Своя дорога - Галина Ли

– Слово дворянина!

Ладно, пес с ним, с этим ублюдком! Будь по-вашему – пусть живет… еще некоторое время. Есть у меня в запасе одна интересная мысль… Получится не хуже, чем с удавлением. А может, даже лучше – помучается подольше.

«Какого демона я выбрал именно сосну?!»

Такая мысль пришла в голову уже на третьей ветке, когда я очередной раз прилип ладонями к расплавившейся на солнце тягучей смоле, щедро украсившей толстый ствол янтарными потеками. Во что превратились штаны и рубашка, я умалчиваю, теперь они только на тряпки годились. Хорошо хоть камзол внизу оставил.

Я задрал голову – футах в двадцати от меня раскачивался толстый куль на веревке. Мы затащили пленника наверх, и теперь требовалось как следует закрепить его на дереве.

Проще было бы отправить наверх сирин, ведь это он у нас с крыльями, но парень заявил, что вязать узлов не умеет, а это значило – маглук может грохнуться на землю подобно сорванной ветром шишке. Я бы не расстроился, но вот Агаи… Он, подлец, заявил, что не хочет брать грех на душу. Из-за его моральных убеждений мне пришлось карабкаться на верхушку липкого дерева. А ведь еще слезать…

Зараза! В гробу я видал таких добреньких поганцев.

Чтобы дать хоть какой-то выход раздражению, я обругал в три этажа и сирин, и варваров, и колдуна, и дерево, и свою сговорчивость заодно. Вроде как полегчало.

Наконец-то последняя ветка!

Я оседлал толстый сук и подобрался к болтающемуся в воздухе колдуну. Сложная «сбруя» из веревки, в которой крепился пленник, получилась надежной. А то, что она врезалась в тело, причиняя боль, можно было считать платой за «гостеприимство». К плате же следовало отнести перетянутые тонкой веревкой кисти рук колдуна. Теперь, если его не снимут через пару часов… Сдохнуть сразу не сдохнет, но руки точно отвалятся. А раз отвалятся, значит, колдовать не получится. А там – Пустошь сама дело завершит!

Провозившись с четверть часа, я наконец закончил и крикнул вниз:

– Отпускайте!

Сейчас проверим на прочность мои узлы.

Пока Танита и Агаи перетягивали освободившуюся веревку, я удовлетворенно наблюдал за дерганьем подвешенного колдуна, заодно убеждаясь, что он не грохнется вниз. Перед тем как слезть, я не смог отказать себе в одной маленькой слабости: сдернул повязку с глаз маглука. Пусть полюбуется на открывающиеся просторы. Затем погладил его по растрепанным, грязным, обслюнявленным в кошачьей пасти волосам, и ласково посоветовал:

– Я бы на твоем месте не дергался, а то веревку перетрешь или прилетит, не дай Мо, что-нибудь хищное.

И попрощался:

– Ну счастливо оставаться!

На душе сразу хорошо стало, несмотря на испорченные штаны.

Уже внизу, еще раз окинув удовлетворенным взглядом болтающееся тело, я сказал сирин:

– Теперь твоя очередь!

А парень, оказывается, все-таки не лишен некоторой мстительности.

Этот вывод я сделал, глядя на то, как сосна на глазах обрастает здоровущими острыми иглами, лишь немного уступающими по длине и плотности тем, которые украшают шкуру дикобраза. Жалко, дерево ими «стрелять» не умеет, как этот наглый зверек. Да и так сойдет! Теперь у варваров точно уйдет часов пять, не меньше, чтобы достать негодяя. Это даже дольше, чем я рассчитывал! Фантазия сирин только что обеспечила дикарю гангрену и верную смерть. Мучительную. А нам пяти часов за глаза хватит, чтобы убраться подальше.

Агаи удовлетворенно посмотрел на свое творение и хихикнул. Я проследил за его взглядом и тоже не удержался от смешка: поднявшийся ветер шаловливо раскачивал огромную бурую «шишку».

Как же этого мерзавца сейчас мутит. Прелестно… Я удовлетворен. Во всех отношениях.

– Все равно лучше убить, – хмуро бросила Танита и полезла в кусты раздеваться и перекидываться обратно в кошку.

Я ухмыльнулся, но, заметив настороженный взгляд волшебника, стер улыбку с лица и сказал:

– Агаи, знаешь что, ты подумай о защите от проклятий. Ведь снимут его, очухается и непременно кинется колдовать. Не хватало еще в каждом лесу по дереву над очередным монстром высаживать.

Волшебник тут же задумался, а я вскочил в седло.

По-хорошему надо было сменить одежду, но пока не доберемся до воды и песка, толку от переодевания не будет. Нет, требуется срочно научить сирин хотя бы паре надежных узлов. Мало ли, вдруг снова придется лезть на дерево?

Глава четырнадцатая

Ночь в Пустоши – самое опасное время. Если ты остался без надежной крыши над головой, шанс встретить рассвет живым и невредимым ничтожен.

Я посмотрел на солнце. Небесное светило только-только подобралось к зениту, и его яркие лучи хорошо разгоняли тени даже под пологом леса.

Сегодня дорога будет короткой – еще каких-то полчаса. Это не потому, что я вдруг раздобрился и решил пожалеть спутников. Все очень просто – или мы останавливаемся на ночлег, или проводим в седлах еще не меньше половины суток. То есть становимся самоубийцами.

Прошлую ночь мы провели на руинах древнего святилища. Его белые высокие камни, испещренные стертыми временем письменами, по-прежнему неплохо охраняли. А если учесть, что сирин дополнительно поколдовал, спалось хорошо. Только ближе к рассвету нас разбудило громкое лязганье зубов голодных визитеров – около святилища суетились крокуты. Эта коротколапая гривастая нежить размером с крупную собаку, с мощными челюстями и шкурой цвета песка, гость неприятный, но относительно безобидный. Тоже, конечно, от свежей кровушки не откажется, но силой особой не обладает, магический круг не преодолеет, а к утру попрячется в норы.

Надо сказать, при свете солнца Пустошь не так страшна, как про нее говорят. Разве что на настоящих вампиров наткнешься, так их и в обычных городах можно встретить. Вервольфы и беглые отщепенцы всех мастей тоже заставляют оглядываться, но тем не менее опасна именно ночь. Если не знаешь «занориков», в которые можно забиться на время темноты, – у тебя нет шансов выжить. На счастье благородных спасителей мира и малолетней претендентки на трон, надежные схороны я знал. Только последние сто верст оставались белым пятном. Да и там не подохнем, найдется тот, кто подскажет, где спрятаться!

Я оглянулся. Агаи с девочкой ехали сразу за мной, рядом с ними стелилась в мягкой рыси рош-мах, периодически вздергивая свой хвост и касаясь им ножки малышки. Морра, надежно удерживаемая сирин, то и дело наклонялась, пытаясь поймать пушистый светлый кончик. Когда девочке это удавалось, оборотень издавала совершенно неподражаемый звук – эдакую помесь урчания и слабого кваканья, – и Морра принималась звонко смеяться.

Развлекаются. Чистые дети.

Волшебник, заметив мой неодобрительный взгляд, смущенно улыбнулся, словно извиняясь за веселье. Я подавил просившиеся на язык резкие слова, поняв, что меня попросту съедает зависть. Эти трое походили на дружную семью, а я по-прежнему оставался лишь случайным попутчиком, расставание с которым не трогает сердце. Ощущение непричастности кольнуло самолюбие, и я отвернулся.