Ангел смерти - Себастиан Кейн

то трюк!». Он посмотрел на старика, так неожиданно появившегося в его комнате. Но тогда кто это?

Человек тихонько кашлянул.

– Действительно, господин Этос, мы не должны заставлять ждать господина Гадюку, вы не находите?

Мгновение Этос стоял, как замороженный, затем медленно выпрямился и спрятал кинжал.

– Отлично, – сказал он, принимая решение. – Веди.

Слуга кивнул, развернулся и, не оглядываясь, направился к двери, ведущей в коридор.

Этос задержался лишь на миг, а затем последовал за ним. Всего мгновение, как слова незнакомца перевернули весь мир Этоса. Он был не один? Здесь были и другие?

Мужчина представился как Энтрус, и юноша успел рассмотреть одежду и оценить его появление так, как учили. Слуга был одет в шелка восточной моды, в которой Этос не очень-то разбирался. Одежда сидела на нём так, что не сковывала движений. Сам человек ходил совершенно прямо, чеканным шагом, очень энергичным для его возраста. Он был чисто выбрит, абсолютно седые волосы аккуратно подстрижены, и казалось, что в его молодости их цвет был таким же. У слуги были серые глаза, плотно сжатые губы и покрытое морщинами лицо, на котором читалось выражение неколебимого спокойствия.

Этос ожидал, что мужчина поведет его вниз, к тем помещениям дома Гадюки, на которых было запрещено находиться, но к его удивлению, путь их вел наверх, к залам, которые он хорошо знал.

Наконец Этос заговорил.

– Есть ли другие...ученики в этом месте? Молодые люди, как я, что обучаются?

Слуга отвесил поклон.

– О да, господин. Не много, и слово «молодой» является скорее относительным, но есть и ругие.

В голове Этоса роилась куча вопросов.

– Я увижу их?

– В свое время, возможно. Обучение очень индивидуально. Некоторые всё ещё находятся на стадии изоляции, а некоторые продвинулись уже далеко и больше не считаются простыми учениками.

Этос задумался над этим.

– Звучит так, будто их здесь много. Почему я никогда их не видел?

Слуга покачал головой.

– На самом деле их не очень много. Около тридцати. Новые приходят вместо тех, что умерли при подготовке, так что их число никогда не бывает постоянным. И, естественно, Гадюка приказал, чтобы у Вас не было никаких контактов во время изоляции. Ни один ученик не смеет ослушиваться его приказа.

Этос принял это к сведению.

– Почему же я не замечал никаких признаков того, что есть другие?

– Те, что давно вышли из изоляции, достаточно хорошо обучены, чтобы суметь скрыть своё присутствие. И, разумеется, те, что находятся в изоляции не знают о присутствии других людей. Кроме того, огромные размеры дома Гадюки позволяют ученикам не сталкиваться друг с другом.

– Они знают о моем присутствии? Они...наблюдали за мной?

– Некоторые из них. Вполне возможно, один из них следит за тобой прямо сейчас.

Этос осмотрелся и взглянул на безликие стены коридора. Казалось, там не так много мест, в которых мог спрятаться наблюдатель, но неприятный холодок так и полз по спине. Всё это время он никогда не чувствовал скрытых глаз.

– Вот там, сэр, – сказал Энтрус, указывая на что-то. Юноша с удивлением посмотрел на только что замеченную дверь.

– Это восьмиугольные палаты? – спросил он, проходя мимо старика к открытой двери. Он знал это место как комнату обучения. – Она имееет шесть стен, а не восемь. И я думаю, это комната обучения.

– Это… – сзади послышался холодный и четкий голос Гадюки.

Этос развернулся и увидел Гадюку, стоящего на том самом месте, где секунду назад был слуга. Волосы мастера-убийцы были в белой краске, и намного короче, чем на самом деле, а на лице, в основном вокруг глаз и щёк, лежали следы грима.

– Где?.. – начал Этос, как внезапно понял, что произошло.

– … маскировка, – как ни в чем не бывало ответил на вопрос Гадюка. – Сегодня мы будем над этим работать.

Этос закрыл рот.

– Замаскироваться? Но как?

– Замаскироваться – не значит просто намазаться гримом, – продолжал Гадюка, пропустив вопрос Этоса мимо ушей. – Это искусство, оно должно стать частью личности. Ты не остановишься и будешь играть её, пока я не скажу: «ложная личность». То есть, эта личность должна быть абсолютно реальной во всех отношениях и стать частью тебя.

Этос прищёлкнул зубами и внимательно слушал.

– Помимо грима и костюма существует пять моментов, необходимых для маскировки. Они помогают, но это лишь инструменты.

– Пять положений: движения глаз, движения головы, походка, манера речи и характер жестов, либо отсутствие таковых.

Гадюка посмотрел на Этоса жёстким оценивающим взглядом.

– Рассмотрим на примере. Вступая в контакт с одним из главных слуг Гадюки, на что ты обратил внимание, касательно этих пяти пунктов?

Вспоминая, Этос задумался.

– У Вас был другой голос, – решился он сказать. – То, как вы...

– Каким был мой голос?

Этос остановился, обдумывая.

– Он был менее ясным. Это был голос старика, хотя он не был надтреснутым, поэтому я не уверен в том, почему мне так показалось...Это потому, как Вы и сказали – важны не только переходы, но и манеры...Тон был очень формальным и достойным, внушающим уважение.

Этос выстрелил в него взглядом.

– В Вашем настоящем голосе нет места уважению, только контроль.

– Верно. И твои замечания довольно неплохи для первого раза. Продолжай.

Этос собрался с мыслями.

– Вы шли подавленно, но не медленно – помнится, я задумался об этом.

– Опиши походку более точно.

– Это была походка человека, ответственного, заботящегося о музее, заполненного бесценными артефактами. А человека, который с удовольствием выполняет свою работу, Вы сыграли блестяще, и опять же вкладывали определенное уважение в прогулку – на этот раз для окружения. Было что-то от ходьбы старого человека, а не от усталости или немощности.

– Ты очень проницателен. Продолжай.

– Давайте приглядимся...Почти не было видно рук, как и жестов рук.

– Не было жестов, – Гадюка кивнул. – Запомни, что отсутствие движений как нельзя лучше характеризует личность.

Этос подумал.

– Вы держали руки вдоль тела, потому что считали, будто они должны быть там. Такая поза была не очень удобной для Вас, но она была выбрана, чтобы справляться с дискомфортом.

– Именно так. Продолжай.

– Дайте подумать, – сказал Этос. – Повелительные движения. Их было очень мало, Вы держались их, без надменности. Здесь было так же, как и с руками, и я думаю, что это проистекало из тех же чувств.