Новик (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Богато. Во всяком случае по местным меркам.

Но оно и не удивительно. Десятник московской службы и поместье имел не меньше, чем у сотника городовой. И населено это поместье было намного обильнее. И оклад деньгами получал регулярно, а не по случаю. И от царя иной раз перепадало, тем более, что службу разную ему служил. И дела всякие вел. И с тех же походов успешных трофеев обильнее брал.

Так что по богатству, могуществу и влиянию десятник московской службы был как бы не выше, чем сотник городовой. Или, во всяком случае, сопоставим. И это гость демонстрировал в полном объеме.

За ним ехало четыре послужильца. В панцырях[3] да шеломах, при саадаках и саблях с копьем, да при щите. Плюс два кошевых слуги при саблях, «упакованные» в тегиляи и шапки бумажные. Все на меринах разной степени паршивости. Да с заводными.

Потом двигался его десяток, состоящий из семи поместных дворян. Один из которых имел послужильца. Все в панцырях да шеломах. У всех сабля, саадак и копье со щитом. Ну и еще столько же кошевых.

Приличная такая кавалькада получалась. Двадцать всадников.

Агафон окинул наметанным взглядом все это богатство и с уважением поклонился десятнику. Сразу было видно – едет человек при деньгах. Тот ответил коротким кивком с едва заметной усмешкой. Купца он помнил по прошлому визиту. А вот тот его, похоже не признал. Ну либо вида не показывал.

Кивнули.

И разошлись.

Купец вернулся на подворье, а гость повел свой отряд в кремль.

- Доброго дня хозяин, - поздоровался десятник с новым воеводой Тулы.

- И тебе мил человек, - несколько напряженно ответил воевода. Ему такие гости были ни к селу, ни к городу. Обычно от них добра не жди. Либо беду какую несет, либо беспокойство.

Десятник молча протянул грамотку дьячку и стал дожидаться решения. С легкой блуждающей улыбкой. Его почему-то все происходящего веселило. Да и прошлый воевода, отбывший к новому месту службы, был как-то привычнее. А этот… ну так он вообще в минувшей заварушке никак не участвовал. Поэтому и казался чужеродным элементом.

Воевода прочитал поданное ему. Удивился. Но не сильно. И пригласил десятника с поместными дворянами откушать с ним да побеседовать. Остальных же, как и коней, по его словам, также обиходят.

- Так почто тебе этот Андрейка дался? – начал выпытывать его воевода. – Натворил он что?

- Не велено сказывать.

- Вот ты заладил – не велено то, не велено это. Кто же тебя послал то сюда?

Десятник молча улыбнулся и скосился глазами наверх.

- Сам что ли? – ахнул воевода.

- Я тебе этого не говорил, - ответил десятник, но сам при этом кивнул. Ему ведь сказано был не болтать, вот он и не болтал. А дать понять, что к чему, так ведь по-разному можно.

- Конечно-конечно, - охотно и громко согласился с ним воевода, прекрасно знающий о том, что и у стен есть уши. – Удумал по глупости. Но не велено, так не велено. Чем я могу помочь в деле твоем?

- Проводник мне нужен до поместья Андрейки. На конях пойду.

- На конях пойдешь? Да зачем? На лодке же быстрее и сподручнее.

- Так дашь проводника?

- А чего не дать? Дам конечно. У меня тут как раз три обалдуя воду мутят. Вот пусть и проветрятся. Когда они тебе потребны будут? Ты же с дороги с людьми своими. Отдохнешь может?

- Может и отдохну, - кивнул десятник, немного прищурившись. Его ведь не просто за парнем послали…

Ближе к вечеру к купцу Агафону зашел отец Афанасий.

- Слышал? – с порога спросил он.

- Чай не глухой. Много чаво слышал. Птички поют. Ветер воет.

- Шуткуешь?

- Случилось чаво?

- О том, что десятник московской службы прибыл со своими я, мню, ведаешь?

- Ведаю, - кивнул Агафон и огладил свою бороду. – Я его сразу вспомнил, как увидел, но виду не подал. Чаво человека смущать? Он ведь вон в какой кумпании. Да ты и сам его помнишь. Он по весне в кабаке с Андрейкой нарезался винишка, а потом у Степаниды на лавочке песни орал всю ночь. Спать ей мешал. Коли не уважаемый человек – она бы его ухватом огрела. Ей ведь в то время голову ломило, словно черти в набат били над ухом, а тут еще эти песняры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Да, - улыбнулся Афанасий, - если бы ее проклятья сбывались, то десятник там же на лавочке в жутких мучениях и издох. И Андрейка с ним. И почитай еще добрая половина города, включая собак, кошек, крыс и прочих тварей небесных.

