Жизнь и любовь дьяволицы - Фэй Уэлдон

А Руфь ненадолго вернулась к сестре Хопкинс и агентству Весты Роз.

— Дорогая моя, — сказала она, — пришло время нам расстаться.

Сестра Хопкинс горько заплакала.

— Никогда не жалей себя, — сказала ей Руфь, — и не вини родителей за все свои беды. Пусть они напрасно давали тебе в детстве гормональные препараты, но они любили тебя и желали тебе добра, и, самое главное, они оставили тебе деньги. Деньгами нужно пользоваться, а не молиться на них. Я оставляю тебе агентство Весты Роз — управляй им; и Ольгиного мальчика — люби его. Это мое наследство, и у тебя с ним будет достаточно хлопот, особенно с мальчиком, — больше чем достаточно, чтобы убиваться по мне.

— А что у тебя в чемодане? — спросила сестра Хопкинс. — И куда ты держишь путь?

— В чемодане деньги, — сказала Руфь. — А путь я держу в мое будущее.

Исчезнуть со сцены было самое время. На следующей неделе в офис Боббо пожаловали аудиторы с ежегодной проверкой финансовой отчетности. На этот раз они возились с бумагами неслыханно долго, тормозя ему всю работу, и Боббо уже начал подозревать их в некомпетентности.

А затем явился полицейский.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — возмутился Боббо.

— Только не пытайтесь строить из себя невинную овечку, не надо! — сказал полицейский. — Нам все известно. Шустренькая мисс Элси Флауэр натянула вам нос. Интересно, где ж вы с ней собирались начать новую жизнь? Небось в Южной Америке?

— Элси Флауэр? — растерянно повторил Боббо.

— Кто это? — Он честно старался, но вспомнить ее не мог. Начальники редко запоминают машинисток.

22

Мэри Фишер живет словно в бреду. Что происходит? Оказалось, что ее счастье почему-то налито в дырявый таз, и с каждой минутой оно куда-то утекает, и сделать ничего нельзя. Сначала письмо от какой-то девицы, утверждающей, что Боббо с ней спит. Боббо все отрицает, разумеется, не признаваться же ему! Мэри Фишер теперь понимает, что письма такого рода чаще всего говорят правду, а это письмо и подавно. Она также понимает, что за счастьем всегда следует несчастье, за удачей — неудача. Что любить значит стать уязвимой для ударов судьбы, самой навлекать на себя ее гнев. В конце концов Боббо уже не отрицает — ладно, говорит, сдаюсь, было дело, но все в прошлом, все несерьезно, какая-то машинисточка — сегодня пришла, завтра ушла, и скатертью дорога, ха-ха; Мэри, моя дорогая, лишь тебя я люблю, ты мое солнце, моя жизнь, ты звезда моя путеводная; ну как же ты можешь так унижать себя, так расстраиваться из-за письма какого-то ничтожества? Злобного ничтожества, заметь! И Мэри Фишер прощает его — что же ей еще остается делать? Разве только потерять его, но если она потеряет его, ей кажется, она умрет.

Да и как она может не простить, как может не простить, когда следы от прикосновений Гарсиа на ее теле еще не стерлись? И все же, все же, почему так: что кошке игрушки, то мышке слезки?

Мэри Фишер живет в Высокой Башне у самого моря, за толстой стеной достатка и права на неприкосновенность частной жизни, в полном единении с природой. Было время, она лишь издали кокетничала с миром по ту сторону стен, но сейчас, вместе с любовью, этот мир врывается в ее жизнь — за валом вал. Сперва дети ее возлюбленного, затем ее собственная мать, и вот наконец полицейский, который стучится в ее дверь. То-то доберманы подняли такой лай, то-то они пританцовывают, дрожа от возбуждения! Она в недоумении, и Боббо тоже в недоумении.

— Вот ведь несчастье! Какой-то злой рок, не иначе, — говорит она.

— Это ты, ты во всем виновата, — говорит он.

Мэри Фишер шатает, как от удара. Неужели и вправду так? Выходит, что так. Кто, как не она, если разобраться, спровоцировал эту любовь — на горе им обоим? Кто, как не она, в те далекие беззаботные дни, когда любви еще не было и в помине, велел Боббо отвезти ее домой, кто позволил ему переступить через Руфь, кто лишил детей матери, кто?.. Не счесть всего, за что она в ответе.

Боббо рыдает.

— Наверное, мне все это снится, какой-то безумный кошмар, — говорит он, ставя уже под сомнение реальность земли, по которой она ступает.

Мысленным взором она видит, как Высокая Башня начинает качаться, рушится и превращается в никому не нужные руины. Что ж, все может быть.

Гарсиа стоит в дверях и слушает. Он с наслаждением следит за крахом обитателей Высокой Башни.

— Чем выше влезешь, — говорит он мне, — тем больнее падать. Закон природы, справедливый закон.

— Природы или не природы — это еще вопрос, — смеюсь я в ответ. Дьяволицам природа не указ: они сами создают себя — из ничего.

Полицейские наведываются в Башню, когда Мэри Фишер нет дома. Они устраивают обыск и находят сложенный листок — письмо Элси Флауэр — в шкатулке с драгоценностями Мэри Фишер, в запертом на ключ выдвижном ящике, среди жемчужных ниток и брошек с изумрудами, которые она хранит в силу ностальгической сентиментальности, втайне от ненаглядного Боббо. Она все же не до конца порвала с прошлым ради настоящего — нет, не до конца.

Гарсиа сам подводит их к заветной шкатулке. Ни стыда, ни душевных терзаний он не испытывает. Она первая предала его. Прежде она была для него солнце в небе, а теперь — ничто. Связалась с Боббо и стала сама как он. Ничто.

Полиция накладывает арест на офис Боббо, опечатывает двери, конфискует все бухгалтерские документы.

— Ничего не понимаю, — в который раз повторяет он. — Мэри! Я люблю тебя.

Мэри Фишер сидит в Высокой Башне и ждет, что друзья придут ей на помощь, но все словно воды в рот набрали. Да и что они могут сказать? Твой любовник, твой друг сердечный, взял и прикарманил наши денежки. А мы ведь литераторы, люди не от мира сего, непрактичные, доверчивые. Полюбуйся, что с нами сделали по твоей милости. Твой сердечный — вернее, бессердечный — друг едва не сбежал со своей машинисточкой, только она заграбастала деньги первая, и поминай как звали. Из сострадания к Мэри Фишер друзья хранят молчание.

Боббо сидит в Высокой Башне, и на душе у него с каждым днем все чернее. Он забывает бриться, кожа на подбородке становится дряблой, щетина — седой.

— Ты еще веришь в меня, любимая? — спрашивает он.

— Я в тебя верю, — говорит Мэри Фишер.

— Тогда спаси меня! — просит он.

Мэри Фишер нанимает самых дорогих в мире адвокатов. Они разбросаны по всему свету, но она оплачивает им дорогу, и они прилетают. Никто из них не говорит свободно по-английски, и ей приходится нанять еще и переводчика.

— Это будет дорого стоить, — предупреждают они ее. — Такие дела иногда тянутся годами.

— Ох, Боббо, — вздыхает Мэри Фишер. — Если бы ты не изменял мне, ничего бы этого не случились! — Она еще не успевает закончить, как видит, что любовь утекает куда-то из его глаз — и, странно, словно по закону сообщающихся сосудов, наполняет ее глаза. Ее судьба определена навек: чем меньше любит он, тем больше она.