Невеста рока. Книга вторая - Деннис Робинс

— Ваша светлость не должна бы говорить мне подобные вещи, — с робкой улыбкой проговорила она.

Вивиан небрежно усмехнулся.

— Дитя мое, ведь не я же сочинил эти романтические строки, а Перси Биши Шелли.

Она кивнула и сказала:

— Ее светлость давала мне читать множество прекрасных стихов Перси Биши Шелли.

Вивиан медленным, придирчивым и чувственным взглядом рассматривал перламутровую кожу Шарлотты, округлость ее рук, изящные запястья и икры, длинные тонкие пальцы. Порой он сомневался в происхождении этой красивой девушки. Ведь она казалась ему гораздо аристократичнее многих особ его круга. И его мать тоже часто отмечала это.

Они почти ничего не знали о предках Шарлотты, о ее родителях, родственниках, если не считать рассказов старого пьяницы дяди Альберта о ее красавце отце и прелестной матери, которые так трагически и скоропостижно скончались во Франции.

Вивиан дотронулся кончиком пальца до золотистого локона, ниспадавшего на плечо Шарлотты.

— Прелестная штучка, — проговорил он. — Мистер Шелли, безусловно, имел в виду тебя, когда писал свои стихи. Вообще-то я равнодушен к поэзии, но как только увидел тебя, идущую мне навстречу, мне тут же припомнились эти строки.

Шарлотта задумалась. Не считая визитов в замок, она вела строгий, уединенный образ жизни. Она почти не знала окружающего ее мира и не могла верно оценить льстивые слова такого человека, как Вивиан. Совсем не обратить внимания на подобный комплимент было невозможно. И она невольно отметила его.

Вивиан наблюдал, как трепещут ее пушистые ресницы. Ему надоело скучать на террасе, и его охватило гнусное желание показать этой непорочной, чистой девушке, что такое страсть мужчины. Он был уверен, что если завлечет ее в свои объятия, то она ответит на них, ибо видел, как глубоко тронули Шарлотту его слова.

— Когда ты заканчиваешь уроки? — вдруг тихо, но напористо спросил он.

Она нервно прижала книги к груди.

— Полагаю, в половине четвертого, милорд.

— Сколько раз я просил не обращаться ко мне таким образом!

— Я не могу называть вас Вивианом.

— Можешь и будешь.

Она обомлела, ибо встретила его горящий взор. Внезапно она испугалась.

— Меня ожидает ваша матушка… Вивиан, — прошептала она имя, так часто возникавшее в ее мыслях и молитвах. Да, да, по ночам она молилась за этого золотоволосого принца из ее снов, а если при ней кто-нибудь плохо отзывался о нем, то она пропускала эти слова мимо ушей.

— Когда закончишь заниматься, я буду здесь, — сказал Вивиан и снова ласково коснулся ее локона кончиком пальца.

Через огромное французское окно она устремилась в библиотеку, где ее ожидала леди Чейс. Молодой человек уселся верхом на перила балюстрады, извлек из золотой табакерки сигарку и закурил. Глаза его прищурились. Мысли были похотливые и мерзкие. Не впервые он ощущал сладострастное влечение к Шарлотте Гофф. А в своей молодой, но уже испорченной жизни он редко не получал того, чего хотел. Он не отказывал себе ни в чем, добывая все с помощью своей неотразимой внешности, денег и титула. Как только он оказывался вне досягаемости взглядов матери и сэра Гарри Коделла, своего опекуна, тут же сбрасывал личину добродетели, которую носил при них. К счастью для Вивиана, сэр Гарри сильно захворал, и в последние годы молодой человек только один раз предстал перед бдительным оком старого генерала. Тогда он и получил строгое предупреждение.

Шарлотта была не первой невинной девушкой, которую возжелал и хотел соблазнить Вивиан. Одна из несчастных шестнадцатилетних девочек уже родила от него ребенка, который умер, а несчастную опозоренную девушку увезли родители, получив от Вивиана значительную сумму денег. Молодой человек был лишен не только нравственных устоев, но и простого уважения к непорочности. Ничто не могло удержать его от потакания своим желаниям, кроме страха лишиться денег, которыми его снабжала великодушная мать.

Он знал, какое будущее миледи предуготовила Шарлотте. Как только ей исполнится семнадцать, она отправится во Францию к близкой подруге Элеоноры Чейс, княгине де Ляролл. У княгини были маленькие дети, которым требовалась учительница английского. Дамы договорились, что молодая Шарлотта проживет год или два в огромном замке в Фонтенбло, обучая младших представителей рода Ляролл всему, что знает сама.

