Духи в зеркале психологии - Владимир Лебедев

Если глаза человека называют зеркалом души, то голос — ее эхом. Интонация не только отражает переживания, но и передает отношение человека к тому или иному событию, его самочувствие, темперамент, уверенность или неуверенность в себе. Томас Манн писал, что человеческий голос — «это какая-то раздетость, что-то интимно обнаженное».

Особенно тонко реагируют на оттенки голоса слепые. «Я полагаю, — рассказывает одна слепая, — что душа человеческая открывается для нас больше, чем для зрячих, — голос передает ее состояние более непосредственно, более искренне, чем выражение лица. Люди, обреченные довольствоваться слухом, большей частью вырабатывают способность наблюдать и изучать самые тонкие изменения голоса. Приходится обращать внимание не только на звук голоса, сколько на его музыкальный тембр: доброта или жестокость, благосклонность или озабоченность, глупость, ум, расположение к неопределенности или мечтательности — все это передается ударениями, вибрациями, его уклонами и изгибами, его очертаниями и контурами».

Вот один любопытный факт. В прошлом веке начальником одного участка полиции в Лондоне служил человек, который ослеп в раннем детстве. Он был прозван «поимщик воров» за то, что по голосу точно определял достоверность показаний и узнавал рецидивистов.

Если в нормальном состоянии человек может скрыть свои эмоции, то в состоянии аффекта сделать это практически невозможно. На картине И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван» на лице царя и особенно в глазах запечатлена типичная инстинктивная реакция ужаса, проявляющаяся в широко открытых глазных яблоках с видимым их выпячиванием и заострением черт лица (в области лба наблюдаются мимические признаки душевной боли). Поза сына, его лицо передают признаки коллапса, обусловленного травмой и сильным кровотечением.

Трудно скрыть эмоции и при целом ряде заболеваний, в частности при астенизации. Интеллектуальный мир больного, его физическое и моральное самочувствие несложно читать на его лице с большой степенью достоверности. Это объясняется тем, что болезнь создает определенную настройку подкорковых ядер, управляющих мимикой.

Но выражению лица больного основоположник научной медицины Гиппократ мог точно поставить диагноз. В современные учебники по терапии прочно вошел симптом «Гиппократова маска», являющийся признаком тяжелых заболеваний брюшины, — заостренные черты, запавшие глаза. В обиходной речи врачей нередко можно услышать термин «омега меланхолика», говорящий о переживании скорби: на лбу поперечная складка, внутренние концы бровей приподняты, углы рта опущены, в глазах тоска.

В мимике и пантомимике отражаются не только динамические, преходящие эмоциональные состояния, но и устойчивые качества личности. К ним следует отнести темперамент, который можно определить по поведению человека. Вот как описывает встречу с И. П. Павловым художник М. В. Нестеров: «Не успел я осмотреться, сказать несколько слов, ответить на приветствия супруги Ивана Петровича, как совершенно неожиданно, с какой-то стремительностью, прихрамывая на одну ногу и громко говоря, появился откуда-то слева, из-за угла, из-за рояля сам «легендарный человек»… Целый вихрь слов, жестов понесся, опережая друг друга… более яркой особы я и представить себе не мог». Даже не будучи искушенным человеком в области психологии, по описанию поведения можно заключить, что Павлов относился к холерикам.

Впервые правильное объяснение связи между присущей лицу выразительностью и обусловленными мимиком «гримасами» сделал Леонардо да Винчи. Великий живописец в качестве моделей для исследований в области физиогномики выбирал пожилых людей, считая, что изменения, происшедшие в их лице, выявляют пережитые страдания и чувства, а морщины, подобно карте, отражают судьбу человека.

«Лицо человека, — утверждал В. Гюго, — вылеплено его совестью и жизнью. Оно итог множества таинственных воздействий, оставляющих на нем свой след». Над связью экспрессии лица и характером задумывался Ч. Дарвин. «Что есть научного в так называемой науке о физиогномике, — рассуждал он, — зависит, кажется, от того, что каждый индивидуум сокращает преимущественно только определенные мускулы лица, следуя своим личным склонностям. Эти мускулы могут быть сильнее развиты, и потому линии и морщины лица, образуемые их обычным сокращением, могут сделаться более глубокими и видимыми».

