Лже-Нерон - Лион Фейхтвангер

   Минуты, когда он приводил к присяге этому Нерону своих солдат, приказав им заменить изображения  Тита  на  знаменах  и  под  орлами  изображениями Нерона, стали самыми знаменательными в его жизни. Хотя ему как  верховному командующему не было в том нужды, но он дал  обет  богам:  не  щадя  жизни первым взобраться на стену первого  города,  который  он  будет  брать,  и водрузить боевое знамя с изображением Нерона, снискав себе за это  награду - "Стенной венец".

13. БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

   Стража у входа в Библиотечный зал, служивший  Нерону  залом  совещаний, торжественно взяла на караул и пропустила Кнопса. Кнопс, бывший раб,  ныне - государственный секретарь, увидел, к своему  огорчению,  что  он  явился первым. Это проклятое усердие въелось ему в плоть и кровь  со  времен  его рабства. Остальные - знатные господа - не торопились.

   Юркий, подвижной, он не мог  усидеть  на  месте.  Он  стал  осматривать шкафы, где хранились книги и свитки, ощупывал  ценное  дерево,  металл  на статуях.  Машинально  оценивал  и   то   и   другое.   Досада   постепенно улетучивалась. Он чувствовал себя здесь,  во  дворце  Филиппа,  как  дома. Разве у него нет всех оснований быть довольным?

   О, он высоко взлетел, раб Кнопс. Он расточал самому себе похвалы за то, что так упорно верил в возвышение Теренция и  не  уходил  от  него.  Он  и впредь его не покинет. Он искренне любит своего Нерона, хотя бы уже за то, что Нерон дал ему возможность развернуться. И  еще:  он  считает  Теренция глупым и любит его из чувства собственного превосходства.

   Он, Кнопс, - голова, и  притом  мытая  в  семи  водах.  Человек,  менее хитрый, знай он так много, как Кнопс, отправился бы в Антиохию  и  дал  бы показания против Нерона-Теренция. За это губернатор Цейон даровал  бы  ему вольную и назначил в награду солидную сумму. Человек, менее хитрый, сказал бы себе, что лучше быть скромным вольноотпущенником под властью Тита,  чем государственным секретарем при Нероне. В глубине души Кнопс  убежден,  что безрассудно смелая авантюра, в которую  пустился  мастер  горшечного  цеха Теренций, дерзнувший объявить себя римским императором,  не  может  хорошо кончиться. Но так как Кнопс - голова, он метит еще  этажом  выше.  Тот  же внутренний голос, который удерживал его около Теренция даже в те  времена, когда дела обстояли очень плачевно, говорит ему, что его Нерон  поднимется гораздо выше и что из него можно будет выжать еще  гораздо  больше.  Но  в сокровенных глубинах  своего  сознания  Кнопс  всегда  начеку,  он  всегда настороже. У него отличный нюх. Он сразу учует приближение конца и  сумеет заблаговременно унести ноги.

   Он расхаживает по красивому залу, вынимает  из  шкафов  то  свиток,  то книгу,  чувствует  себя  хорошо.  Он  думает  о  своем  приятеле  Горионе, ухмыляется добродушно и с сознанием  превосходства.  Этому-то  он  показал себя! Поговорку о трех "К" он опроверг  основательно.  Но  он  по-прежнему расположен к Гориону. За высокую мзду он переписал на его имя  фабрику  на Красной улице и предоставил ему еще и  другие  источники  дохода.  Малютке Иалте исполнилось четырнадцать лет, она в расцвете своей юности. Возможно, он на ней и в самом деле женится, как обещал Гориону. Он так высоко  стоит теперь, что может себе это позволить. Во всяком случае, если он как-нибудь улучит свободный часок, он переспит с девчонкой. Старик Горион  и  за  это должен быть ему благодарен.

   Приятные эти размышления прервал приход капитана  Требона.  На  Требоне было одеяние с пурпурной полосой  и  красные  башмаки  сенатора  с  черным ремнем. Он явно чувствовал себя  еще  неловко  в  новом  облачении.  Кнопс называл его про себя вороной  в  павлиньих  перьях.  Требон  чувствовал  в Кнопсе скрытое пренебрежение  к  себе.  Этот  нахал  с  первого  мгновения одновременно и отталкивал и привлекал его. Он решил установить  с  Кнопсом приятельские отношения, так как тот, видимо, имел влияние  на  императора. При этом, однако, Требон решил быть постоянно начеку.

   Сверкая великолепием своих одежд,  Требон  широко  расселся  в  кресле, Кнопс, худой и юркий, бегал взад и вперед. Третьего дня вечером они вместе здорово пьянствовали и  распутничали  в  таверне  "Большой  журавль".  Они прекрасно спелись там. В ожидании прихода остальных Кнопс расписывал,  как они с Требоном, взяв Антиохию,  перевернут  вверх  дном  аристократическое предместье  -  Дафне.  Требон  с  удовольствием  представлял  себе,  какие забавные  шутки  они  будут  откалывать,  измываясь  над  Цейоном  и   его схваченными  приверженцами;  Кнопс  умелым   штрихом   дополнял   картины, нарисованные разнузданным воображением капитана.

