Нелюдим (ЛП) - Стрэнд Джефф

Тоби посмотрел на часы. Собрание закончилось.

Хорошо. Теперь он мог сосредоточиться на карикатуре.

Тоби слышал о правиле, что если ты думаешь, будто у тебя старческое слабоумие, то на самом деле у тебя его нет: страдающие им не отдают себе в этом отчет. Можно ли было то же самое сказать и в отношении гнусного маньяка? Если он сидел у себя на диване и думал: «Ух, я малость одержим», то это в действительности означало, что он не маньяк. Истинный гнусный маньяк не отдавал бы себе отчета в том, какое влияние он оказывает на других. Он бы подошел к Саре с букетом и сказал: «Вот, это тебе. Они гармонируют с твоей душой».

И, что самое важное, он бы точно не крутился на собрании группы поддержки. Так что если он и был маньяком, то в разумных пределах.

И все же она была так прекрасна.

* * *

В следующую субботу было чуть легче. Он все еще очень хорошо понимал, что знает (наверное), где она в этот момент, но не зацикливался на этом. По крайней мере, он думал, что не зацикливался. Оуэн на вопрос, не возникает ли у него из-за всех этих разговорчиков о Саре желания оторвать Тоби голову и прополоскать горло хлынувшей кровью, ответил «нет», так что Тоби решил, что не перегнул палку.

* * *

На собрании местных художников Тоби был карикатуристом-суперзвездой. Его это не очень устраивало, потому что все его профессиональные достижения сводились к одной карикатуре, проданной «Блендеру», за которую он так и не получил свои пять долларов.

Тоби был лет на двадцать старше людей в комнате. Большинство из них еще только начинали выходить на общий рынок.

Безусловно, Тоби уже было сорок и он ни черта не делал в своей художественной «карьере», пока не пошел четвертый десяток, но он надеялся с помощью этой группы поднабраться знаний и завести необходимые профессиональные знакомства, а не выслушивать возгласы юнцов: «Ух ты! Этот старикан смог что-то продать!»

Большую часть собрания пришлось терпеть их жалобы на никудышность современного искусства.

В конце концов это мучение закончилось и они удалились из комнаты. Тоби не собирался разыскивать Сару. Совершенно не собирался. Ни за что. Ни в коем случае.

Вместо этого она разыскала его.

— Здравствуйте, — сказала Сара, слегка постучав его по плечу как раз в тот момент, когда он открывал дверь, чтобы выйти на улицу, и заставив его вздрогнуть от неожиданности. — Ой, извините. Я не хотела вас напугать.

— Нет, нет, все в порядке, вовсе не пугаете. В смысле, не напугали. В смысле, просто застали врасплох. Здравствуйте.

— Это я, с группы поддержки в прошлом месяце.

— Да, я вас помню. Я тогда еще вел себя как болван.

— В этот раз вы нашли группу художников?

— Да, конечно.

— Вам помогло?

— Ну... Вы когда-нибудь слышали, как Граучо Маркс[7], говорит, что он не хотел бы состоять в клубах, которые бы его приняли? Тут примерно так же. Я за то, чтобы люди отдавали дань моим достижениям, но вот только достижения эти ни черта не стоят.

Отлично, Тоби! Поприбедняйся! Назови себя еще раз болваном! Порази ее!

— Что вы рисуете?

— Карикатуры.

— Вроде Багза Банни?

— Нет, не анимированные. Комиксы. Вроде Гарфилда.

— Ой, как здорово! Печатаетесь в газетах?

— Пока нет.

— Когда-нибудь будете. С мамой живете?

— Мм, нет. Она умерла. Покончила с собой.

Тоже мне, поддержал беседу, болван.

— О боже, извините. Мне не стоило ничего говорить. Это было безрассудно с моей стороны.

Тоби покачал головой:

— Нет, нет, ничего страшного. Мы же с вами не в группе поддержки сирот, чьи родители покончили жизнь самоубийством. Тогда бы это выглядело жестоко. И я бы вас за это осуждал.

— Все равно извините. Должно быть, тяжело было.

— Да... есть свои отрицательные моменты.

— А ваш отец еще жив?

