Преодоление христианства - Владимир Авдеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нигде в мире Вы не увидите такой, почти мистической веротерпимости, как в Индии, и именно потому, что это страна тысячи Богов, сотен тысяч разных монастырей, миллиона монахов. «Каждому свое» — когда это понятно всякому, никто не станет идти по трупам, чтобы залезть туда, где не ждут. «Из грязи да в князи» — в индуизме так не бывает. Грязь сидит в грязи, а князь рождает князя. Приблизительно такая же кастовая религия существовала и в древнем Египте, в результате чего как политическое целое он просуществовал 5500 лет. Абсолютный рекорд в истории, и борцам за «всеобщую демократию» нужно всегда помнить этот факт. Посему, не являясь единым монолитным целым, индуизм никогда не претерпевал грандиозных реформаций. Касты здесь обладают способностью реагировать на веяния времени и обстоятельств и приспосабливаться к тому или иному направлению. Здесь никто не станет воевать за единосущность Бога или его подобносущность, лить кровь из-за одной заповеди. Касты выполняют роль демпфера или тормоза, вот и все. Ни крови, ни глупости, просто каждый делает то, что он должен делать. Система кастовости защищена от вырождения и профанаций, ибо она живет за свет обязанностей ее членов, которые буквально передают их, как эстафету, своим потомкам. Таким образом каста сама воспроизводит себя, не залезая вверх и не падая вниз. Каждому свое — это и есть залог веротерпимости. Какой смысл ненавидеть Ваши взгляды, если они принципиально не опасны мне, а значит, и не являются для меня предметом этического противоборства, но только этического созерцания. У меня свои Боги, у Вас — свои, из-за чего воевать?
И еще один существенный вопрос. Весь процесс модернизации, равно как и процесс передачи власти и информации, осуществляется не по вертикали, как в монорелигиях, а по горизонтали. Выдвинув несколько новых модернистских идей, касты должны развивать их по горизонтали среди себе подобных, а не по вертикали. И только когда одна кастовая идея завоюет некое количественное идеологическое пространство, она сможет претендовать на переход в другой качественный уровень: как вверх, становясь эзотерическим достоянием более высокой касты; так и вниз, завоевывая огромное большинство менее взыскательных людей. Индуизм, таким образом, является самонастраивающейся, самостабилизирующейся системой, особенно его модернистские варианты. А любой современный пророк или просто реформатор, если он хочет стать новым Рамой или Кришной, должен иметь диплом инженера-системотехника и разбираться в многоуровневом моделировании сложных систем. Время недипломированных доморощенных изобретателей религий прошло раз и навсегда.
Раджнеш как раз, будучи всесторонне образованным человеком, и использует в своих религиозных воззрениях все вышеизложенные технические преимущества индуизма. Сартр, Фрейд, Кьеркегор, Ницше — откровения каждого философа в этой подвижной структуре занимают свое место по вертикали, продолжая конкурировать друг с другом по горизонтали. И статика, и динамика иерархии идей присутствуют постоянно. Будучи жесткой, система противоречит внешним воздействиям и не страдает от застоя, являясь вместе с тем подвижной. Горизонтальная конкурентоспособность позволяет «системной религии» Раджнеша моментально распространяться по всему миру, быстро завоевывая умы людей, в первую очередь, одинаковых занятий и одинакового уровня знаний. Не обращая внимания на цвета кожи, расовые предрассудки, учение Раджнеша впитывает в себя людей по всему миру именно в соответствии с кастовым принципом. Кто-то довольствуется радостями небывалых сексуальных свобод, кто-то восхищается роскошью зримых образов соединения Востока и Запада, а иной обуреваем психотехникой невиданного духовного строительства, когда религия превращается в точную дисциплину, которую можно изучать в свободном общении равных. Ни зависти, ни ненависти нет в ашрамах Раджнеша, только удовольствие свободного творчества. При помощи такой утонченной избирательной методологии он вторгается в самое ядро противоречий современного, а именно западного, цивилизованного человека. Вся нынешняя цивилизация с антропологической точки зрения построена по одному принципу гипертрофированного развития интеллекта и постоянного подавления элементарных инстинктов. Уродливое бытие придало болезненность всему бессознательному, которое регулярно прорывается наружу, разрушая вспышками немотивированной циничной жестокости плоды долгих планомерных трудов. Человек все время пробивается изнутри током, словно неисправный конденсатор. Самоутверждение современного человека, диктуемое извне, все время развивается по пути экстраверсии, и прыжки от должности к должности, от недостатка к достатку оборачиваются потерей смысла жизни, пессимистическим фатализмом, утратой собственного неповторимого «я». Природная потребность в любви заключается в толстый панцирь рациональности, болезненной неуправляемой чувственности и эгоцентричности. Каждый мнит себя Бисмарком или Эйнштейном, не будучи даже их отражением в воде. Нереализованность в любви проявляется в несчастливости и агрессивности. Лишая себя настоящего, человек живет во имя будущего, в котором он осужден состариться и умереть. Современный горожанин, мелкий клерк или инженер, опутавшие жизнь цифрами, могут достать из кармана калькулятор и сосчитать, насколько и какие они должны подавить в себе первоприродные человеческие инстинкты, эмоции, чаяния, надежды, чтобы достичь очередного повышения по службе, которое учтет лишь компьютер в своих электронных мозгах. Стремясь из последних сил в будущее, человек боится его и думает, что иного пути нет.
