Криминальное наследство - Фридрих Незнанский

— Ага! Так, значит, вы и есть та самая таинственная подруга моей жены, которую она от меня так тщательно прятала? — Вадим оказался рядом с ними раньше, чем Лариса начала искать его глазами среди гостей, чтобы познакомить. — Ну теперь мне по крайней мере ясно, почему она вас прятала, — продолжал он расточать любезности гостье, чем немало удивил жену. И обрадовал тоже — слава богу, Вера ему понравилась!

Как раз в этот момент метрдотель, которого специально нанимали для таких приемов, объявил, что гостей приглашают к праздничному столу. Притихшая было с появлением Веры толпа зашевелилась, рядом с Суриной неизвестно откуда очутился приятель и заместитель ее мужа Голдин и, почтительно изогнувшись, испросил разрешения удостоиться чести отвести виновницу торжества к столу.

Лариса Илью Семеновича не любила, но отказать ему не позволяла вежливость, и, натянуто улыбнувшись, она просто кивнула.

Ее подругу к праздничному столу повел, как она успела заметить, сам Вадим.

18

Едва глянув на Тамару Григорьевну Дроздову, Володя понял, от кого Сурина унаследовала красоту.

В свои пятьдесят шесть лет Ларисина мать выглядела на сорок, умудрившись не потерять ни почти девичьей стройности фигуры, ни молодого блеска больших синих глаз. Только волосы, в отличие от дочери, она стригла коротко и были они, пожалуй, слишком черными для того, чтобы цвет выглядел естественным.

Яковлеву даже не пришлось в момент, когда женщина открыла ему двери, доставать свое удостоверение — Тамара Григорьевна оказалась на редкость доверчивой дамой. Услышав, что он из Москвы, она приветливо улыбнулась и распахнула двери пошире:

— Неужели от Ларочки? Проходите, пожалуйста, только не пугайтесь, у меня беспорядок: Настя, моя домработница, гриппует… Как там мой Ларусик?

Таким образом, Дроздова буквально на ходу сочинила за Володю вполне подходящую к случаю легенду, при этом ему самому и слова не пришлось сказать — если, конечно, не считать единственной фразы: «Здравствуйте, я к вам из Москвы…»

Войдя вслед за хозяйкой в просторную гостиную, обставленную не самой новой, но вполне приличной мебелью, Яковлев сел на предложенный хозяйкой полумягкий стул возле стоявшего посреди комнаты темного полированного стола, решив пока не прерывать говорунью, кажется и не ожидавшую от него никаких пояснений внезапному визиту.

— Ларочку, вероятно, интересует, получила ли я деньги? Передайте ей, что все в порядке, а не позвонила потому, что мне эти негодяи отключили междугородную связь… Настя заболела и не заплатила вовремя, представляете? Хотя Женечка ей, вероятно, уже успел сказать, он уехал позавчера, значит… Значит, сегодня утром должен быть уже в Москве! Он уехал фирменным, ночью… Простите, я не расслышала, как вас зовут?..

— Владимир Владимирович… Но это вы меня простите, я не успел представиться. — Яковлев едва сдержал улыбку.

— Вы Ларочкин знакомый или Вадима? Впрочем, какое это имеет значение? Хотите чаю? Или кофе? Правда, у меня растворимый, но хороший, «Черная карта»!

— Спасибо, если не трудно, лучше чаю! — торопливо выпалил Володя. — И у меня к вам крайне неприятное известие…

— Что? — Тамара Григорьевна всплеснула руками и побледнела. — Что-то с Ларочкой?!

Она наконец замолчала, с ужасом глядя на Яковлева и, конечно, напрочь позабыв про чай.

— Нет-нет. — Оперативник уже понял, что, несмотря на то что о гибели Сурина передавали по второму каналу и по НТВ, мать Ларисы не в курсе трагедии. — С Ларисой все в порядке, если не считать того, что ее супруг погиб…

Женщина ахнула, тут же прикрыв рот ладонью, и безмолвно уставилась на Володю: в глазах Тамары Григорьевны закипали слезы.

— К несчастью, — произнес Яковлев, — с нашими бизнесменами это все еще случается…

Слезы из глаз Ларисиной матери так и не пролились. Нахмурив тонкие брови, она тяжело сглотнула:

— Когда?.. — Ларисина мать не договорила, но Володя ее понял.

— Уже больше двух недель, Тамара Григорьевна… Я крайне удивлен, что вы не в курсе…

— Она мне даже не позвонила… — прошептала та. — И Женя ничего не сказал… Видимо, тоже не знал…

— Возможно, — кивнул оперативник и понял, что пора раскрывать карты, иначе дальнейший разговор потеряет смысл.

Он неторопливо извлек из внутреннего кармана пиджака удостоверение и протянул, предварительно раскрыв, Тамаре Григорьевне.

