Магия и пули (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Федор мысленно ругнулся и продолжил сочинять эпистолу. Буквы складывались в строчки – неровные, корявые. Писать пером красиво он до сих пор не научился.

Сосредоточие силы. Именно такое ощущение приходило к кайзеру всякий раз, когда он входил в Зал баронов в Вевельсбурге. И особенная мощь охватывала в центре мозаичного рисунка на полу в виде круга с рунами.

Именно там великие магистры боевых орденов рейха проводили свой обряд, наделяя магическими свойствами амулеты, способные усилить дар настолько, что без него как будто отрубили руки. И еще здесь происходят ритуалы, абсолютно неизвестные противнику. Из-за них боевые маги Германии, пусть – не столь многочисленные как в России, обладают несравненной мощью.

Вевельсбург считается главным храмом империи, формально – католической державы, поэтому руководитель этого учреждения именуется скромно – настоятель, и всегда носит черную мантию, никогда не надевая свой мундир с погонами генерал-полковника.

Кайзер стал в центр круга и закрыл глаза. Сосредоточившись, он уловил мельчайшие колебания силы, бурлившей вокруг, вошел с нею в резонанс, ощутив тепло, а потом – и нестерпимый жар… И немедленно разорвал соединение, ибо кровь в жилах закипит. Это не фигура речи. По преданиям, двести лет назад позабывший осторожность маг вспыхнул прямо в круге и сгорел дотла.

Монарх открыл глаза и бросил единственное слово:

– Ведите!

Настоятель проводил к центру круга молодого человека в рясе монастырского послушника и с амулетом ментальной магии на цепочке. Значит, этот маг мог парализовать силой заклинания, внушить страх, подчинить своей воле. К сожалению, к чтению мыслей человека, как умели одаренные в прошлые века, он не приобщился.

– Стань ближе! – приказал кайзер.

– Да, сэр! – маг ответил по-английски.

Вильгельм положил ему руки на плечи. Это был знак высокого доверия: в такой близости не сработает ни один магический щит. Любое атакующее заклинание убьет другого мага, если первый это пожелает.

– Готов ли ты, сэр Болдуин-младший, перейти на службу Великой Германии? Выполнять приказы на благо рейха?

– Конечно, сэр! Ради головокружительных перспектив… Я полгода ждал этого дня, не снимал дарованный вами амулет!

– Гут. Один приказ ты выполнишь сейчас. Во славу Рейха – умри!

Одновременно с последним словом кайзер свернул несчастному шею. Руки Вильгельма, насыщенные магией, обладали колоссальной силой. «Головокружительные» перспективы англичанина вылились в единственный оборот головы на 180 градусов.

Глядя куда-то себе за спину, Болдуин-младший рухнул на мозаичный пол. Кайзер досчитал до десяти и сорвал медальон-амулет.

Тело верховного мага пронзила короткая судорога, на этом все и закончилось.

– Вам помочь? Чувствуете слабость, мой кайзер? – засуетился настоятель.

– Найн! Никогда не ощущал в себе такой мощи. Мне остался лишь Зеркальный щит, остальное у меня имеется, – решительным шагом кайзер двинулся к выходу из Зала баронов, по пути приказав секретарю: – Завтра же по прибытии в Берлин жду отчет разведки по Юсупову. Перевернуть всю Францию, всю Россию, весь мир, наконец! Найти и доставить эту русскую тварь ко мне – до начала весенней кампании на Востоке. Иначе виновные предстанут передо мной в Зале баронов.

Минуло Рождество. После вакаций в Тамбовский институт благородных девиц пришло приглашение классным дамам прибыть на прием великой княгини Софьи Александровны в Петергофе. Двоюродная сестра государя курировала учреждения Министерства государственного призрения и женские заведения, а также покровительствовала матерям-одиночкам. Последнее ее начинание шло вразрез с обычаями предыдущих эпох[3].

Министерство народного образования оплачивало проезд и проживание. Но питание во втором по дороговизне городе России, кроме приема у ее императорского высочества, да и прочие расходы относились на счет приглашенных. Неудивительно, что из классных дам института одна лишь Соколова выразила желание посетить Северную Пальмиру.