Нет, есть, утверждает Раджнеш, этот порочный круг может быть разорван. Карьера и богатство — это противоестественные, антиприродные потребности человека. «Эта ориентация на будущее ведет в никуда… Сейчас человек вынужден будет воплотить великую мечту, мечту, в которой смогут встретиться Восток и Запад, в которой смогут встретиться все религии, мечту, в которой Земля сможет стать нашим домом — не разделенная, без конфликтов и войн, без разделений на нации, расы и цвета кожи».
Просветление равнозначно спасению, а просветление кроется в возвращении к естественности, умению жить в настоящем времени. «Это способ наслаждения жизнью прямо здесь и сейчас. Я принял существование и самого себя и ни в коей мере не склонен себя менять». Раджнеш открыто смеется над аскетизмом, зная историю религии и влияние ее на наследственность людей, он не боится во всеуслышание заявлять: «Будда и Христос — большие преступники, чем Гитлер и Муссолини». «Христианство — это болезнь», заявляет он с экранов телевизоров. Свобода, реальность, бытие — вот его нравственные ориентиры. В религии Раджнеша совершенно нет места чудесам, они просто не нужны ему. Бытие и наслаждение жизнью не нуждаются в чудесах. Его установки базис для создания нового сверхчеловека, а ашрамы сообщества свободных людей — питомники по выведению новой породы счастливых людей, свободных от мифов и принуждений. Никакого самоподавления во имя идеи, призрачных успехов. «Я просто любящий комфорт и роскошь, ленивый человек». Самосовершенствование человека не может быть основано на насилии, ибо оно противоприродно. Религиозные мифы, характерные для великих мировых религий, — это и есть источник колоссального духовного напряжения. Грех Адама, распятие Христа, конец света — это эстафета духовного напряжения, которая передается от поколения к поколению.
Шокируя современников сказочной необычайность своей религии, ее контрастирующей с моноучениями непринужденностью, антисвятостью, живостью и непомпезностью, Раджнеш тем не менее осуществляет в рамках всего мирского неклассического подвижничества древнейший принцип всех языческих религий: «Живи сам и дай жить другому». Раджнеш истый язычник, приучая людей к самостоятельной свободе и жизни в свое удовольствие, он действует как древний языческий жрец. Он не перестает быть им, даже рассуждая об Абсолюте, ведь языческий философ Ямвлих тоже рассуждал об этом и, впадая в транс, летал по воздуху. Раджнеш не творит чудес ни в понимании Библии, ни в интерпретации древних волхвов, его чудо мирское — это религия для богатых и сильных, искушенных и знающих. «Только в богатом обществе религия становится возможной». Религия не для голодных рабов, а для интеллектуальной элиты.
Рассуждая о феномене учения гуру Раджнеша, невозможно не упомянуть еще один ключевой момент истории религии как таковой — это двоеверие. Переходя от одной религии к другой, народ или общность ее последователей не могут разом отрешиться от образов и привычек старой веры. Иногда это взаимопроникновение костенеет, становясь неотъемлемой частью истового монотеизма, как, например, языческие боги и праздники славян перебрались в православие и прочно обосновались в нем, а идолы трансформировались в иконы и распятия. В самом двоеверии нет ничего необычного: это закономерный переходный период, однако с его помощью применительно к учению Раджнеша опять-таки можно проследить еще один путь, напрямую выводящий нас к новому Многобожию. Интеллектуальная элита была той последней силой, что удерживала язычество как комплекс религиозно-этических взглядов. Христианство победило сначала как религия для бедных, чтобы затем лучше разделить и развести по сторонам бедных и богатых. Ямвлих был последним официальным языческим философом, Юлиан — последним из императоров аристократов-язычников.