб был с ней согласен, ему тоже куда больше нравились удобства виллы, чем неурядицы Парижа. И его мало волновало, что в руках у демонстрантов были те самые лозунги вроде «Франция – французам!», которые он недавно выдвинул. Он же не ради демонстрации все это печатал, а ради красного словца, и саму Шанель в облике Марианны-Франции рисовал тоже ради продажи «Темуена».

Нет-нет, отвечать за практическое использование своих лозунгов и призывов он не собирался! Пусть уж себе все эти социалисты, коммунисты, радикалы, евреи и прочие разбираются между собой сами.

Антисемитские лозунги Поля Ириба, а с ним и Шанель тоже повисли в воздухе, оказалось, что к самим евреям, как таковым, она ничего не имеет. Разве что к тем, кто обидел лично ее... Но таковых немало и среди французов тоже, не объявлять же войну собственным родственникам из Оверни, которые обрекли на сиротство в обазинском приюте.

А вот здесь Поль Ириб, видно, почувствовал нечто, чем мог зацепить Коко на веки вечные...

Сама Шанель сознавалась, что они любили друг друга страстно, ей это не нравилось, но поделать с собой ничего не могла. Но Коко сознавала и другое:

«Ириб любил меня, но за то, в чем не признавался ни себе, ни мне – он любил с тайной надеждой уничтожить меня. Он мечтал раздавить, унизить меня, он желал мне смерти. Он был бы на седьмом небе от счастья, если бы я целиком принадлежала ему, разорилась, превратилась в немощного паралитика в инвалидной коляске».

Представляете любовь, в которой главное желание – разрушить! Если она осознала все это еще тогда, то какой же властью обладал этот человек над душой Шанель, что Коко даже не сопротивлялась. Ириб подчинил в ней все, Коко отдала ему представительство в фирме, на которую рассчитывала в будущем – «Духи Шанель», по его воле осталась без квартиры и прислуги, хорошо, что не без виллы. Почти исчезли друзья, весь ритм жизни подчинен только одному – здоровью Ириба, потому что у него диабет, нужен распорядок и определенное питание.

Они спрятались от сошедшего с ума Парижа на ее вилле, но и там Ириб не давал покоя. Поль пытался вытащить из Коко все, что только можно, о ее прошлом. Зачем? Словно для того, чтобы держать на привязи даже память. Он заставлял рассказывать и рассказывать о тетушках, у которых она воспитывалась. Шанель позже утверждала, что они даже поехали в овернскую глушь, чтобы разыскать этот дом. И ведь она что-то ему показала, потому что поверила...

Зачем Ирибу было нужно это разрушение? Неужели не понимал, что, разрушив жизнь Шанель, сам останется ни с чем? Но Коко, сама того не сознавая, нечаянно подметила, что Поль просто оказался не испанцем и не баском, и не французом, а никому не нужным. Огромная энергия Ириба была никому не нужна и потому направлена на разрушение. Сначала нечто похожее на политическую борьбу, но, когда стало опасно, Ириб самоустранился и... принялся за ту, за счет которой давно жил...

Мэйбл повезло, она легко отделалась, оставшись с детьми, но без такого мужа. Шанель тоже повезло в известной степени.

Ириб сумел развестись с американской супругой и был готов жениться на француженке. Коко готова выйти за него замуж.

Но вмешалась судьба. В конце сентября 1935 года на теннисном корте виллы «Ла Пауза» Поль Ириб, не завершив партию, вдруг упал и больше не встал. Ириб умер, что называется, среди бела дня и вдруг. Шанель смотрела на него и не могла поверить своим глазам. Судьба снова забирала у нее того, кто мог стать мужем, кого она любила! В ту минуту было наплевать на его розыски тетушек, на его копание в ее душе. Поль Ириб умер – этого было достаточно, чтобы Шанель впала в ступор.

На помощь пришла Мися, на сей раз она вовсе не старалась, чтобы мучения подруги продлились как можно дольше, она действительно сочувствовала и поддерживала...

Шанель снова (в который уже раз!) оставалась одна. И в который раз ее спасла работа.

Тогда еще никто не знал, что все споры о том, что носить в следующем сезоне, ненадолго, что совсем скоро мысли займут другие темы, потому что до начала войны оставалось меньше трех лет.

Это были беспокойные годы забастовок, протестов, смены правительства... Вопросы империи моды, несмотря на ее нужность и множество рабочих мест, отошли на второй план. На первый вышла предстоящая война, а потом оккупация и ее последствия. Для Шанель тоже.

ГЛАМУРНАЯ ОККУПАЦИЯ

Париж всегда Париж

В 2008 году в Париже проходила выставка фотографий, сделанных Андре Зукка по заказу журнала «Signal» – «Парижане под оккупацией» («Les Parisiens sous l’Occupation»). Снимки рассказывали о жизни Парижа в 1942—1944 годах.

Мэрия французской столицы запретила рекламу выставки, да и сама выставка состоялась всего раз и проходила недолго, хотя интерес вызвала огромный.

Можно по-разному относиться к этим фотографиям, все же журнал «Signal» контролировался оккупационными властями (такие журналы издавались во всех оккупированных странах на 30 языках), фотографии делались по заказу и заведомо должны были показать мирную жизнь Парижа. Действительно, на снимках довольные, даже нарядно одетые люди идут по своим делам, гуляют, покупают мелочь у уличных киоскеров, сидят в кафе, слушают музыку, везут на продажу мясные туши, выбирают на лотке овощи... Фотографии цветные, день выбран солнечный.

Монтаж? Едва ли, это явно не постановочные снимки. Людей не заставишь вот так заниматься делами или отдыхать, а мальчишек ревниво разглядывать катание приятеля на роликах, завистливо сравнивая его со своим собственным, слушать аккордеон, наблюдать за игрой взрослых в карты... Озабоченное лицо только у пожилой женщины с нашитой на черную одежду желтой звездой...

Просто Париж – это не Сталинград или Минск, где шли бои за каждый дом, не Ленинград или Роттердам, которые немцы норовили сровнять с землей многотонными бомбами, это не Москва или Лондон, где немало разрушений от налетов... В Париже была оккупация, но не было ВОЙНЫ, что очень и очень важно. Не будем обсуждать, правильно или нет поступили те, кто сдал Париж практически без боя, насколько успешно воевали там бойцы Сопротивления, но надо признать, что жизнь в городе во времена оккупации не остановилась, она лишь ненадолго притихла в самом начале.