   - Вы действительно голова, мой Кнопс, - признавал Требон  и  раскатисто смеялся громким жирным смехом.

   Однако он коротко произносил  звук  "о",  и  это  отравило  Кнопсу  все удовольствие от комплимента.

   В эту минуту вошли царь Филипп и  Варрон.  Легкая  неприязнь  Кнопса  к Требону быстро исчезла - он  почувствовал  себя  заодно  с  Требоном  и  в оппозиции к вошедшим. За несколько дней эти четыре человека,  приближенные Нерона, успели разделиться на две партии. С одной стороны, знатные господа - сенатор Варрон и царь Филипп: они были представителями  той  либеральной космополитически настроенной аристократии, которая всегда была сторонницей Нерона.  Требон  же  и  Кнопс  мнили  себя  представителями  народа,   тех миллионов, которые и прежде и теперь рукоплескали императору за  то,  что, при всем своем блеске и императорском величии, он не гнушался их;  за  то, что при всем его великолепии, бесстыдстве,  комедиантстве,  при  всей  его преступности, пышности он не брезгал спускаться к  толпе  и  показывал  ей свое искусство; за то, что он, беспощадно посылая на казнь  тысячи  людей, предпочитал казнить родовитых и  знатных,  а  не  простой  народ;  за  то, наконец, что он был последний из дома великого Юлия Цезаря.

   Царь Филипп и  Варрон  были  одеты  просто  и  скромно,  и  это  шло  к благородному стилю Библиотечного зала. Сам Кнопс также подчеркивал в своей одежде сдержанность. Ему было  досадно,  что  Требон  так  безвкусно,  как выскочка, вырядился; но именно поэтому, из протеста, он чувствовал себя  в союзе с ним.

   Вошел Теренций. Несколько развинченной походкой  скучающего  Нерона  он подошел к ожидавшим, на ходу, пренебрегая этикетом, обнял каждого,  открыл заседание, предложил приступить без излишних церемоний, к делу. Он  быстро и великолепно  научился  всюду  держать  себя  как  первый,  с  корректной пресыщенностью человека, привыкшего  всегда  и  всюду  первенствовать.  Но Варрон и Кнопс очень хорошо знали, что их  Нерон  жаждет  поклонения,  как иссохшее поле дождя. Варрона позабавило, как Нерон пригласил его  доложить о положении вещей - дружески-вежливо, но  с  легкой  ноткой  властности  в голосе. Однако нельзя было не признать - Теренций нашел правильный тон.

   Варрон начал свой доклад. Пока все идет хорошо.  Кассы  полны.  Большие доходы приносят императорские  домены,  князья  Месопотамии  не  скупятся. Торговля, правда, страдает - римские таможенные  чиновники  строят  всякие каверзы. Кое-кто из крупных купцов подумывает уже  вернуть  транспорты  со своими товарами.

   Нерон  слушал  вежливо,  но  почти  безучастно:  именно  так,  по   его сведениям, выслушивал  доклады  своих  министров  Нерон.  Подперев  голову рукой, он сказал небрежно:

   - Благодарю вас,  мой  Варрон.  Каких  же  путей  вы  рекомендуете  нам держаться в нашей политике на ближайшие недели?

   Варрон ответил:

   - До тех пор пока великий царь Артабан не окажет нам  помощи  людьми  и деньгами, мне кажется, что правильно будет избегать всякой провокации, как во внешней, так и во внутренней политике. Пока мы не подадим повода, Цейон не осмелится пойти против нас. Поэтому  я  настоятельно  рекомендовал  бы, чтобы наша армия ограничилась удержанием  уже  завоеванных  городов  и  не предпринимала, в  опьянении  достигнутыми  успехами,  новых  походов.  Что касается нашей  внутренней  политики,  то  я  рекомендую  не  сеять  более беспокойства среди населения. С тех пор как  император  Нерон  вновь  взял власть в свои руки, произошло немало случаев нарушений закона. Противников императора  истязали,  убивали,  разоряли  их  имущество.  Пусть   прошлое остается прошлым, но в будущем не следует  по  произволу  расправляться  с врагами императора, их надо предавать суду. Нерон всегда  был  милостив  и справедлив, он останется таким и впредь.

   Последние слова Варрона относились, очевидно, главным образом к Кнопсу.

   В упоении первыми победами Кнопс люто разделался с  личными  врагами  и конкурентами - одних подверг  пыткам,  других  казнил  и  у  очень  многих конфисковал имущество. Как человек неглупый, он и сам понимал, что слишком далеко зашел, и решил на будущее быть умеренней. Но  он  не  желал,  чтобы умеренность эту ему диктовал Варрон, и он ответил сенатору довольно резко. Сперва он пустился в принципиальные рассуждения о  власти;  ее  захвате  и утверждении.  Вернейшее  средство  удержать   власть   -   это   натравить благонамеренную часть населения  на  злонамеренные  элементы.  Сторонников императора следует поддерживать всеми средствами, а  врагов  -  беспощадно истреблять.