— Как видите, мой визит к вам объясняется служебными обязанностями…

Казалось, женщина почти не удивилась и, кивнув, как отметил Володя, довольно рассеянно, погрузилась в свои мысли. Он терпеливо ожидал, пока в голове Тамары Григорьевны завершится процесс осмысления случившегося. Наконец взгляд Дроздовой переместился на Володю — и она вновь нахмурилась:

— Что же теперь будет? — Она сжала маленькие руки с ухоженным маникюром в кулачки. — Лариса что же, осталась… без средств? Но ведь по закону…

— Об этом не беспокойтесь, — усмехнулся Яковлев. — С Ларисой Сергеевной, как я уже говорил, все в порядке. Я приехал к вам совсем по другому поводу.

— Да, в самом деле… — Казалось, она и сама удивилась, что до сих пор не поинтересовалась причиной его визита. — Разве я имею какое-то отношение к… к тому, о чем вы сказали? И как погиб мой зять?

— Вопрос по существу, — кивнул Яковлев. — Вадима Вячеславовича убили.

Переждав очередную порцию ахов и заламывания рук, он продолжил:

— Не нужно думать, что мы подозреваем в чем-то Ларису Сергеевну, но, для того чтобы найти убийц, нужно проверить буквально все связи Сурина. Насколько удалось выяснить, у Вадима Вячеславовича были какие-то дела и в вашем городе…

— Да, — прерывисто вздохнула Тамара Григорьевна. — Женечка что-то такое говорил, но точно я не помню… Я в этом совершенно не разбираюсь. Я всю жизнь считала, что женщина в такие вещи не должна вмешиваться, всю себя отдавала мужу и дочери… Всю! А она даже не удосужилась мне сообщить о таком… таком несчастье!..

Вот теперь несколько слезинок и правда скатились по щекам Ларисиной матери.

— Впрочем… Чего еще можно ожидать от нынешних детей?! — Она махнула рукой. — Спасибо, хоть деньгами помогает… Немного, конечно, но мне хватает… Хотя ничего лишнего позволить себе, конечно, не могу.

С точки зрения Яковлева, домработница как раз и относилась к категории излишеств, особенно если учесть, что Тамара Григорьевна не работала и вообще жила одна. Но выражать свое мнение по этому поводу вслух он не стал, осторожно перейдя к интересующей его теме.

— Лопухин часто вас навещает?

— Довольно часто, — кивнула она. — Ну он же работает… то есть работал у Вадима кем-то вроде курьера, правильно?..

Володя ничего не ответил, но она и не ждала ответа, такая уж у нее была манера общения: во всяком случае, для оперативника весьма удобная.

— Если уж разобраться, — продолжила Тамара Григорьевна, — деньги, которые они мне шлют, достаются мне не даром… Ну хорошо, не совсем даром!.. Женечка почти все время — с моего разрешения, конечно, — пользуется Ларочкиной бывшей комнатой… Мне, правда, его пакеты не мешают, но, с другой стороны, у меня же не книжный склад, верно? Да и Настя злится! Нынешние домработницы такие капризные, а уж жадные! — Она махнула рукой. — Ей постоянно кажется, что я недоплачиваю, хотя и дел-то — пыль смахнуть, пропылесосить, ну и магазины, обед… Просто беда!

Подобравшийся при упоминании о пакетах, Яковлев впервые за все время решительно прервал тираду Тамары Григорьевны.

— Стоп! — произнес он с неожиданной для своей собеседницы резкостью. — Что за пакеты оставляет у вас Лопухин?..

Ларисина мать вздрогнула, несколько секунд непонимающе смотрела на Володю, потом в глазах женщины мелькнула растерянность, и она испуганно переспросила:

— П-пакеты?.. Я не знаю какие… Просто книжки, по-моему… Господи, а что в этом такого? Разве… разве это противозаконно?.. Женечка говорил, что Вадим просил… Это правда книжки! Если не верите — сами взгляните, он в этот раз не все забрал!

Володя поднялся вслед за вскочившей с места Тамарой Григорьевной и проследовал в смежную с гостиной комнату, в которой когда-то жила Ларочка Дроздова, ныне Сурина. Теперь эта комната прямо с порога производила впечатление нежилой — несмотря на то что была чисто прибрана, а на довольно широкой софе лежал новый на вид, нарядный плед. Впечатлению в немалой степени способствовали три или четыре пачки тех самых «книжек», упомянутых хозяйкой квартиры, обернутые грубой коричневатой бумагой, кое-где прорванной, и перевязанные обыкновенной бечевкой…

Яковлев приблизился к верхней из них и, слегка надорвав и без того протертую оберточную бумагу, прочел название, вытисненное серебряными буквами на черной твердой обложке…