Голем и джинн - Хелен Уэкер

— Знаете, для такого дня хороша хала с изюмом. Она сладкая и одновременно питательная, — быстро предложила девушка. — И ее надолго хватит.

— Правильно, — просияла женщина. — Это именно то, что я хотела.

Она заплатила за халу и пошла домой с легким сердцем.

Довольная успехом, Хава опробовала эту тактику на других нерешительных покупателях. Она угадывала чаще, чем ошибалась, и старалась не огорчаться из-за ошибок. Просто она начинала понимать, что на свете есть люди, которые никогда и ничем не бывают довольны.

Время от времени у нее еще случались промахи, особенно в конце дня, когда мысли в голове начинали путаться. Тогда она брала с полки не тот товар, или забывала чье-нибудь имя, или совершала еще какую-нибудь глупую ошибку. Бывало, что клиент уносил в пакете совсем не то, что покупал, и вскоре возвращался с претензиями. В таких случаях Хава приходила в ужас от своей бестолковости и долго извинялась, но на самом деле это было даже неплохо, поскольку иначе Радзины решили бы, что она чересчур хороша, чтобы быть настоящей. Мистер Радзин внимательно следил за бухгалтерией и по нескольку раз проверял все цифры. Скоро он заметил: его доходы растут, в то время как расходы падают. Интуиция подсказала ему, что это заслуга новой работницы. Она могла ошибиться, работая за кассой, но никогда не путала рецепты, не портила тесто, положив слишком много соли, и у нее никогда ничего не сгорало. А кроме того, Хава никогда не болела, не снижала темп и не опаздывала. Словом, она была настоящей жемчужиной среди работниц.

Хотя, приходилось признать, иногда она вела себя так, словно была немного не от мира сего. Как-то утром миссис Радзин заметила, что девушка пристально разглядывает обычное куриное яйцо.

— В чем дело, Хава, милочка? Оно протухло?

— Нет, — по-прежнему не сводя глаз с яйца, рассеянно ответила Хава. — Просто удивительно, как им удается каждый раз делать их такими одинаковыми — и по цвету и по размеру?

— Кому им? — озадаченно нахмурилась миссис Радзин. — Курицам?

Анна, стоящая за другим столом, громко хихикнула.

— Простите, — пробормотала Хава и, аккуратно вернув яйцо на место, поспешно вышла из комнаты.

— Не дразни ее, Анна, — строго потребовала хозяйка.

— Но что за дурацкий вопрос!

— Имей к ней сочувствие. Она в трауре, она вдова. Неудивительно, что иногда у нее мутится в голове.

Не вмешиваясь в разговор женщин, мистер Радзин отправился в кладовку за мукой. Дверь в уборную была закрыта. Он ожидал, что оттуда донесутся всхлипывания, но вместо этого услышал голос, шепчущий: «Надо быть осторожнее. Надо быть осторожнее». Мистер Радзин пожал плечами, взял муку и вернулся в пекарню. Через несколько минут туда же пришла и Хава. Она выглядела так, словно ничего не случилось, и молча начала работать, не обращая внимания на хихиканье Анны.

— Как ты думаешь, что с ней не так? — спрашивал мистер Радзин свою жену вечером.

— Все с ней в порядке, — отрезала та.

— Но у меня ведь есть глаза, Тея. И у тебя есть. Она не такая, как все.

Они лежали в кровати. Неподалеку, у стены, посапывали Сельма и Аби, спящие беспробудным сном детства.

— Когда я была маленькой, — заговорила Тея, — рядом жил мальчик, который все время все считал. Травинки, кирпичи в стене. Другие мальчики окружали его и выкрикивали разные цифры, он сбивался, и ему приходилось начинать все сначала. Он стоял и считал, а по лицу у него текли слезы. Я ужасно злилась. Я спросила у отца, почему он не может остановиться, а он ответил, что в голове у мальчика поселился демон. И что от него надо держаться подальше, а то он может натворить что-нибудь плохое.

— Ну и как? Натворил?

— Нет, конечно. Но он рано умер, еще до того, как мы уехали. Мул лягнул его прямо в голову. — Она помолчала немного. — И знаешь, мне всегда казалось, что он сам это подстроил. Специально.

— Самоубийство с помощью мула? — фыркнул Радзин.

— Все знают, что это очень вспыльчивое животное.

— Для того чтобы покончить с собой, можно найти способ и получше.

Жена сердито повернулась на другой бок:

— Сама не знаю, зачем я с тобой разговариваю. Если я назову что-то белым, ты непременно скажешь, что это черное.

