Невеста для герцога - Карен Рэнни

Он оттолкнул ее, как будто она была пригоршней горячих углей. Тесса выпрямилась, мрачно глядя на него, и одернула платье. Потом поднялась на несколько ступеней вверх. Ему захотелось предупредить ее, что это расстояние недостаточно велико.

— Теперь вы собираетесь прочесть мне лекцию о том, как себя вести, мадам? Тогда я оставлю вас с моим собственным вопросом. Почему мне все время хочется быть как можно дальше от вас? — Он запустил руку в волосы и возмущенно посмотрел на нее.

— Вам не обязательно кричать на меня, Джеред, — тихо сказала она. — И я прекрасно знаю ответ, если вам это хочется знать. — Она смотрела на него с этой слабой улыбкой, играющей на ее губах. Той самой, которая была способна разъярить его.

Он поднялся по лестнице следом за ней, открыл дверь в свои покои и обернулся через плечо.

— Очень хорошо. И каков же ответ?

— Вам плохо из-за того, что вы поступили неосмотрительно, и ваша совесть беспокоит вас. Почему вам не пришло в голову избегать меня сегодня вечером? Знаете, какая моя самая любимая цитата из «Оперы нищих», Джеред? «Удобное состояние вдовства — единственная надежда, которая поддерживает дух жены».

Он покачал головой и закрыл за собой дверь. Возможно, с большей силой, чем было необходимо.

— К черту все!

— Прошу прощения, сэр?

— Ничего, Чалмерс. Просто я оценил собственную жизнь.

— Я что-нибудь могу для вас сделать, сэр?

— К сожалению, нет, — ответил Джеред, развязав и стянув галстук и подавая его камердинеру.

— Как скажете, сэр.

— Можешь идти, Чалмерс, — резко сказал он, шагая к двери своей спальни. Он открыл ее, не оглядываясь, чтобы убедиться, выполнил ли слуга его приказ. Да и зачем? Неподчинение ему означало увольнение. Его слуги понимали природу его неограниченной власти. Какая жалость, что его жена еще не научилась этому.

Его совесть беспокоит его? Ему плохо? Он снова захлопнул дверь, но хотя это и доставило ему какое-то удовлетворение, оно не смягчило мучительное подозрение, что Маргарет Мэри Тереза Эстли Мэндевилл была права.

Глава 18

— Вы редко приезжаете в Лондон, дядя, — заметил Джеред. — Должен ли я предположить, что вас привело сюда неотложное дело? — Он вошел в свою библиотеку, раздраженный тем, что тот занял кресло за его письменным столом. Это был рассчитанный жест, властный, и оба мужчины понимали его.

— Ты прав, — ответил Стэнфорд Мэндевилл, пристально глядя на него. Уже не первый раз на него смотрели вот так, как будто он был каким-то интересным насекомым, которое только что увидел его дядя. Он должен разглядеть его перед тем, как раздавить сапогом.

Если не считать сестры, Стэнфорд был единственным во всем мире родственником Джереда. И все же между ними всегда существовала напряженность. Джереду было пятнадцать, когда умер его отец. Он был достаточно маленьким, чтобы нуждаться в любви, и достаточно большим, чтобы делать вид, что ему это не нужно. И хорошо, потому что не получил этого. Только бесконечное повторение жалоб, которые произносил его отец. Правду сказать, были моменты, когда ему казалось, что тот вовсе даже и не умер.

Однажды у него появилась мысль, что дядя может чувствовать горечь оттого, что его рангом превзошел мальчишка, еще не начавший бриться. Он мог бы даже понять, если бы тот выразил свою зависть. Но Стэнфорду Мэндевиллу скорее всего было наплевать, что рождение Джереда лишило его титула. До тех пор пока перед ним лежали чертежи корабля, пока его знакомые в Совете по делам Индии нуждались в его рекомендациях, пока были люди, звавшие его в доки его величества, Стэнфорд Мэндевилл был абсолютно счастлив.

Итак, какого же черта он делает в Лондоне?

— Ты когда-нибудь разговаривал обстоятельно с Еленой Эстли, Джеред? — Дядя наблюдал за ним поверх сцепленных пальцев.

— Почему вы спрашиваете?

Он подошел к боковому столику, повернулся, взял графин и вопросительно посмотрел на дядю. Тот кивнул. Он налил два бокала, прошел к столу и подал один ему. Потом отошел к окну и стал смотреть в сад, не желая садиться напротив за свой собственный стол, как какой-то нашкодивший школьник.

— Ты должен признать, она очень привлекательная женщина. Когда-то я даже был влюблен в нее.

Джеред обернулся при этом признании.

— Так вы поэтому так решительно настаивали на моей женитьбе на ее дочери?

Дядя улыбнулся, глядя в свой бокал.

— Нет, Джеред. Я задолго до этого решил, что был бы несчастлив, женившись на Елене. Она довольно-таки упрямая женщина.

Джеред вспомнил свое столкновение с ней.

— Она передала эти черты своей дочери.

Дядя проигнорировал это его замечание.

— Елена написала мне позавчера, Джеред. Она совсем не в восторге от твоих поступков. Говорит, что ты делаешь ее дочь несчастной.

Джеред глотнул из своего бокала, глядя в окно на дорожку, ведущую от заднего входа в конюшню.

— Зачем жаловаться вам, дядя? Она же не думает, что вы имеете на меня какое-то влияние?

— Несмотря на то что мое положение несколько щекотливое, я думал, что делаю добро вам обоим. Я давал своей крестнице то, что, мне казалось, она хочет. И, возможно, этим немного обуздывал твою дикость.

Смех Джереда захлебнулся в горле, обжигающее виски проложило дорожку от его груди к носу.

— Мою дикость? — Он повернулся, со стуком поставил стакан на столик и взглянул на дверь, которая стояла как барьер, отделяющий от всего остального мира, одной рукой показывая в этом направлении. — Мою дикость? — повторил он, слова не торопились слетать с языка, сдерживаемые удивлением, раздражением, неверием. Те же самые эмоции он испытывал в присутствии своей жены. — Поищите мою жену, если хотите кого-то наказать, дядя. Она следует за мной везде! Она скачет верхом по лесу, цитируя детские сказки, она не перестает задавать вопросы от рассвета и до заката. У нее даже хватило безрассудства посетить мою любовницу! И это только малая часть ее проступков, а у вас хватает совести называть меня диким? Ха!

Он запустил обе руки в волосы и снова отвернулся к окну.

— Мне уже до смерти надоело носить ярлык дикаря только потому, что моя мать была шотландкой.

На лице Стэнфорда Мэндевилла появилось странное выражение — необычная смесь веселья и сострадания.

— Я не из-за этого называл тебя диким, Джеред, а из-за того, что случилось с тобой после ее смерти.

— Я не желаю говорить об этом.

— И поэтому ты прожигаешь свою жизнь? Не пора ли немного угомониться?

Джеред обернулся, удивление изогнуло его губы в искренней улыбке.

— Так вот что вы всегда думали? Моя жизнь не ограничивается одним событием. Если то, как я проживаю свою жизнь, не встречает вашего одобрения, то не изучайте ее так жадно. Ограничьте свои исследования тем, что касается строевого леса, мачт и чертежей кораблей. А меня оставьте в покое.