Ангелы на первом месте - Дмитрий Бавильский

С другой стороны, Макарова – молодая девушка, не худая, полная сил и энергии (тут она смотрит на себя в зеркало, задумчиво расчёсывает волосы, "запасной вариант", "запасной вариант", постоянно твердит она про себя одну и ту же фразу), время уходит, а так хочется мужского внимания. Она и так тратит все силы на то, чтобы поднять супруга на ноги, короче, сплошная диалектика и душевные метания, которые ни к чему не приводят, только расхолаживают, всё сильнее и сильнее засасывая в болото никчёмных переживаний, зачастую заменяющих нам необходимость сделать выбор.

И, кажется, Макарова наконец решается его сделать.

Они забились в тёмный угол, составили вместе столы, сгрудились, как баскетболисты во время тайм-аута.

Макарова долго не подходила, конфузилась, кружила по полутёмному залу, заказала большой бокал пива и карпаччо, размазанное по большой, белой тарелке. Пока ждала заказ, сходила посмотреть книжки, купила новый роман Бориса Акунина, наконец пристроилась "в непосредственной близости" возле юзеров таким образом, чтобы все были как на ладони, а она – в тени, пустое совершенно место.

Для видимости открыла новую книжку – большие буквы на серой бумаге, отхлебнула пива, задержала дыхание, оценивая его вкус и игру пузырьков на нёбе, пододвинула пепельницу.

Многоголовая толпа, за которой партизанила Макарова, только на первый взгляд представляла некое единство. Но стоило вглядеться в кучкующихся повнимательнее, как становилось очевидным: это – одиночки, не способные к длительному объединению, каждый сам по себе, со своими достоинствами, комплексами и тараканами. Жителей

"Живого журнала" она именно так и представляла – разные люди, узнать которых в толпе не представляется никакой возможности. Who is who, поди догадайся, разберись, вот если бы все они нацепили на грудь бейджики с никами – другое дело, а сейчас и понять сложно, даже кто из них ведёт дневники под мужскими именами, а кто – под женскими.

Заправлял здесь (проявлял максимум общительности и активности) веселый небритый толстяк с косичкой, похожий на Стаса Намина. Вокруг него и крутились все разговоры. В сторонке, на краю скамьи, сидели две красивые девушки, девочки даже, совсем ещё школьницы, одна из них – та, что с косичками, была Макаровой явно знакома – скорее всего, по фотографии в одном из дневников. Но кто это, как ни старалась, вспомнить Макарова не могла.

Напротив школьниц (как их определила Макарова) сидел мрачного вида молодой человек, рыжий и усатый, отчего угрюмость его выглядела наигранной, неправильной какой-то. Другой серьезный парень в кожаной куртке и с красивой, объёмной чёлкой всё время поглядывал в окошечко своего мобильного телефона, узнавал, сколько теперь времени или кто звонит. Но не разговаривал, а только вглядывался в свой аппаратик, как если он – главная ниточка, связывающая его с большой землёй.

Сидела за столом и совершенно взрослая, крашеная красотка, уже весьма пьяная, худая и скользкая, как селёдка; она Макаровой сразу не понравилась: постоянно наводила какую-то ненужную суету, всё время вскакивала и лезла обниматься с угрюмым усачом, просила, чтобы кто-нибудь сфотографировал её у него на коленях.

Двоих парней Макарова ещё как следует не разглядела, потому что они находись к ней спиной и оттого интриговали её ещё больше. Компания медленно накачивалась пивом, впрочем, кто-то из юзеров пил и более крепкие напитки. Время от времени к ним подходили новые незнакомцы, которых все присутствующие радостно приветствовали или же, напротив, молча игнорировали, пока вновь пришедший не называл в качестве пароля свою тайную партийную кличку.

К вечеру "ИГО" оказалось забитым до отказа, над переполненными столиками висели табачные облака, только к Макаровой никто не подсаживался, опасаясь её слишком чопорного вида. А может быть, от неё за версту тянуло одиночеством, люди же это чувствуют, вот и боятся заразиться.

Официанты бегали, разнося еду, звенела посуда, из динамиков шумел какой-то невообразимый, модный, наверное, джаз, нарочитая несыгранность которого напоминала оркестр, играющий на деревенской свадьбе, мальчики знакомились с девочками, кадрились, заигрывали, как будто так и надо. Честно говоря, Макарова, полжизни просидевшая в своей берлоге, отвыкла от такого явного, простодушного проявления чувств. Всё это казалось ей нарочитым, намеренным, по-театральному выспренным.