— Если я увижу, что Хава подбирается к какому-нибудь мулу, обязательно предупрежу тебя.

— Ты ужасный человек! У тебя не голова, а репа.

Они замолчали, но потом она снова заговорила:

— Хотела бы я посмотреть на мула, который решит ее лягнуть. Она возьмет его за задние ноги и заплетет, как халу.

Радзин громко хохотнул, и Аби что-то пробормотал во сне. Его сестра беспокойно зашевелилась. Родители замерли, но дети так и не проснулись, и в комнате опять стало тихо.

— Давай спи, — прошептала Тея. — И оставь мне хоть краешек одеяла в кои-то веки.

Радзин еще долго лежал без сна, слушая дыхание детей и жены. На следующее утро он отвел свою новую работницу в сторону и объявил, что поднимает ей жалованье на два цента в день.

— Ты это заслужила, — отрывисто сказал он. — Но если проболтаешься Анне, будешь делить эти деньги с ней. Я не желаю, чтобы она непрерывно ныла и требовала денег, которых не заработала.

Он ожидал от нее слов благодарности, но она стояла молча и казалась даже огорченной.

— Эй, девушка! Ты только что получила прибавку. Ты что, не рада?

— Конечно рада, — тут же ответила она. — Очень. Спасибо вам. Я ничего не скажу Анне.

Но весь этот день она выглядела особенно задумчивой и смотрела на Анну как будто виновато.

— Нечестно, что Анне будут платить меньше, чем мне, — жаловалась Хава равви Мейеру. — Она ведь не может работать столько, сколько я! Это не ее вина!

Она расхаживала взад-вперед по гостиной равви. Был вечер пятницы, и на столе еще стояла неубранная после ужина посуда. Девушка всегда с нетерпением ждала этого вечера, который проводила с равви, — начало Шаббата было единственным за неделю временем, когда она могла задавать вопросы и говорить свободно. Но на этот раз новая и мучительная проблема вытеснила у нее из головы все остальные мысли. Равви обеспокоенно следил за ней глазами.

— Да мне ведь и не нужны эти деньги, — продолжала девушка. — Мне не на что их тратить.

— Купи себе что-нибудь приятное, чтобы вознаградить себя за хорошую работу. Может, новую шляпку?

— Но у меня уже есть шляпка, — нахмурилась она. — Разве с ней что-то не так?

— Да нет, с ней все в порядке, — заверил ее равви, решив, что тот, кто создавал девушку, забыл снабдить ее даже малой толикой женского кокетства. — Хава, я понимаю, что ты расстроена, и это, несомненно, говорит в твою пользу. Но ведь, с точки зрения Радзина, ты стоишь больше, чем Анна. И платить вам одинаковое жалованье было бы несправедливо. Скажем, мне надо купить новый чайник, и у меня есть выбор: один чайник большой, другой маленький. Ты ведь не удивишься, если большой чайник будет стоить больше?

— А что, если тот человек, который сделал маленький чайник, беднее? И деньги ему нужнее, и семья у него больше? Вы ведь вспомните об этом, когда будете принимать решение?

— Да, наверное, вспомню, — вздохнул равви. — Но если бы я ничего не знал об этом, как обычно и бывает, я бы просто видел два чайника — большой и поменьше. Это же видит и Радзин. И пожалуйста, Хава, перестань ходить туда-сюда. У меня уже голова от тебя кружится.

Она тут же послушно остановилась, села на стул и сложила руки на коленях.

— Может, я буду отдавать кому-нибудь те деньги, которые мне не нужны? Правильно! — Лицо Голема осветилось. — Я могу отдать их вам!

Она сразу же поняла, что равви не нравится ее новая идея.

— Нет, Хава. Это твои деньги, а не мои.

— Но мне они не нужны!

— Может, сейчас и не нужны. Но ведь надо думать и о будущем. Я прожил долгую жизнь и знаю, что обязательно придет время, когда они тебе понадобятся, и приходит оно всегда неожиданно. Деньги — это инструмент, и с его помощью можно сделать много добра и для себя, и для других.

Совет был хорош, но все-таки девушка никак не могла успокоиться. В последнее время равви все время говорил с ней так, как будто отвечал на простой вопрос, а на самом деле имел в виду что-то более важное, что случится впереди. Она подозревала, что он старается научить ее как можно большему за короткое оставшееся время. Он кашлял не больше, чем раньше, но и не меньше. И она замечала, что одежда теперь висит на нем, словно он съежился. Равви говорил, что так и должно быть. «Я старик, Хава, — объяснял он. — А человеческое тело похоже на кусок ткани. Как за ним ни ухаживай, оно все равно изнашивается с годами».