Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин

Известное это дело, особенно на сессии. Многие во время сессии ночами почти что и не спали, доучивая пропущенное за полгода. Ну а чтобы спать не хотелось, они пили кто кофе, кто чай, кто какао. Рецептов было до черта: от альпинистских (коньяк, шоколад и лимон) до лично изобретенных. Но помогало это лишь частично. Я лично таких опытов не ставил, мой максимум – не спал ночь перед экзаменом. Впрочем, я на стимуляторы реагировал прихотливо: когда нужно не поспать ночь и выучить все к экзамену – сколько ни пьешь кофе с чаем, а все равно в полночь начинают глаза слипаться. Зато когда ничего такого не планируешь – незамеченная лишняя чашка чаю, и оттого не заснуть никак.

А куда мне сегодня податься? Мест осталось три – Кронштадт, Невский пятачок и Петергоф. Я размышлял-размышлял и пришел к выводу, что ни Кронштадт, ни Невский плацдарм сегодня не для меня. Мне хочется чего-то иного. Тут я даже эпитетов подбирать не буду. Должно быть, вчерашние кладбища меня вымотали. Петергоф.

Да, я там уже был, но такое не грех и повторить. И пошел я к Гостиному двору, где собирались группы на экскурсии туда. Нашел девицу, набиравшую группу, по ее указаниям нашел замаскированный чуть поодаль микроавтобус и занял в нем позицию, произнеся для водителя пароль: «Я от Светланы». Минут за сорок мы набились в «Спринтер», Светлана тоже вскоре прибыла, собрала с нас деньги, и мы тронулись. Хорошие рессоры «мерседеса» сыграли со мной злую шутку. Меня укачало, и я быстро заснул. Так и не удалось посмотреть Питер по дороге и на побережье залива. Проснулся я уже на месте.

Экскурсия была импровизированной: Светлана обещала нас поводить по Нижнему парку, после чего дать час или два по нашему выбору для самостоятельного осмотра. Дальше – как мы захотим. Можем поехать в Ломоносов, можем даже еще кое-что себе позволить. Тут она улыбнулась и сказала, что Петродворец – это такое интересное место, где экскурсанты всегда строят обширные планы, но везде не успевают и приезжают еще – досматривать. Что-то за этой фразой крылось. Но мне это было не совсем понятно сразу.

Видимо, Светлана была кое в чем права, потому что, осмотрев фонтаны Нижнего парка, мы настолько переполнились впечатлениями, что сил пойти в Большой дворец хватило не у всех.

Я же туда не пошел, а вернулся к «Шахматной горе», еще раз взглянуть на драконов. Потом двинулся в противоположную сторону, к павильону «Эрмитаж». Мне он понравился и в прошлый раз, ибо что-то в нем находила моя душа. Вообще такие павильоны – типовое сооружение парков того времени. Это место, где хозяин парка мог пообщаться с избранным кругом друзей и отобедать с ними. Но притом никто из посторонних им не будет докучать, даже слуги. Оттого павильоны имели два этажа и специальное подъемное устройство. Хозяин и гости восседали в зале верхнего этажа, а когда гостям хотелось есть или пить, посредством подъемного стола им все и доставляли слуги с нижнего этажа, не мозоля глаз своим присутствием. А дружная компания разговаривала о чем угодно, не опасаясь посторонних. А петергофский «Эрмитаж» имел еще и ров вокруг себя. И ничем не стесняемые головы просвещенных дворян рождали много чего интересного. Это был век Просвещения, когда всем казалось, что всесильный разум человека наконец вмешается в жизнь и все переустроит по-разумному, а не так, как было.

Разум расцветал и породил религию Разума, а также гильотину. Это не я сказал, а более умный человек, чем я. Видимо, разуму чего-то не хватает, чтобы сделать всех счастливыми. Чего? Наверное, чувств. Впрочем, не буду налегать на свои разум и чувства по причине их явной неэталонности. Возможно, часть идей и действий конца восемнадцатого века родились именно в таких эрмитажах. Может быть. Интересно, как повлияет шведский стол на человечество? Там ведь тоже мы почти никого из работников общественного питания не видим. Наверное, положительно. В восемнадцатом веке в результате заговора были убиты два шведских короля. В девятнадцатом веке – ни одного. Одного короля свергли с престола, но просто выставили из страны, не казнив ни его, ни детей. А когда распространился шведский стол? Вроде в конце девятнадцатого века. У нас о нем написали в 1880 году, но он же явно не за год до того родился? А расцвет эрмитажей – это восемнадцатый век. Монархов тогда убивали весьма активно и в России, и в Швеции, и во Франции. Значит, шведский стол смягчает сердца и нравы.