— Мм, нет. На самом деле, он умер незадолго до матери. Инсульт. Так что можно проследить и причину самоубийства мамы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Видимо, я слишком глубоко копнула, да?

— Нет, нормально. Будем считать, что неловкий разговор о мертвых родителях компенсирует мою глупую ошибку с комнатой и теперь наша репутация безупречна.

Сара провела рукой по волосам.

— Моя безупречная репутация продержится не больше минуты. Я такая идиотка. Постоянно какую-нибудь похабщину выдаю.

— Ну, некоторые любят попохабней.

Ты серьезно? Не успели познакомиться, а уже позволяешь себе сальные шуточки?

Ты ее что, отваживаешь, что ли? А что б тебе сразу не начать колотить себя по голове, а?

Сара рассмеялась:

— Ага, наверное. Так чем вы занимаетесь, когда не рисуете очередного Гарфилда?

Ошиваюсь с монстром в лесу. Его зовут Оуэн. Он сожрал трупы парочки хулиганов, которых я убил, а еще съел мою первую и единственную девушку, но я простил его, потому что сильно больной на голову. Слушайте, давайте устроим свидание!

— Я работаю в «Ориндж-Лиф Таймс». Верстка, правка. Еще делал дизайн одной местной рекламы — было довольно забавно.

— Графический дизайн — перспективное направление.

— Ага, кто бы мне это сказал лет двадцать назад.

Она пожала плечами:

— Никогда не поздно. Я, например, иду снова в колледж на заочное обучение.

— Серьезно? Чем будете заниматься?

— Музыкой.

— Классно! В смысле, играть музыку или преподавать ее?

— Звучит банально, но я еще не определилась. Петь я не могу. Если даже вы не поверите ни единому моему слову, то этому поверьте: петь я не могу. Я немного играю на саксофоне.

— На саксофоне? Правда?

— Ага. Я ни в коем случае не профессионал, но мне это нравится. И я просто... я хочу узнать об этом побольше. Работаю официанткой, и с этим проблем нет. Я не бедствую, но никогда не делала ничего творческого. Захотелось сменить направление. Я еще его не выбрала, но сменить хочу. Звучит глупо, да?

— Нет. Вовсе нет.

— Немного глупо. Признайтесь.

— Нет, на самом деле нет.

Они постояли немного. Сара хихикнула из-за неловкого молчания.

— Сколько вам лет? — спросил Тоби.

— Вы снова хотите начать считать оплошности?

— Вы правы. Было глупо с моей стороны. Извините.

— Да нет, я шучу. Мне тридцать шесть.

— А мне сорок.

— Черт, какой же вы старый.

— Скорее дряхлый. И постоянно болтаю о своих болячках. Если болит колено — быть дождю.

— Вы сумасшедший, Тоби.

— Спасибо. — Ни хрена себе! Она запомнила, как его зовут! — Обычно я отвратительно поддерживаю разговоры.

— Я тоже. Лепечу невесть что, слова забываю и все такое.

— Вы уже обедали?

— Да. Но не ела мороженого с шоколадным сиропом.

— Хотите мороженое с шоколадным сиропом?

— Да, не откажусь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тоби пришло на ум, что если бы он так говорил и вел себя со всеми людьми, то не жил бы жизнью, где у его лучшего друга есть шерсть. Конечно, он не был прекрасным собеседником, не блистал остроумием или природной харизмой, но был спокойным и в меру обаятельным и, казалось, искренне нравился Саре.

Тоби сказал ей, что детей у него нет. Она объяснила, что и у нее с Томом тоже никогда их не было — они хотели, но время вечно было неподходящим. От предыдущего брака у Тома осталась дочь, которая никогда по-настоящему не испытывала к Саре теплых чувств и которую Сара не видела с похорон.

Тоби рассказал о смерти своих родителей. Но не о смерти Мелиссы.

Она рассказала о смерти своего мужа. А затем о смерти своего кота, Рексфорда, которого сбила машина. Они пошутили о том, что сидят, кушают мороженое с шоколадным сиропом и разговаривают о смерти, и решили перейти на более непринужденные темы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В школе они оба всегда были белыми воронами.