Караван в Ваккарес - Алистер Маклин

— А это не опасно?

— Я бы не выбрал себе такой образ жизни, — признался Боуман.

Он поднял глаза от программки, которую держал в руке, и внимательно посмотрел на арену.

— Что-нибудь случилось?

Боуман ответил не сразу. Он все еще смотрел на арену, где одетый в белое тореадор двигался по кругу с завидной легкостью и грацией балетного танцора, ловко уходя от ударов быка. Он сделал невероятный выпад, сорвал пуговицу, прикрепленную между рогами животного, причем один рог почти коснулся его груди.

— Ну и ну! — пробормотал Боуман. — Так вот кто он такой, этот Эль Брокадор!

— Эль... кто?

— Брокадор, парень на арене.

— Ты его знаешь?

— Нас не знакомили. Хорош, правда?

Эль Брокадор был не просто хорош — неотразим. Рассчитывая свои движения с ледяным спокойствием и исполняя их с удивительной легкостью, он мастерски продолжал уходить от бешеных атак быка: за четыре нападения сорвал обе ленточки, которые держали пуговицу, и две белые кисточки, прикрепленные к кончикам рогов. Проделав все это, он словно забыл о существовании быка. Низко и медленно поклонившись, легко подбежал к барьеру, перемахнул через него и оказался в зоне безопасности, в то время как бык, находившийся всего в нескольких футах от него, со всего размаху налетел на барьер, вдребезги разбив верхнюю доску.

Зрители одобрительно захлопали, но не все. Четыре человека не только не хлопали, но даже не смотрели на арену. Боуман, который тоже очень невнимательно следил за происходящим на арене, обратил на них внимание через несколько минут после того, как пришел. Это были Кзерда, Ференц, Серл и Мазэн. Они не смотрели на арену, так как были заняты другим: внимательно разглядывали толпу. Боуман повернулся к Сессиль:

— Разочарована?

— Что?

— Бык не очень резвый.

— Отстань! А это кто такие?

Три клоуна, одетые в традиционные мешковатые яркие штаны, с разукрашенными лицами, с большими носами и в смешных колпаках появились в зоне безопасности. Один нес аккордеон, на котором вскоре и заиграл. Два его товарища, все время умудрявшиеся спотыкаться и падать плашмя, ударяясь лицом о землю, перелезли через барьер и оказались на арене. Они принялись играть на кларнетах и танцевать. Пока они выделывали разные па, ворота открылись и появился новый небольшой черный камаргский бык. Он уступал своему предшественнику в размерах, но с лихвой восполнял это свирепым нравом. Как только бык увидел двух танцующих клоунов, он низко нагнул голову и с ходу атаковал их. Он гонялся то за одним, то за другим, но они, не сбиваясь с шага и не теряя ритма, увертывались, словно это их не касалось. Они были тореадорами высшего класса и с большим опытом.

На время музыка прекратилась, а бык внезапно повернулся и бросился на клоуна, который побежал со всех ног, спасая жизнь и испуская вопли о помощи. В ответ толпа разразилась смехом. Клоун изобразил гнев: остановился и погрозил зрителям кулаком. Затем оглянулся и опять помчался к барьеру, издав душераздирающий вопль. Он прыгнул, но, не рассчитав, ударился о барьер. Бык находился от него на расстоянии всего нескольких футов. Казалось предрешенным, что клоуна либо проткнут рога, либо он будет раздавлен. Но не случилось ни одного, ни другого, однако уйти без потерь тоже не удалось: его штаны болтались на одном роге быка. Клоун продолжил свое выступление в коротких, до колен, белых подштанниках, взывая о помощи. Его преследовал ужасный разъяренный бык, за которым теперь волочились еще и штаны клоуна. Толпа буквально рыдала от смеха.

И только четыре цыгана не обращали никакого внимания на происходящее. Они начали медленно пробираться сквозь толпу. Цыгане двигались как бы по часовой стрелке, внимательно приглядываясь к лицам всех, мимо кого они проходили. Боуман следил за ними с не меньшим вниманием. А в зоне безопасности аккордеонист продолжал исполнять «Сказки венского леса». Два клоуна сошлись в центре арены и начали вальсировать. Как и следовало ожидать, бык атаковал танцующую пару и на этот раз. Он почти настиг ее, и тогда клоуны, все так же танцуя, разошлись. Каждый повернулся кругом, и они опять соединились, а бык пронесся мимо.

Публика взорвалась аплодисментами. Сессиль смеялась до слез. А на лице Боумана не мелькнуло и тени улыбки. Кзерда был от него уже на расстоянии двадцати футов, и ему было не до смеха.

— Правда, замечательно? — спросила Сессиль.

— Превосходно. Подожди здесь.

Ее лицо в мгновение стало серьезным, она спросила:

— Ты мне веришь?

— Верю... Я скоро вернусь. — И Боуман скрылся из виду.

Ему пришлось проскользнуть в нескольких футах от Кзерды, который по-прежнему внимательно изучал лица всех, кто проходил мимо него, так нахально и открыто, что у людей от его взгляда возникало неприятное ощущение. Пройдя дальше, почти уже около выхода, Боуман миновал китайскую парочку, которая вежливо аплодировала. Их он видел еще в Арле. Они были заметной и необычной парой. Так как невозможно было предположить, что они приехали сюда из самого Китая, то, должно быть, они являлись гражданами Европы. Боуман машинально подумал, чем может заниматься китаец в Европе, но тут же выкинул эти мысли из головы: у него были другие, более важные заботы. Он обогнул арену, прошел ярдов двести на юг вдоль дороги, перешел ее и повернул обратно, направившись с тыльной стороны к кибиткам каравана Кзерды, которые располагались двумя плотными рядами в стороне от дороги. Казалось, что в этот час лагерь был пуст.

Кибитка Кзерды не охранялась, не было охраны и около бело-зеленой кибитки, но в этот вечер не эти кибитки являлись объектом внимания Боумана. Та, которая его интересовала, как он и предполагал, охранялась: на площадке перед дверью сидел Мака с бутылкой пива в руке.

Боуман медленно приблизился к кибитке, Мака опустил бутылку с пивом и угрожающе взглянул на него. Боуман, не обращая на цыгана никакого внимания, подошел еще ближе и стал неторопливо разглядывать Мака и кибитку. Мака щелкнул пальцами, это, без сомнения, означало, что Боуману лучше уйти. Боуман не шевельнулся.

— Проходи, — грозно сказал Мака.

— Цыганская свинья! — с удовольствием произнес Боуман.

Мака, не веря своим ушам, на секунду замер. Затем бешенство переполнило его, и он, перехватив бутылку за горлышко, начал подниматься. Но реакция Боумана была молниеносной, он сильно ударил цыгана еще до того, как тот успел твердо встать на ноги. Удар Боумана в сочетании с собственным движением цыгана — он почти налетел на кулак — произвел поразительный эффект: глаза Мака едва не вылетели из орбит, он попятился как пьяный. Боуман ударил еще раз и с такой силой, что в тот же миг Мака потерял сознание и грохнулся бы на пол, если бы Боуман не подхватил его. Боуман подтащил Мака к кибитке и убрал с глаз долой от случайных прохожих.