Так я и провел два часа свободного полета, глядя то на «Эрмитаж», то на залив, и размышляя. С момента моего приезда сильно прибавилось фонтанов-шутих, теперь их было штук пять, а не два. Светлана говорила, что уже восстановлен весь Большой дворец, а при мне были открыты всего три комнаты. Мы тогда не достоялись в длинной очереди, чтобы попасть туда. А вот сейчас что-то мне туда не хочется. И в Верхний парк я второй раз никак не попаду. Ну и ладно. Пора идти к месту встречи с «мерседесом» и Светланой. Кто бы мне подал чего поесть на подъемном столе, а можно даже и без него?

Кстати, вот хожу я по Нижнему парку, а нет ощущений, что я иду по кладбищу. Хотя пятьсот матросов Петрухина полегли пятого октября сорок первого именно тут. И хоронили их, наверное, местные жители, согнанные немцами, в воронках. Непонятно. Ладно, может, дальше что-то станет яснее. Все же я не зря поехал в Питер, это не только для того, чтобы прояснить судьбу Василия Васильевича Кузнецова или поглядеть на фонтаны. Что-то за этим кроется. Вот понять бы, что именно…

В Питер мы вернулись относительно рано, но времени на поездку в два остальных пункта диспозиции уже не было. Поэтому я решил потратить остаток активного светового дня на поход на Васильевский, чтобы походить в районе Стрелки и дворца Меншикова. Посмотреть – не отзовутся ли в душе флюиды древних могил людей, «вымостивших костями петербургские трясины». Почему «активного светового дня» – потому что ряд действий принято делать днем, но не слишком рано и не слишком поздно. Светло летом и в шесть, но в гости тогда ходит только Винни-Пух. В питерском июне светло и в десять вечера, но не все доступно в этот час, несмотря на естественное освещение. В итоге хождение через два моста (Дворцовый и Биржевой) и вокруг зданий закончились выводом, что и здесь я старых смертей не ощущаю. И Тьма сюда еще не добралась. Кое-какие выводы были уже готовы, но я не стану спешить и посещу плацдарм. Вот Кронштадт – это можно и не делать. Ладно. Завтра мне что-то могут сообщить про архивные поиски, поэтому утро и день проведу в поездке на восток, а вечером уже решу, что и как.

Если мне еще надо оставаться, то Кронштадт будет обязательно. А если придется уезжать вскорости – ну, тогда и поглядим, останется на него время или нет.

Обратно поехал со станции «Горьковская». Вечером был поход в супермаркет и звонок одному человеку. Ибо сказал мне Силантьевич, что этот гражданин занимается частным извозом в сторону Кировска и Шлиссельбурга. Особенно любит, когда его с «газелью» нанимают на весь день: отвезти-привезти отдыхающую на природе компанию. Но и более скромными заказами не брезгует. Гражданина звали Вовой, и он именно так представлялся. Попытка спросить его отчество (все ж мужику уже за сорок) им была пресечена: Вова, и все.

Набил он свою белую «газель» народом и повез его от станции метро «Площадь Александра Невского» на Кировск и Шлиссельбург, кому куда там надо. Не люблю я «газели» из-за жесткой подвески. Если в салоне сядешь сзади, то даже на приличной дороге ощущения еще те. Если же хоть немного проехать по грунтовке или по давно не ремонтированному асфальту – вообще туши фонари. Еще Вова любил песни, но, в отличие от коллег, что врубали шансон по радио или в записи, пел сам. Репертуар – а тот же Круг, «Лесоповал» и аналогичное. Голос – а какая разница, какой он у него? «Есть такие голоса… Дыбом станут волоса»[6].

А мама моя говорила, что Эдита Пьеха безголосая! Она тогда еще нынешних голосистых не слышала. Поэтому я попытался абстрагироваться от рессор, дребезжания кузова и вокала. И доабстрагировался до того, что меня в плечо толкать пришлось, чтобы очнулся, – встал и вышел. Вышел из меридиана, хотя и не спал. Так что дорога практически не запомнилась. Что-то стал я безбожно спать в транспорте, а на кровати – нет.

И вот стою я на обочине и смотрю на плацдарм. От дороги до речного берега с полкилометра на глаз. Место открытое. Мне уже добрые люди рассказали и даже схемку нарисовали, что там где. Несколько памятников, к которым шли от шоссе аллеи и дороги. Потому я пойду сразу к братским могилам, а уже оттуда похожу по самому плацдарму. Затем спущусь к берегу и на том завершу. Дальше опять на шоссе и буду там «голосовать за развитие автотранспорта».

Сначала решил сойти с обочины шоссе и пойти по полю, но почти сразу вернулся. Место было очень неровное, и моим туфлям поход по рытвинам и заплывшим воронкам не понравился. Вернулся обратно на обочину и дошел до военного мемориала.