Душа и слава Порт-Артура - Сергей Куличкин

Японская разведка постоянно информировала свой главный штаб о происходившем в крепости, но адмирал Того считал слишком невероятным отказ от активных действий русских морских сил. Он требовал проведения новой операции по закупорке русского флота в гавани. В ночь на 20 апреля Того вышел с флотом на третью операцию блокады русского флота. Около часа ночи японцы были обнаружены. По боевой тревоге огневые средства крепости и флота готовились к отражению атаки. В 1 час 30 минут появился первый из двенадцати шедших к Артуру брандеров. Встреченный шквальным огнем, он продолжал приближаться к проходу, миновал бон, но все же взорвался и затонул. Следующий за ним взорвался, не доходя до бона… Один за другим подходили брандеры к проходу и самовзрывались либо тонули от огня береговых батарей и эскадры. Затонули десять заградителей. Два вообще не дошли до Артура. Попытка японцев блокировать русский флот не удалась. Проход оставался свободен.

На следующий день с утра весь горизонт покрылся японскими кораблями, вытянувшимися в линию милях в десяти от крепости. Пробили тревогу, но бомбардировки не последовало. Стало ясно: японцы прикрывают высадку. Для наместника это было только подтверждением полученной накануне телеграммы, сообщавшей о появлении в районе Бицзыво японского транспортного флота. В этой же телеграмме Алексееву как главнокомандующему высочайшим повелением было предписано покинуть Артур, что он и поспешил сделать, оставив командовать эскадрой начальника своего штаба контр-адмирала Витгефта. Поразительны по своему невежеству предписания наместника о характере действий эскадры:

«Активных действий всей эскадрой без разрешения не предпринимать, ограничиваясь поисками крейсеров и миноносцев, но не подвергая их риску;

обеспечить свободный выход кораблей в море, тщательно охраняя рейд;

оказывать всяческое содействие сухопутному командованию в обороне крепости;

принять все меры по скорейшему вводу в строй поврежденных броненосцев».

Если учесть, что новый командующий эскадрой был человек нерешительный, слабовольный, прямо заявивший о себе: «Я не флотоводец», — артурская эскадра, выполняя указания наместника, окончательно потеряла свое лицо как самостоятельная боевая единица на море. Теперь у японского флота были полностью развязаны руки.

22 апреля у берегов бухты Кинчан, недалеко от Бицзыво, появились японские корабли. В сопровождении броненосца, шести крейсеров и шестнадцати миноносцев транспорты с десантом выходили в район высадки. Операция началась интенсивной артиллерийской подготовкой, так как японцы предполагали наличие в районе высадки достаточных сил противодействия. На самом деле таковых не было.

Транспорты подходили к берегу одновременно по пять-семь штук и быстро разворачивались к разгрузке. Было отчего удивиться Алексееву и особенно Стесселю. От транспортов отходили шлюпки и многочисленные плоскодонные симпаны, употребляемые в Японии для береговой службы. Сильно нагруженные, они отваливали от транспортов и, буксируемые паровыми катерами, устремлялись к берегу. В каждой лодке находилось до полусотни солдат. Другие симпаны переправляли лошадей, поддерживаемых под уздцы кавалеристами.

Первые симпаны, намного опередившие остальные, шли пустые. И не случайно. Приблизившись к берегу, они составили длинную непрерывную цепь, которую быстрые и ловкие лодочники соединили дощатым настилом. К прибытию первого груженого симпана причал уже был готов. Своеобразие этого причала и его преимущества заключались в том, что в отлив доски лежали прямо в грязи, в прилив — плавали на воде, что позволяло производить высадку непрерывно в большую и малую воду.

Поняв наконец, что противодействия не будет, японцы прекратили стрельбу. Дело пошло живее, организованнее. Кавалеристы выводили лошадей на берег, размещали их между соснами и снова возвращались к импровизированной пристани за седлами, другим имуществом. Орудия выгружались так же быстро и, чтобы не загромождать место высадки, на руках относились в сторону. Пехота высаживалась в тяжелом снаряжении. Помимо шинели зеленовато-синего сукна каждый солдат нес на себе толстый бараний тулуп, красное одеяло, ранец, какие-то мешки. И это не считая винтовки и пояса с подсумкой. Но задержки не было никакой. Так же организованно доставлялись боеприпасы, другие грузы. На каждой лодке имелись двухколесные ручные тележки, которые на берегу нагружались и увозились двумя солдатами.

