Чёрные сны - Павел Корнев

– Круто. – Затянув тесьму, я сунул мешочек в карман фуфайки.

По мере приближения к вершине холма в лицо начал веять не по-зимнему тёплый и влажный ветерок. Стоит закрыть глаза, и проще простого представить себя на берегу небольшого, прогретого солнечными лучами озера. Не летом, конечно – слишком холодно сейчас для этого, но вот весенним вечером, когда уже начинает подыматься от земли прохладная стылость – легко.

Всё, разумеется, оказалось совсем не так. Нет, большую часть открывшейся нам с вершины холма долины действительно занимало озеро. Вот только на прогретое солнечными лучами оно никак не тянуло. Наоборот, казалось, что над ним пелена облаков сошлась ещё гуще, чем над окружавшими дол курганами.

Принюхавшись к тёплому воздуху, я внимательно осмотрел ровную гладь озера, которую не нарушала даже малейшая рябь. Странно, сколько раз здесь был, всегда волны на берег накатывали. А тут – тишина. Даже туман над прозрачной водой неподвижен, и только края его бледно-молочной пелены медленно расползаются на отдельные пряди и истаивают, так и не добравшись до покрытых коркой прозрачного льда берегов.

– Смотри, – указал мне Ермолов на лужи, усеивавшие снег вокруг Стылого моря. – Новую дорогу проложили подальше от них, но мимо трёх-четырёх придётся пройти.

– Ясно. – Я внимательно осмотрел петлявшую по склонам холма меж валунов широкую тропу. – А откуда эти лужи взялись?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – Шурик начал спускаться в долину, осторожно переступая ногами по обледенелой тропинке. – Ты б ещё спросил, почему над Стылым морем туман всегда.

– Иди ты, – послал его я и заскользил следом. Как бы на такой наледи не навернуться. А то до самого озера скачусь.

Остановившись за пару шагов до первой из казавшихся покрытыми тонким ледком луж, Шурик примерился и кинул в неё окатыш. Вот тут-то и оказалось, что никакого льда не было и в помине – по довольно булькнувшей лужице разошлась мелкая рябь. И, как мне показалось, исказившееся отражение тёмного неба вдруг стало пронзительно-чёрным, а едва проглядывающее из-за туч тусклое солнце налилось лазурным сиянием. Жуть...

– Чего ты там? Пошли быстрее! – поторопил меня обернувшийся Шурик и я, швырнув окатыш в уже почти успокоившуюся лужу, поспешил вслед за ним.

Даже не знаю, что заставило меня обернуться. Пробежавший по спине противный холодок? Или едва различимый плеск воды? Или, быть может, не раз выручавшее чувство опасности? Кто знает! Да оно и не важно: главное, я обернулся. А обернувшись, обмер – выпроставшиеся из воды длинные руки упёрлись в снег, и в следующее мгновение на свет божий показалась лысина.

Тут уже моя оторопь исчезла без следа: широко размахнувшись, я что было мочи метнул горсть окатышей в покрывшуюся матовой плёнкой поверхность воды. Перекинувшаяся на торс моего уже по пояс выбравшегося из лужи двойника рябь странным образом исказила его, и в следующий миг ставшая прозрачной фигура человека серебристой пеной выплеснулась на снег.

– Быстрее! Бегом! – зарычал на меня Шурик, щедро разбрасывая в лужи окатыши. – Ходу!

Ничего не ответив, я перехватил ружьё и бросился бежать по тропинке.

– Ты чего тормозил там?! – заорал пропустивший меня вперёд Ермолов. Зеркальные лужи к этому времени остались позади, так что Шурик по полной программе дал волю своим чувствам. – Жить надоело?

– Ладно, успокойся ты, – примирительно махнул рукой я. – Ну тупанул, с кем не бывает?

– Вот что, Скользкий, ещё раз такая фигня повторится, сам тебя грохну. Понял? – придвинулся вплотную здоровяк, возвышавшийся надо мной почти на голову.

– Успокойся, говорю. – Открытой ладонью я отодвинул его в сторону. – Чего завёлся-то?

– Я, блин, живым в Форт вернуться хочу, вот и завёлся. – Шурик сплюнул на дорогу и растёр плевок подошвой ботинка. – Так что давай без фокусов.

– Постараюсь, – я пожал плечами и поплёлся по восходящей на холм тропе. И чего привязался? Будто сам не понимаю, что в следующий раз удача может повернуться задом. Так что собранней надо быть, собранней. А то размяк что-то. Как бы чего не вышло.

Впрочем, обходиться без фокусов получилось только до вершины холма. А там я, как какой-нибудь зелёный мальчишка, вновь замер с разинутым от удивления ртом – весь северный склон покрывали тёмно-синие заросли кустов, длинными узкими листьями весьма напоминавшие невысокие пальмы. Только уж больно острые кромки у этих листьев: даже с такого расстояния видно – стоит прикоснуться, и руку располосует до самой кости. Да и цвет этот...

– Это ещё что такое? – повернулся я к поднимавшемуся по склону кургана Шурику. – Не было ведь ничего такого здесь.

– Тундровая карликовая пальма, – Шурик жестом заставил меня спрятаться за один из валунов и оглядел окрестности в бинокль. – Откуда-то с Севера занесли, так веришь, нет, скоро вокруг Форта все поля ею засеяны будут.

– Это ещё зачем? – Здоровяк убрал бинокль в футляр, и мы начали спускаться с холма. – Понт от неё какой? Неужели в харчи?

– Да ну прям! Совсем нас никуда поставил, – фыркнул Шурик. – Масло у пальмы этой горючее очень, вот и выращивают. Лампады им заправляют, стволы и листья на ТЭЦ сдают. Колдуны так и вовсе суррогат бензина гнать приноровились. Чего, думаешь, у «газели» выхлопные газы так воняли?

– Дак мы теперь от поставок горючки из Города независимы?

– Ну как тебе сказать? – пожал плечами Ермолов и поправил лямки рюкзака. – Рубить пальмы – тот ещё гемор. Они ж острые, заразы, чуть кто зазевался – раз! – и без пальцев остался. Да и растут, хоть и быстро, но не настолько, чтобы только на них полагаться. Хотя как ни крути, у Гимназии теперь проблем с бензином нет. Ещё и нас с Дружиной снабжают.

– И что, никто у гимназистов ещё ноу-хау не стырил?

– А чего там тырить? – усмехнулся Ермолов, старательно вышагивая строго посередине дороги, чтобы оказаться как можно дальше от заросших тёмно-синими растениями обочин. – Срубить, отжать, процедить, разбавить водой, прочитать коротенькое заклинание – и все дела. Только вот это самое коротенькое заклинание столько каратов на ведро жрёт, что всем, кроме Гимназии, получается дешевле у горожан горючку купить.

– Понятно. – Я поёжился под порывами ледяного ветра. Что за жизнь? Только-только в долине у Стылого озера отогрелся...

– То-то же, – хохотнул Шурик, хлебнул холодного воздуха и, закашлявшись, замолчал.

Настороженно косясь на выросшую вдоль обочин невысокую стену едва-едва колышущихся под порывами ветра длинных синих листьев, я поплёлся вслед за ним. Вот ведь разрослись-то! И что самое паскудное – в зарослях этих не спрятаться: острые кромки пальмовых листьев такого пренебрежения к себе никому не спустят. Да они и разрослись наверняка так только потому, что их зверьё не жрёт.