Цвет боли. Красный - Эва Хансен

— Но целоваться ты наверняка не умеешь. Я все сделаю сам.

В мгновение ока мой халат спущен с плеч, а руки заведены за спину. Я обнажена по пояс и приперта к стенке.

— Губы не мой профиль. Я хочу поцеловать грудь.

У меня перехватывает дыхание, потому что губы Ларса начинают священнодействовать над моими сосками! Он ласкает, покусывает сначала один, потом другой… Мое дыхание сбивается, стук сердца наверняка слышен до самого Стокгольма. Наверное, это продолжается недолго, потому что упасть в обморок от избытка чувств я все-таки не успеваю.

— Так я и думал, что под свитером ты прячешь такую роскошь! — Руки Ларса касаются моей груди и тут же отпускают. И сразу спокойный, почти деловой тон: — Одевайся, я сейчас принесу завтрак.

Дверь за ним закрывается, а я снова приваливаюсь к стене. В чувство меня приводит только окончательно сползший на пол халат. Бросаюсь в гардеробную со всех ног. Пока он действительно не вернулся, нужно успеть одеться и выскочить из комнаты, потому что встретиться взглядом с Ларсом без свидетелей после того, что произошло, я просто не в состоянии.

Боже! Грудь чувствует его обжигающие прикосновения, словно он оставил несмываемые следы от пальцев, соски вообще горят огнем… Но ощущение настолько приятное, что я даже не надеваю бюстгальтер, чтобы не смазать его. Да и некогда, едва успеваю натянуть запасные джинсы (хвала моей предусмотрительности!) и рубашку, как снова раздается стук:

— Кушать подано. Иди завтракать.

Он уже в футболке, которая не только не скрывает, а, кажется, подчеркивает все бугры мышц. Разве что квадратиков брюшного пресса не видно. А жаль…

В руках у Ларса большой поднос, уставленный всякой всячиной. Там столько, что позавтракать могла бы половина моего факультета.

— Садись, — он кивком указывает на кресло у стола. — Пока вот это не съешь, я не уйду.

— Я столько не съем! — подчиняясь его приказу, я усаживаюсь в кресло, но выполнить вторую часть не способна физически, даже раздувшись, как Карлсон.

Ларс с сомнением оглядывает поднос, потом меня и соглашается:

— Ладно, все можешь не есть. Но плотно позавтракать обязана. А то напьешься, как вчера, снова будешь буянить…

— Я буянила?

— Ты любишь омлет? — В глазах Ларса снова пляшут веселые чертики. — Конечно, стучала кулаком по столу, грозила разнести дом, насилу успокоили. Возьми хлеб, очень вкусно, Свен сам пек.

— Нечего было меня спаивать. Когда Свен успел испечь?

— А мы с ним не спим до полудня, как некоторые ленивые девчонки.

— Какой полдень, всего девятый час?!

Но Ларса не смутить, он подает мне чашку с ароматным кофе и со словами: «вот именно, а ты уже успела промерзнуть, чуть не свернуть себе шею и подвергнуться нападению сексуального маньяка», устраивается прямо на полу и принимается бинтовать мою ногу.

Я пытаюсь сохранить остатки самообладания. По опыту всей прежней жизни знаю, что лучшее средство для этого — тоже шутить, шепчу с восторгом:

— А ты сексуальный маньяк?!

Он игру принял, кивает:

— Еще какой. Ты даже не представляешь. Дело всей жизни — заманить в дом доверчивую девчонку, напоить бургундским и поцеловать грудь!

Тут я ляпаю то, за что потом костерю себя на чем свет стоит:

— И все?

— Хочешь большего? — Его руки уже ловко зафиксировали ступню, тон деловой, почти равнодушный — человек просто интересуется, не хочу ли я большего, чем страстные поцелуи груди. Мне в лицо он не смотрит, деловито расправляя эластичный бинт.

Я заливаюсь краской от ушей до… в общем, до того, на чем сижу. Что творится?! Самый красивый мужчина в мире у моих ног, склонившись над ними, его волосы совсем рядом с моей рукой, что вызывает жгучее желание запутаться в них пальцами, а пальцы самого Ларса перебирают пальцы моей ноги. Я слегка дергаюсь.

— Ты так чувствительна или боишься щекотки?

Приходится признаваться, что и то, и другое.

— Отлично, я буду знать, чем на тебя воздействовать.

Он с тихим смешком действительно проводит кончиками пальцев по подошве, от чего я дергаюсь сильней:

— Ларс!

— Да, дорогая?

«Дорогая»! Ларс Юханссон на коленях передо мной, и обе мои ступни у него в руках. Скажи мне кто еще два дня назад, что такое возможно, я бы только расхохоталась. Может, это результат «Ришбура» и я до сих пор сплю? Если так, то просыпаться совсем не хочется…

— Как тебе пришло в голову бегать в такой куртке?

— У меня нет с собой другой.

— Почему не взяла? — Бровь вопросительно приподнялась. Как ему удается приподнимать одну бровь? У меня вверх ползут обе.

— На два дня?

— Какие два дня?

— Ты пригласил меня на пару дней.

— Я? А, да! — Он смеется. — Думал, ты попытаешься сбежать, увидев гору книг.

— Хотел проверить, знаю ли я, как пишется берсерк — через «и» или через «е»?

— А ты знаешь как?

— До сих пор знала. А если бы я ужаснулась этой подборке литературы?

Пальцы тихонько щекочут мои ступни, я ерзаю, но Ларс держит крепко. От щекотки внизу живота все сводит и становится горячо.

— В любом случае ты проживешь здесь восемь дней и ни днем меньше. — В его глазах вызов, которого я не понимаю. Вообще-то, восемь лучше, чем два, гораздо лучше, тем более, если вспомнить вчерашний позор. Я не против, но на всякий случай интересуюсь:

— Почему именно восемь?

Голос в ответ вкрадчив:

— Потому что я так хочу. Запомни, дорогая, рядом со мной ты всегда будешь делать то, что хочу я.

Ничего себе заявочка! Еще бы знать, чего именно он хочет.

— Ты со всеми так?

Снова вызов, бровь чуть приподнимается:

— Нет, только с тобой.

— Почему я?

Несколько мгновений он изучает мое лицо, потом повторяет с совершенно непроницаемым видом:

— Потому что я так хочу. Доедай и пойдем заниматься викингами, если ты и впрямь этим интересуешься. Надо еще съездить в Стокгольм.

Хотелось спросить, а как же восемь дней, но Ларс опередил мой вопрос:

— Тебе нужно купить одежду. Не будешь же ты всю неделю ходить в одной рубашке.

— Зачем покупать, у меня все есть.

— Это у тебя для тебя. — Он уже на ногах, вдруг наклоняется ко мне, опираясь руками о кресло вплотную к моим бедрам, и шепчет на ухо: — А мы купим то, что ты будешь носить у меня для меня. И делать будешь все, что я прикажу. Договорились?

Губы Ларса касаются моего уха, а щека щеки, причем, явно сильнее, чем требуется, чтобы сообщить что-то по секрету. Мне кажется, или он на мгновение захватывает губами мочку уха? У меня состояние близкое к обмороку.

На мгновение, всего на мгновение его руки сжимают мои бедра, но Ларс тут же выпрямляется и, не оборачиваясь, направляется к двери, бросив через плечо: