Жизнь и любовь дьяволицы - Фэй Уэлдон

— Это будет дорого стоить, — предупреждают они ее. — Такие дела иногда тянутся годами.

— Ох, Боббо, — вздыхает Мэри Фишер. — Если бы ты не изменял мне, ничего бы этого не случились! — Она еще не успевает закончить, как видит, что любовь утекает куда-то из его глаз — и, странно, словно по закону сообщающихся сосудов, наполняет ее глаза. Ее судьба определена навек: чем меньше любит он, тем больше она.

Кто-то стучит в дверь Высокой Башни в три часа ночи. Полиция. Мэри Фишер звонит адвокатам, которые живут за ее счет в роскошной отеле, но они не понимают, чего она от них хочет. Переводчик куда-то отлучился. Боббо уводят.

Наутро переводчик появляется, и она слышит: «Лишение свободы — главный вопрос любого законодательства, это на девять десятых и есть закон. Постараемся сделать, что сможем». И адвокаты стараются, но просто поразительно, как мало они могут. Они подают прошение об освобождении арестованного под залог, начинают готовить аргументы для защиты в суде и в то же время заняты еще одним чрезвычайно сложным и деликатным делом о предоставлении им самим политического убежища. Глупо ведь покидать страну, где живут такие Мэри Фишер!

Мэри Фишер выставляет один из своих домов на продажу, хотя рынок недвижимости переживает не лучшие времена. Адвокаты заявляют, что одного дома на все не хватит. А кстати, сколько их у вас? Только три? О Боже! Ну, ладно, до суда, может, как-нибудь и дотянем. Слушание начнется месяцев через девять. Раньше и думать нечего. Сами знаете, какие сейчас времена, к тому же судьей назначен некто Генри Биссоп — человек непредсказуемый, авторитетный и страшно занятой. Но они сделают все от них зависящее, чтобы вызволить Боббо под залог, вернуть его в объятья Мэри Фишер.

Гарсиа больше не навещает по ночам Мэри Фишер. У него пропала всякая охота. Его радуют доносящиеся из спальни рыдания. Чего ради он должен ее успокаивать?

Мэри Фишер лежит ночью одна, и не спит, и плачет в тоске по Боббо. Он ей и ребенок, и отец, кто угодно — все на свете. Одно только утешение: в тюрьме он вряд ли сможет ей изменить.

Над Высокой Башней созвездия кружат свой обычный хоровод, как будто ничего не случилось здесь, на земле. Мэри Фишер гадает, видит ли Боббо из своей тюремной камеры это небо, думает ли о ней. Почему-то когда она приходит к нему на свидание, у нее не поворачивается язык спросить его об этом.

23

Судья Генри Биссоп жил в большой роскоши в доме на холме, откуда открывался прекрасный вид на город. Дом был построен из рыжеватого бетона, расчерченного на аккуратные прямоугольники и до блеска отполированного: похоже на мокрый кирпич. Вокруг на площади в один акр зеленела искусственная трава, которую не нужно подстригать — достаточно лишь помыть из шланга. Судья боялся воров, изрядно повидав их на своем веку, поэтому в доме было несметное количество замков, задвижек, засовов и металлических решеток. Но суровую необходимость постарались обернуть на пользу эстетике — все эти препятствия на пути грабителей были изобретательно и с большим вкусом выполнены мастерами художественной ковки. В зависимости от ракурса, дом выглядел по-разному: то как старинный замок, то как современный дом-бунгало.

Внутри, в комнатах, всюду лежали пурпурного цвета ковры — такие пушистые, что пушистее уже не бывает, кругом были понатыканы какие-то маленькие светильнички с ярко-розовыми атласными абажурами, расшитыми золотой тесьмой, пухлые диваны щеголяют баснословно дорогой оранжевой кожей. Стены были украшены полированными панелями — фанеровка под красное дерево — или темно-красными обоями под ткань, какие часто видишь в индийских ресторанах. Все это отражало вкус леди Биссоп, отнюдь не самого судьи, но он сознательно предоставил ей тут полную свободу действий — впрочем, только тут и ни в чем больше. Он любил наблюдать за выражением лиц визитеров, когда приглашал их пройти в гостиную, — уловить беглую тень замешательства, с которым уже в следующее мгновение гость умело справлялся. Во многом благодаря этой способности подмечать перемены в выражении лиц и быстро находить им психологическую мотивировку судья и заслужил репутацию необыкновенно проницательного человека. И он никогда не упускал случая попрактиковаться в этом искусстве.

Наивно полагать, размышлял судья, будто достаточно одного природного дара, чтобы тут же распознать лжеца. Нет, талант требует работы, его нужно неустанно развивать — и тогда обязательно увидишь: этот трет ухо, тот провел языком по пересохшим губам, другой на долю секунды отвел в сторону взгляд.

— Ну как, нравится?

— Да, конечно, господин судья. Изумительно!

— Это все моя благоверная. Она у меня наделена редким вкусом, вы не находите?

— Да-да, разумеется!

— И сама прехорошенькая! Как по-вашему?

— Очень, очень мила! Вам крупно повезло, господин судья.

Вранье, кругом одно вранье!

Леди Биссоп, хоть и была значительно моложе своего супруга, красотой не блистала. Поэтому он и остановил на ней свой выбор. Он всегда боялся поддаться соблазну красоты — боялся иронии судьбы. Примеров он наслушался и навидался на своем веку предостаточно. Пойдешь послушать концерт — вор тем временем умыкнет у тебя из дома дорогостоящий рояль; закажешь художнику портрет жены — глядь, она с этим же художником и сбежала; залюбуешься прекрасным цветком, начнешь растроганно изумляться вечному чуду творения — и в один миг твоя хватка ослабела, и мироздание покачнулось, и на тебя со всех сторон обрушиваются самые непредсказуемые беды. Если судья Биссоп мысленно рисовал себе образ Господа Бога, ему виделся великий небесный сценарист, который, как блины, печет забористые, но сомнительные по качеству сюжеты, обильно уснащая их самыми невероятными событиями, совпадениями и мотивировками.

Итак, леди Биссоп не принадлежала к тем женщинам, с которыми убегают художники и из-за которых может пасть Троя. У нее был большой нос и скошенный подбородок, тусклый взгляд и вечно скорбное выражение лица. Она родила судье двоих сыновей — оба получились похожими на нее, оба тихие, вежливые. Судья воспитывал их теми же методами, какими в свое время учили уму-разуму его самого; то есть, если они почему-то выводили его из себя, он хватал первое, что попадалось под руку — земля, песок, соль, — и запихивал им в рот. Тут были определенные неудобства, но способ отличался безопасностью для здоровья (если соблюдать чувство меры), быстротой и эффективностью. Чем старше становились дети, тем старательнее они следили за тем, чтобы никоим образом не досаждать родителю и не выводить его из равновесия. Он полагал, что им это только на пользу, и если леди Биссоп придерживалась другого мнения, вслух она его не высказывала.