После ужасного скандала с князем Николаем, для него закончившегося смертью на дуэли, и не менее ужасной ситуации с Федором, Юлия Сергеевна немного успокоилась, хотя стыдно было все равно. Некрасиво поступила, бросив жениха. Федор же остался благородным до конца. Он вступился за честь Юлии Сергеевны, рисковал жизнью на дуэли! Потому глухой Тамбов стал для барышни убежищем, и она его не покидала. Но теперь решила съездить в Петербург – надо бы развеяться.

От приданного, частью промотанного в Петербурге, у нее осталось чуть более пяти тысяч рублей. Небольшая сумма в понятиях российского дворянства, все меряющего землей. За десять тысяч можно купить усадьбу, а взяв ссуду на ту же сумму – неплохую, с пахотными землями. Лет за пять-семь урожай с них позволит погасить заем. За пять тысяч… разве что деревню за Уралом. Никакую ссуду не дадут, потому что заемщик никакой.

Жалование в институте позволило жить достойно, но без роскоши, конечно. Гардероб она не обновляла и донашивала вещи, купленные в Туле. Капитал не трогала, но и нарастить его не удавалось.

Приемы и обеды, дни ангела у представителей губернского света Юлия посещала редко, лишь только для приличия. Попытки завязать с ней знакомство были – сначала сыпал любезностями сын местного предводителя дворянства, потом кавалер пожиже – из полицейских чинов. Но будь он даже граф… Ожог на душе не проходил.

Юлия понимала: рядом с ней не будет мужчины, равного Федору. А еще боялась нарваться на проходимца вроде Николя. Крест на себе ставить не собиралась: рано или поздно выйдет замуж за какого-нибудь коллежского регистратора, а тот до выхода на пенсион вырастет, скажем, до коллежского асессора. Будет трое-четверо ребятишек и неразрешимый вопрос: где найти деньги на обучение сыновей, приданное дочкам… Оттягивая неизбежное, отказала полицейскому офицеру, человеку приличному, но грубоватому, к тому же с репутацией хапужистого.

Репутация самой Юлии Сергеевны тоже была не ахти. Слух о ее похождениях, закончившихся гибелью одного из самых завидных женихов Российской империи, дополз до Тамбова. Коли была вместе с княжичем – то насколько близко? Слушая пересуды, нет-нет да и долетавшие до ее ушей, Соколова так порой серчала, что готова была идти к лекарю и требовать свидетельства о непорочности. А потом, заплатив целковый, опубликовать фотографический снимок этой справки на страничке объявлений «Тамбовского вестника», тем самым шокировав местный бомонд попранием всех обычаев и устоев. Погонят из института? Пусть!

Однажды, расстроившись, она поделилась этой авантюрной идеей с другой классной дамой. Та лишь расхохоталась и посоветовала не слушать губернских завистливых дурочек, никогда не имевших романа с наследником княжеского рода.

– Представь, ма шер! – сказала, отсмеявшись, – Они немедля придумают новый повод лясы поточить. Коль была вместе с Николя, отчего тебя не тронул? Побрезговал? Стало быть, есть в тебе какой-то порок…

Вояж в Питер был вызван желанием вырваться из захолустья в пышную столицу, где другое окружение, а не жалкое тамбовское. Пусть на несколько дней, но почувствовать себя не провинциалкой, а желанной гостьей высокорожденной особы. Да и кавалеры в Петербурге – не чета тамбовским.

Прием у Софьи Александровны ей понравился. Все было мило и душевно. Великая княгиня их благодарила, говорила о растущей роли женщин в современном обществе. Не обманул ожиданий и последовавший за приемом бал, где в Юлию Сергеевну буквально вцепился гвардейский офицер. Он хвалился состоянием и перспективами, обещал писать в Тамбов, а затем, отпуск испросив, прибыть туда лично, дабы «увести с собой блестящий цветок из провинции». Про «цветок» говорил и Николай, потому Юлия осталась равнодушной. Наверное, у столичных Осененных говорить такие комплименты, как обычай бриться по утрам. Офицер остался без награды.

Праздник завершился, поезд поутру привез учительниц в Петербург. До отправления московского оставалось много времени, и Юлия позволила себе променад. Конечно, юной барышне без сопровождающего некомильфо, но когда еще выпадет случай…