- Любит она языком потрепать… да… А что не так-то? Что ты прибежал?

- Они по Андрейкину душу. Током не поболтать. В Москву зачем-то повезут. Мню не пряники вкушать.

- Да идишь ты!

- А то, что с воинами прибыл – силой брать станут, коли противится начнет. Верно до Государя нашего его озорства дошли.

- Беда… беда… - покачал головой Агафон, барыши которого стремительно начали скрываться за горизонтом. Прямо язык показали. Посмеялись. И побежали, весело виляя жопкой.

- Мне сказали в городе быть. Как возвернуться с поместья, с ними поеду. – тяжело вздохнул Афанасий и покачал головой. – Ох грехи мои тяжкие.

- Да ты не кручинься, я за домом твоим присмотрю. Да и за церковью всем миром присмотрим. Чай не звери дикие, все понимаем.

- Как бы и тебя тоже не поволокли. – тяжело вздохнув, заметил Афанасий. - Вновь людей расспрашивают. Вновь носом роют. И про краску, мню, и про иное. Государь наш верно осерчал.

- Грозные десятник?

- Да как сказать. На вид – ласковый, улыбчивый. Говорит, словно стелет перину пуховую. Да только глаза холодные.

- Андрейку бы предупредить. – покачав головой заметил купец.

- Ой не связывался бы ты…

- А чего связываться? – грустно спросил Агафон. – Мне из города все одно надо куда-то на время затеряться. Вот его заодно и предупрежу. Он ведь и сам хотел, чтобы я ему сена привез. Оно хуже не будет. Да уж. Дела… А ты случаем не ведаешь, когда они ко мне пойдут?

- Как не ведать? Ведаю. Они ныне Кондрата, Федота и Акима опрашивают. Потом за тех воинов, коим Андрей через Кондрата меринов подарил. В обход старшин. Где это видано? Ох охальники… ох порубит их буйны головушки царь-государь…

- А при чем тут старшины?! Они бы поделили стервецы! – погрозил кулаком возмутившийся Агафон. – Вон как поместье Петра покойного поделили, так и это тут. Ни кола, ни двора не оставили. Все растащили. Всех увели. А ведь обещались его в целости Андрейке передать. Су…! Лгуны! Обманщики!

- Ты поосторожнее со словами, - одернул его Афанасий. – И не за такое на дыбу поднимали.

- Правильно Андрейка сделал. У меня бы духу не хватило. А он – молодец. Коли бы по прошлому лету полк наш весь конный да оружный был, то и купцы потерь понесли немного. И народишка меньше побило. И землицу так не разорили. А то ни боя принять толком, ни супостата остановить. Мы едва ноги унесли. И много ценного лишились. А эти, вояки, вперед нас пятками сверкали. И я их понимаю. Когда у тебя на весь полк всего несколько десятков готовы воевать, то и не так побежишь. Твари… - прорычал Агафон, который по прошлому лету понес большие убытки.

- На все воля божья! – философски заметил Афанасий с максимально примирительным тоном. Ему то, куда пошел этот разговор, совершенно не нравилось.

- Вот и я о том глаголю! Будь я проклят, если Андрейка коней не по Божьему провидению в дар воинам, что нуждались, преподнес. Ибо видит, видит Всевышний наши страдания! Слышит наши молитвы!

- Истинно так, - перекрестился Афанасий, немного скривившись. Ему эта трактовка очень не нравилась. Но, к своему сожалению, он слышал ее слишком часто от прихожан последние дни. Не только поместным дворянам, которым перепало по мерину, но и простым горожанам понравился поступок Андрея. Ибо от крепости городового полка зависело их жизнь с благополучием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Здравое зерно в этих рассуждениях было. Но старшинам такой вариант не нравился совершенно. А воевода так и вообще за голову хватался, поняв, что вляпался в дерьмо, которое ему оставил по наследству предыдущий временщик. Из-за чего, по мнению священника, усугублялось недовольство народишки командным составом. А так и до бунта недалеко…