Когда Вивиан впервые услышал о намерениях матери, он пришел в уныние. Ведь он так привык время от времени видеть эту обворожительную девушку и, когда ему было скучно, разговаривать с нею. Кроме того, он понимал, что наверняка произойдет с ней во Франции. Несомненно, какой-нибудь пылкий молодой француз, очарованный ее красотой, станет ухаживать за Шарлоттой. А Вивиану хотелось первым коснуться этих алых губ, пленительный изгиб которых словно создан для поцелуя. Хорошо разбираясь в женщинах, он был уверен, что за внешней детскостью и лилейной невинностью девушки скрывается страстная натура. Она многим сможет одарить мужчину. И Вивиан не собирался допустить, чтобы такое сокровище уплыло от него во Францию.

Он опустился в огромное плетеное кресло и стал обдумывать свой безжалостный план соблазнения Шарлотты.

Глава 5

Шарлотта сидела с Элеонорой Чейс в прохладной библиотеке среди книг, которые так страстно любила. Сначала она прочитала на английском эссе о Китсе, затем сделала краткий обзор событий Французской революции. После занятий с миледи в гостиной состоится урок игры на большом рояле. Девушка очень любила эти уроки, которые ей давала пожилая дама по имени мисс де Уинтер, живущая в Харлинге.

Как правило, Шарлотта всей душою отдавалась занятиям. Сегодня же леди Чейс заметила, что ее юная ученица необычно рассеянна. Чтение ее было сбивчивым, она поглядывала в окно, затем, краснея и извиняясь, снова обращалась к книгам.

— Твои мысли заняты не учебой, малышка, — мягко заметила ее светлость.

— Извините меня, миледи, — тихо проговорила Шарлотта.

— Неважно, дорогая, — с ласковой улыбкой произнесла леди Чейс. — Нельзя же ожидать, что на юных плечиках окажется голова старушки. Ты учишься очень даже неплохо и делаешь большие успехи, но, видимо, сегодня тебя искушают солнечные лучи. Наверняка тебе хочется погулять по лесу, собирая первоцветы. Я угадала? Конечно же, я совсем забыла, что ты еще ребенок.

Шарлотта прикусила губу. Ребенок! Она тут же почувствовала себя виноватой, поскольку совсем не детские мысли витали сейчас в ее голове, отвлекая от занятий. Это были волнующие, трепетные мысли семнадцатилетней девушки; влюбленной девушки. Перед ней стояло красивое лицо Вивиана Чейса. Она помнила все слова, которые он говорил ей — особенно то, что он будет ждать ее после уроков. И это постоянно отвлекало ее.

Как ужаснулась бы ее светлость, узнай она об этом! «О Боже, — подумала Шарлотта, — какая же я испорченная и неблагодарная! Ведь мне не следует так много думать о нем!»

Но мысли о Вивиане никак не выходили из ее головы. И когда она неверно продекламировала «Канун дня св. Агнессы»[21], леди Чейс прервала ее:

— Ладно, милая, на сегодня достаточно, возвращайся на солнышко. Сейчас для тебя это полезнее, чем учить стихи, пусть даже их сочинил божественный поэт. И еще я попрошу мисс де Уинтер отпустить тебя с урока музыки. Его можно перенести и на завтра.

Шарлотта с удрученным выражением лица начала собирать книги.

— Увы, я разочаровала вас, миледи.

— Вовсе нет. И даже не думай об этом. Ты все равно опередила большинство учеников твоего возраста.

Элеонора откинулась из спинку своего излюбленного просторного кресла. Она благодушно улыбалась Шарлотте. «А девочка превратилась в настоящую красавицу», — подумалось ей. Но что ее светлости по-прежнему нравилось больше всего — это то, каким образом развивался характер Шарлотты. Все, кто ее знал, отзывались о ней только хорошо. Славная чета Форбзов превозносила ее почтительность, благочестие и послушание вкупе с прирожденной деликатностью и веселостью, что сделало девочку всеобщей любимицей.

— Да, я не ошиблась, забрав ее из печального домишки в Пимлико, — прошептала миледи. — Она отплачивает мне за все сторицей.

Леди Чейс любила свою воспитанницу почти как собственную дочь… дочь, которую она когда-то так сильно желала и которой у нее никогда не было.

Когда девочка в ответ посмотрела миледи в глаза, ее светлость уже не впервые ощутила легкое беспокойство. Годы не очень щадили Элеонору Чейс. Да, в ней еще узнавалась красота печальной «Мадонны», прославленная кистью знаменитого художника, но в каштановых волосах кое-где уже поблескивали серебряные нити, а глаза запали. Она постарела и стала очень худой. Не однажды во время уроков Шарлотте казалось, что на строгом благородном лице миледи появлялось выражение нестерпимой боли. А как-то раз одно из восхитительных колец соскользнуло с пальца ее светлости — такими худыми стали ее руки.