Возможно, это новое поколение такое, свободное и раскованное, ни коммунизма, ни социализма не знающее. Одним глазом Макарова косила на компанию заговорщиков. Те словно бы старались ни в чём не отстать от молодёжи, шумели и веселились, точно дети на большой перемене.

Слышать, о чём говорится за секретным столом, Макарова не могла: шум мешал, музыка, люди, да и потом, активно прислушиваться было не с руки: ещё подумают чего лишнего. А что, собственно говоря, про неё можно подумать? Сидит одинокая клуша, увешанная серебрянными украшениями, балуется пивом и книжкой в яркой обложке, диагноз, можно сказать, налицо.

Ну, да, несколько раз прозвучало "Аркаим", но в каком смысле,

Макарова так и не поняла.

Чтобы скучающей физиономией не мозолить посетителям кафе глаза,

Макарова постоянно прикладывалась к книжке, где самые невероятные события разворачивались едва ли не с первой страницы. Приключения увлекли её, она углубилась в чтение, потом заказала себе ещё одну порцию пива с сухариками, тарелочку с оливками и средиземноморский салат. Пока всё это приготовят – пройдёт целая вечность: особой расторопностью обслуживающий персонал "ИГО" не отличался. А

Макаровой – польза: можно ещё честно, с осознанием собственной правоты, занимать это ценное вечером место.

Между тем народу за угловым столом прибавилось. Последними пришли, взявшись за руки, настоящие романтические влюблённые, которые затесались к пирующим тихой сапой, не обращая ни на кого особого внимания. Макарова снова принялась читать Акунина, проглотила несколько страниц, принесли оливки, пиво, даже пепельницу сменили…

Когда в дверях показался невысокий, коренастый мужчина в красивых очках, начинающий лысеть, но ещё не потерявший былой привлекательности, одетый стильно, но не броско, Макарова, случайно оторвав глаза от романа, поняла: это – он.

Игорь, Царь, _tchar, _ __друг невидимый, незримый, про которого она знала так много, почти всё знала, хотя никогда и не видела вживую.

Но сердце ёкнуло, подсказало, заметавшись где-то там, в таинственной своей глубине. Макарова во все глаза смотрела на пришедшего, который близоруко щурился даже в очках (так, отмечала она, залысины, седые волосы, густые брови, сросшиеся на переносице, ямочка на подбородке), потирал руки, в предвкушении встречи с друзьями.

Как она и угадала, он уверенно пошёл к распоясавшейся к углу компании жж-жителей, и встретили его с почётом и уважением, которое до той поры не оказывали ни одному из пришедших. Макаровой это понравилось, не скрывая любопытства, она разглядывала Игоря (неужели же это всё-таки он?!), как он деловито садится (место за переполненным столом обнаружилось мгновенно), здоровается со всеми присутствующими, улыбается немного застенчиво, но уверенно и как-то твёрдо. Хотя в чём заключается эта твёрдость, Макарова объяснить не смогла бы даже под угрозой расстрела.

И тут её окликнули, громко, по имени, на весь зал, Макарову едва не парализовало – от смущения и страха быть разоблачённой. Как если огненные буквы с декларацией о её тайных намерениях прошелестели над головами завсегдатаев и прилепились на её высоком лбу. Макаровой показалось даже, что на мгновение в кафешке зависла пауза и все повортили на неё удивлённые взгляды. Столько внимания сразу!

Ей показалось, что потолок сейчас обрушится или земляной пол уйдёт из-под ног. Макарова вжалась в стул, не в состоянии сделать минимального движения пальцами, вдруг почувствовала свои ноги, а следом и всё тело, его очертания – живые, трепетные…

Она даже не могла повернуться к окликнувшему, сидела словно заворожённая; мысли, как испуганные тараканы, когда ночью включаешь на кухне свет, кинулись врассыпную, пепел на кончике сигареты нарастал, как при ускоренной съёмке, а она не могла его скинуть, обрыв плёнки…

Вместо того, чтобы вычислить, кто бы это мог быть, потому что голос такой знакомый…

Димка Шахов! Вот кто это был.

– Ну, ты и гад, – только и смогла выдохнуть вместе с табачным дымом

Макарова, когда улыбающийся Шахов подошёл ближе.

Отчего-то ей стало важным взять инициативу на себя: словно не было никакого обвала, словно бы ничего не случилось: ну, подумаешь, сидит

Макарова в кафе, что уж ей, выйти и развлечься нельзя?!

– А что ты сразу ругаться? – Настроение у Шахова было развесёлое, игривое даже. – Будто на стрёме стоишь…