Высадка продолжалась уже четыре часа. За это время русские наблюдательные посты успели доложить об этом А. В. Фоку. Но тот вместо организации противодействия начал отводить части к Цзиньчжоу, тем самым заложив первое звено в длинную цепь своих преступлений. Правда, генерал Куропаткин послал для противодействия отряд генерал-майора Зыкова, но тот двигался медленно, придерживаясь указания командующего маньчжурской армией: «…Ни в коем случае не ввязываться в решительный бой».

Японцы же за неделю непрерывных работ спокойно и деловито, как на учениях, высадили двенадцать пехотных полков, шесть кавалерийских и 216 орудий.

Наместник, хотя и с опозданием, казалось бы, принял правильное решение, в одной из телеграмм предложив Витгефту выслать в район высадки двенадцать лучших миноносцев под прикрытием крейсеров и исправных броненосцев. Но произошел беспрецедентный случай: приказ не был выполнен! Алексеев принял это как должное. Зато следом пришла другая директива, предписывающая немедленно приступить к передаче на сухопутный фронт корабельной артиллерии. Это приказание Витгефт начал выполнять с удовольствием. Впрочем, удивительного здесь мало. С первых дней командования эскадрой адмирал Витгефт отказался от единоначалия, и все решения на флоте стали приниматься коллегиально, голосованием флагманов, которые в большинстве своем были пропитаны оборонительными настроениями.

В штабе флота шли бесконечные совещания. Решались вопросы охраны рейда, ремонта кораблей, ну и, конечно, списания части орудий на сухопутный фронт. Работы по демонтированию орудий и пулеметов уже начались. Особенно организованно они пошли после совместного совещания у Витгефта сухопутных и морских начальников, состоявшегося 25 апреля. Был приглашен на него и Кондратенко.

После гибели Макарова Роман Исидорович решил несколько отойти от дел на флоте. Однако через несколько дней уже получил задание от наместника вновь заняться минными заграждениями на рейде. Снова пришлось сократить время отдыха, заниматься малознакомым делом. Но отказаться он не мог, ибо понимал его важность. Чувствуя пробелы в знании электротехники, уже немолодой генерал, не смущаясь, учился у безусых мичманов, бывших с электричеством на «ты». Впрочем, Кондратенко любил повторять, что его роль в минировании сводится только к организации работ.

Едва закончилось минирование рейда, как он с моряками занялся отысканием позиций на Ляотешане для установки дальнобойной пушки с круговым обстрелом. Идея эта исходила от наместника. Поручая Кондратенко организацию работ, он заявил:

— Помогите артиллеристам только людьми вашей дивизии, чтобы установить этакого русского «дядю Тома», и да поможет он нам не хуже, чем бурам. Хотя не уверен, что вы откажетесь принять участие в этом предприятии.

Алексеев не ошибся. На следующий день Кондратенко с генералом Белым после полудня направились на Ляотешань. Место было выбрано удачно, но как поднять на такую высоту орудие, весившее без станка около тысячи пудов! Надо было строить дорогу, и Роман Исидорович взялся за неделю разработать проект. Выполнял работы командир 28-го полка подполковник Киленин, а сам Кондратенко взял на себя общую организацию, включавшую далеко не простое дело изыскания материала, обеспечения людьми, ну и, конечно, каждодневного контроля за строительством. Жене он писал: «…Собственно, к этому делу я прикладываю не столько знания, сколько просто энергии, чтобы поскорее осуществить это дело зашиты города от бомбардировок японцев с западного побережья».

Совещание у Витгефта интересовало Романа Исидоровича с чисто технической стороны дела. Решался вопрос о действии флота в создавшейся обстановке. Он знал мнение Стесселя и был уверен, что тот сумеет его навязать безвольному командующему эскадрой. Ошибся он только в одном: навязывать не пришлось, так как еще накануне моряки решили вопрос положительно, с точки зрения начальника укрепрайона. И все-таки где-то в глубине души Кондратенко надеялся, что кто-нибудь из моряков сумеет убедить Стесселя оставить за флотом его основные, чисто морские задачи. Но надежды не оправдались. Было решено снимать орудия калибра менее 10 дюймов и устанавливать на форты. Кроме того, Стессель вел себя вызывающе и не просто просил моряков, а указывал.