Цесаревич Вася 2 - Сергей Николаевич Шкенев

супер воином, поэтому всегда был готов прислушаться к чужому, но дельному мнению. — Было бы нас хотя бы двое, могли бы устроить пулемётную засаду. А так… Я этот рыдван колёсный хамелеоном накрыть не смогу.

— И не нужно, — согласился призрак ирландца. — Но ты забываешь о традиционном испанском чинопочитании.

— В каком смысле?

— При виде роскошного лимузина грузовики пропустят его, съехав на обочину, а у тебя шесть ящиков с минами. По двадцать штук в каждом, если мне память не изменяет. Думаю, тебе не составит труда рассчитать время и место встречи?

— Обижаешь, у меня в гимназии по алгебре и геометрии высшие баллы были.

— Да я и не сомневался.

Всё получилось так, как и планировали. При виде роскошной «Испано-Сюизы» грузовики с солдатами съехали на правую обочину, где под колёсами тут же начали взрываться противопехотки. Маломощные мины особого среда не нанесли, только разнесли вдребезги всю резину, но заставили солдат выпрыгивать из кузовов в обратную от дороги сторону. Как раз туда, где была установлена основная масса мин. Вася добавил веселья, причесав франкистов из крупнокалиберного пулемёта. Дрянь несусветная с боепитанием от тридцати патронных магазинов, эти пулемёты, но в упор и по толпе…

Естественно, Красный не ставил перед собой задачу уничтожить всех мятежников. Лишить их возможности броситься в погоню уже достаточно. А десяток там пристрелил, или два, тут роли не играет. Вообще без разницы.

— А теперь делаем отсюда ноги! — сам себе сказал Вася, и сам же себе ответил. — Делаем ноги, колёса, и вообще уносим свою задницу от ненужных нам приключений!

Мощный двигатель взревел несколькими сотнями лошадиных сил и рванул по дороге, выбрасывая из-под колёс мелкие камешки, насквозь пробивающие стволы чахлых придорожных деревьев. Сколько там до километров до позиций Экспедиционного Корпуса осталось? Да ерунда, скоро будем!

Генерал Фрунзе выскочил из штабной палатки, едва только заслышав рёв мощного автомобильного мотора. Выскочил, и увидел довольную физиономию наследника российского престола.

— Вот, Михаил Васильевич, — Красный показал рукой на роскошный лимузин с кожаным верхом, — махнул не глядя. Там ещё сюрприз для вас на заднем сидении.

— Что за сюрприз?

— Испанский генерал Кейпо де Льяно и французский полковник Шарль де Голль. Прихватил по случаю. А что, они сами виноваты, что меня сбили! Сидели бы тихо, и я бы улетел спокойненько, никого не трогая. Так нет же, нужно было в меня некротическими заклинаниями пулять! Козлы, бля…

— А-а-а… — только и смог ответить командующий Экспедиционным Корпусом.

— Так заберёте сюрприз, Михаил Васильевич, или удавить их тихонечко да в речку бросить? Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.

— Заберу, — хриплым голосом произнёс Фрунзе, слегка ошалевший от такого подарка судьбы. — А машину?

— Машину не отдам, — покачал головой Красный. — Что с бою взято, то свято. Венчаться на ней поеду!

Глава 14

На допросе полковник Шарль де Голль не запирался, и говорил много и словоохотливо, выдавая секреты как испанского, так и французского командования. Раскаяний совести он при этом не чувствовал. А что такого-то? Плен для любого европейского офицера есть явление обыденное и нисколько не позорное, и в некоторой степени даже героическое. Подумаешь, плен… Бывал уже, и ничего страшного там нет. А словоохотливость — плата за возможность пользоваться услугами международного Красного Креста, почтой и телеграфом, за свободу корреспонденции и перемещения по лагерю, за возможность играть в футбол и собираться по вечерам в офицерском клубе для военнопленных, где можно пропустить пару стаканчиков неплохого вина и сговориться с податливой официанткой на ночь.

Исключение составляли английские лагеря для буров и бурские лагеря для англичан, но именно лайми крупно обгадились в Южной Африке, и именно их лагеря стали образцом человеконенавистничества, повторить который вряд ли кто отважится.

Следователь был вежлив но дотошен, и его интересовали не только военные планы:

— Господин де Голль, вы принимали активное участие в польском бунте двадцатого года, и заочно приговорены к смертной казни через повешение.

— В первый раз про это слышу.

— Врёте, — покачал головой следователь и зашуршал бумагами на столе. — По фототелеграфу передали расписку, что вам была вручена копия приговора двенадцатого мая одна тысяча девятьсот двадцать третьего года. Это ваша подпись, господин де Голль?

— Моя, — нехотя согласился полковник.

— И вот опять вы принимаете участие в вооружённом мятеже и воюете против российской армии. Впрочем, это в вину вам уже не ставится.

— Спасибо.

— Да не за что, господин де Голль. Нет смысла заводить новое уголовное дело, если для повешения достаточно старого.

— Как повешение? — не понял француз. — За что повешение?

— Я думаю, что за шею, — ответил следователь и нажал кнопку звонка, вызывая конвой. — Этого уводите и давайте следующего.

Следователь сух и вежлив:

— Дивизионный генерал Гонсало Кейпо де Льяно и Сьерра по прозвищу Сарагосский мясник?

— Да, это я, хотя с последним определением не согласен.

— Вы обвиняетесь в соучастии в убийстве восемнадцати тысяч человек путём принесения в жертву во время некромагического ритуала.

— Это были отбросы общества.

— Вы обвиняетесь в соучастии в вооружённом мятеже, направленном на свержение законной власти короля Петра Ольденбурга.

— У нас разные взгляды на будущее Испании.

— У вас разные взгляды даже на ваше будущее, — на стол легла бумага. — Ознакомьтесь.

— Что это?

— Королевский указ о смертной казни взятых с оружием в руках мятежников.

— Без суда?

— Вам нужна эта формальность, генерал? Можем устроить лично для вас, но за отдельную плату.

— То есть, меня осудят за мои же деньги?

— А что вы хотите? Люди работают, и любой труд должен достойно оплачиваться.

— Что это, Шарль? — генерал Кейпо де Льяно покрутил головой, насколько это позволили сделать туго стянутые за спиной руки.

— Это виселица, мой друг, — ответил французский полковник. — Обыкновенная примитивная виселица.

— Просто дерево и две верёвки? А как же… Нет, я не согласен!

— Наше мнение уже нигкого не интересует, генерал. А вы хотели под барабанный бой на главной площади города? И не совсем просто — есть два солдата, врач и судебный фотограф. Нам с вами достаточно.

— Тысяча чертей!

— И не говорите, мой генерал, сегодняшний день как-то неудачно начинается.