С большой долей вероятности можно утверждать, что морщины вокруг глаз свидетельствуют о веселом характере, искренней смешливости. Известен и мимический эквивалент волевого характера — сдвинутые брови, поперечные складки на лбу. Таким образом, сложный комплекс мимических движений, отдельного человека хотя и совершается по общим законам физиологии и анатомии, но отражает в своих функциях приобретенные, сформировавшиеся в течение жизни черты характера.

Для того чтобы лучше понять, как «считываются» личностные особенности при восприятии человека человеком, обратимся к творчеству художников-портретистов.

Зеркало, как и фотография, не всегда верно повторяет оригинал. Причин тому много: нехарактерное выражение лица, случайная поза и т. д. «Фотография, — писал Ф. М. Достоевский, — застает человека как есть, и весьма возможно, что Наполеон, в иную минуту, вышел бы глупым, а Бисмарк нежным. Совершенно иное дело портрет, выполненный талантливым художником».

Художник Б. В. Иогансон вспоминает, как однажды ему довелось увидеть известного коллекционера живописи М. А. Морозова рядом с его портретом работы Серова: «Я был потрясен тем обстоятельством, что это было не только похоже, но это было гораздо больше, чем похоже. Парадоксально выражаясь, Морозов был гораздо больше «похож» у Серова, чем в натуре. Мастер сумел найти то, что выражает подлинную сущность этого человека». Известно, что, когда Веласкес окончил портрет папы римского Иннокентия X, тот воскликнул: «Слишком правдиво!»

Талантливый художник, изображая портретируемого таким, каков он есть, раскрывает в нем то, что порой недоступно глазу непрофессионала. Преодолевая временную ограниченность своего искусства, художник выбирает такой момент, в котором сконцентрированы не только наиболее характерные, типологические черты изображаемого человека, но и вся его жизнь — его прошлое, настоящее и даже будущее.

Гегель писал: «…одно дело передать лицо в тех поверхностных и внешних чертах, которое лицо спокойно сидящего перед портретистом человека являет ему именно в данный момент, и совершенно другое дело уметь изобразить те истинные черты, которые представляют собою выражение самой настоящей души данного человека».

Чтобы постигнуть оригинал и воплотить его в психологический портрет, у художника, как говорил М. В. Нестеров, «должен быть особый глаз на лицо человеческое, зоркий и чуткий». Путь от восприятия оригинала к созданию портрета у каждого художника индивидуален, но всех их объединяет одна общая закономерность — стремление к активному изучению духовного облика портретируемого.

Художник П. Д. Корин как-то сказал шутя, что, прежде чем начать портрет, он должен выпить с оригиналом не одну чашку чая. К. И. Чуковский в своих воспоминаниях рассказывает, что, когда Репин писал его портрет, он ездил на лекции Чуковского, читал написанные им книги. Чуковский назвал этот период «медовым месяцем». Такие месяцы у Репина были с Короленко, Шаляпиным, Бехтеревым и многими другими. Художник говорил Чуковскому, что «он влюбляется в портретируемого во время работы над его портретом. Эта временная влюбленность портретиста в натуру всегда поражала меня своей внутренней, я сказал бы, профессиональной целеустремленностью, неясной ему самому», — пишет Чуковский.

Художник, постоянно работая с натурой, прекрасно чувствует ее характер. Это подтверждают исследования профессора А. А. Бодалева. Перед людьми различных профессий ставилась задача в течение короткого промежутка времени определить характерологические особенности незнакомого человека. С этой задачей лучше всего справились из мужчин художники-портретисты и скульпторы, из женщин — актрисы. Кстати, секрет повышенной эмпатии Лафатера заключается в том, что он был художником-портретистом. Это одно из условий, как нами показано, которое позволяет развить интуитивное восприятие душевного склада других людей. И еще немаловажный момент. Лафатер не только читал проповеди, но и исповедовал прихожан. На исповеди люди делились с ним своими мыслями, переживаниями, рассказывали о совершенных «грехах». То, что исповедь способствует развитию эмпатии, говорят многие наблюдения.

В романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» есть образ старца Зосимы Его прототипом, как утверждают современники, явился старец Амвросий (в миру А. М. Гренков), с которым писатель встречался в монастыре Оптина Пустынь. «Про старца Зосиму говорили многие, — пишет Достоевский, — что он, допуская к себе столь многие годы всех приходящих к нему исповедовать сердце свое и жаждущих от него совета и врачебного слова, — до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда па лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно и даже какого рода мучения терзают его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово».