Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте

Доктор Монтсеррат Камбра поднялась на знакомый этаж в квартале Барселонета, преисполненная гораздо большей уверенности, чем накануне. Было уже около одиннадцати утра. В доме она нашла лишь двух африканок.

— Аяч сегодня утром ушел на телеграф, позвонить в Африку, — объяснила Фатима, пригласив ее войти.

— Не важно. Откровенно говоря, я зашла взглянуть на ребенка. Как прошла ночь?

Фатима улыбнулась:

— Он много плакал, но сейчас спит.

Монтсе вошла в комнату женщин. Младенец жалобно всхлипывал. Она достала из сумки купленные в аптеке лекарства и разложила их на небольшом столике.

— Сейчас согреем бутылочку и дадим ему теплого молока с анисом. Он должен пить много жидкости. — Она говорила, осторожно распеленывая младенца. — И помажем вот тут, чтобы снять раздражение.

Африканки безропотно ей повиновались. Монтсе провозилась с ребенком почти час, пока он не успокоился и наконец не заснул. Она хотела уйти, но женщины ее не отпустили. Они отвели ее в гостиную и начали заваривать чай. Их доброта и благодарность ободряюще подействовали на измотанную Монтсе. Тем временем вернулся Аяч Бачир.

— Аяч говорил, он наверняка сможет побольше разузнать о человеке на фотографии. Бачир Баиба знает всех людей на свете.

— А кто такой Бачир Баиба?

— Это отец Аяча. Он работает в министерстве, в Рабуни. И знает всех на свете. Он был испанским солдатом.

Когда африканец вернулся, он был очень рад ее снова увидеть. Он звонил своим родственникам в Алжире и тщательно записал все услышанное на бумажку.

— Этого человека и вправду зовут Сантиаго Сан-Роман, но сейчас он больше известен под именем Юсуф. Мой отец совершенно точно уверен в своих словах — он не мог ошибиться.

— Тогда почему же меня уверяли, что он мертв?

— Не знаю. Скорее всего, сработало правило четырех пальцев.

Монтсе не поняла, что он имеет в виду, и недоуменно на него посмотрела. Африканец улыбнулся:

— Так говорят в моей стране. Между тем, что выходит изо рта, и тем, что попадает в уши, — расстояние ровно в четыре пальца, но иногда эта дистанция может быть больше, чем вся пустыня Сахара.

Монтсе с интересом выслушала эти объяснения. Находящиеся тут же африканки тоже не пропускали ни одной детали.

— Этот Сантиаго Сан-Роман женился на тете моей покойной супруги. Отец был знаком с ней. Ее звали Андия. Отец говорит, она была необыкновенно красива. Она умерла три или четыре года назад.

— А Сантиаго?

— Он-то как раз жив! Отец видел его год назад в Ауссерде. По его рассказам, у него не все в порядке со здоровьем. Он очень необычный человек. Отец говорит, что его чуть было не расстреляли в Эль-Айуне за кражу взрывчатки из полка. Прямо как в кино! Мой отец очень благодарен ему за все, что он сделал. Этот человек всегда был настоящим другом нашего народа.

Монтсе молчала. Ей было трудно представить себе, что Сантиаго сейчас столько же лет, сколько ей, что он тоже постарел. Она думала о прошедших годах, не оставивших в памяти следов. Потом задумалась об этой женщине, Андии, о которой не знала ничего, кроме имени. Странное ощущение ревности, наивной, как у подростка, вдруг охватило ее. Она улыбнулась своим чувствам. Фатима подняла на нее глаза:

— Этот мужчина был твоим женихом?

— Этот юноша. Для меня он навсегда останется молодым парнем. Да, он был моим женихом. То есть даже больше чем женихом.

— Такое нельзя забыть, — уверенно сказала Фатима.

— Да нет, я уже много лет не вспоминала о нем. Забавно: я чуть было не родила ребенка от этого человека, а вот лица его почти не помню. Мы вдвоем наделали много глупостей, но ни одна из них не обернулась таким ужасом, какой потом сотворила я одна. Я все спрашиваю себя: чем он занимался, пока я проживала свою жизнь так, будто в любой момент могу начать все сначала?!

Монтсеррат Камбра поднесла к губам стакан с горячим чаем. Фатима смотрела на нее, не решаясь прервать расспросами задумчивое молчание гостьи. Монтсе заглянула в темные глаза африканки. Она была очень красивой. Интересно, Андия была такой же красавицей? И снова непонятно откуда взявшаяся ревность кольнула сердце, развеселила ее и даже заставила рассмеяться.

Задолго до рассвета тишину прорезал шум моторов грузовиков, разъезжающих между хижинами в селении. Иностранка знала, что сегодня необычный день — день мусульманской Пасхи. В глубине палатки, рядом со старым деревянным сервантом, который, казалось, пережил кораблекрушение, были аккуратно развешаны праздничные одежды для детей из семьи Лейлы. У нее было столько маленьких родственников, что Монтсе была не в состоянии запомнить их всех по именам. Да и братьев и сестер медсестры она не очень хорошо различала между собой. Она никак не могла разобраться в их сложных родственных связях, да и с общением были проблемы. Женщины семьи едва говорили по-испански, хотя неплохо ее понимали.

Предыдущим вечером в хижине допоздна толпились люди. Большинство из них были солдаты срочной службы, которых отпустили в недельный отпуск, чтобы те могли отпраздновать Пасху с семьей. Некоторые из них не видели своих жен и детей по десять месяцев. Монтсе пришлось как маленькой девочке упрашивать Лейлу разрешить ей лечь в тот день попозже. Ее умиляло, с какой поистине материнской нежностью и заботой относится к ней эта молоденькая медсестра.

Когда она проснулась, Лейлы рядом не было. С улицы доносился ее голос, что-то выговаривающий юным племянникам. Хотя она и поспала совсем немного, Монтсе чувствовала себя прекрасно отдохнувшей. Лучики солнца, проникавшие сквозь занавеску, щекотали кончики пальцев на ее ногах. Она потянулась с таким наслаждением, с каким не делала этого уже много лет.

Когда она вышла в небольшой дворик, Лейла начала отчитывать ее за то, что та поднялась так рано.

— Сегодня слишком хороший день, чтобы тратить его на сон, — весело ответила Монтсе. — К тому же я хочу пойти с тобой на праздник.

— Нет, я не иду. Ты поедешь с Брагимом и моей сестрой. Я должна готовить еду и помочь соседям на обряде обрезания.

Монтсе кивнула и отвлеклась от разговора, пытаясь восстановить мир среди детей, дравшихся за то, кто будет держать ее за руку.

У Брагима были крупные зубы, покрытые пятнами от чая, и глаза, красноватые от сухого ветра Сахары. Он плохо объяснялся по-испански, но не переставал весело болтать всю дорогу. Он вел машину, крепко держась обеими руками за верх рулевого колеса и, как большинство африканцев, не выпускал из зубов трубку. С лица его не сходила улыбка. Монтсе почти ничего не понимала из его монолога, но ей нравилось слушать неумолчное стрекотание парня. Она не знала, в какой степени родства он находится с Лейлой — брат он или свояк. Сестра Лейлы сидела между ними, не произнося ни слова. Монтсе спросила Брагима, не жена ли ему эта девушка, но тот лишь рассеянно улыбнулся, как будто не понял вопроса. В открытый кузов пикапа набилось больше дюжины детей из семьи Лейлы и соседних хижин. Они мастерски держали равновесие, подпрыгивая на каждой кочке, и радостными криками приветствовали все встречные автомобили. Через десять минут они прибыли на место празднования. На последнем километре поверхность пустыни превратилась в металлическое одеяло, сплошь состоящее из легковушек и грузовиков. Тысячи людей собирались в гигантский круг. Черные и голубые тюрбаны ярко выделялись на песке цвета охры.

Монтсе была одета в платье Лейлы. На голове у нее была надета голубая melfa, чтобы не привлекать особенного внимания. Мужчины держались вместе, читали молитвы, негромко переговаривались. Женщины молча стояли в стороне. Брагим и сестра Лейлы тоже разошлись. Монтсе присоединилась к женщинам. Она старалась все делать, как они. Уселась на землю и приложила руку к глазам, чтобы не пропустить ни одной детали из происходящего. Там среди огромной толпы кто-то громко читал Коран, отчетливо выговаривая слова в мегафон. Стихи древней суры затейливой арабской вязью поднимались в голубое небо пустыни. Монтсе старалась не выделяться среди женщин, но африканки поглядывали на нее несколько удивленно. Никто, однако, не задавал праздных вопросов. Хотя церемония уже началась, автомобили не переставали прибывать.

Примерно через полчаса чтение Корана прекратилось, и все заговорили в полный голос. Монтсе старалась не отходить далеко от сестры Лейлы и повторять все ее движения. Но, когда она поднималась с земли, заметила мелькнувшее в толпе женское лицо, заставившее ее похолодеть. Это наваждение длилось всего несколько секунд, потому что женщина быстро повернулась к ней спиной и скрылась среди галдящих людей. Монтсе показалось, что это Аза. Эта мысль молнией пронзила ее мозг и заставила сердце учащенно забиться. Она хотела позвать ее, но в последний момент сдержала крик. Ей совершенно не хотелось привлекать к себе излишнее внимание, а уж тем более предстать перед всеми истеричкой.