Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков

Пожалуй, наибольшую ценность представляют сведения о дуэли и предшествовавших ей событиях, полученные от Глебова, который никаких воспоминаний или записок не оставил – известны лишь его отдельные краткие высказывания разным лицам. Здесь же мы имеем довольно подробный рассказ о его действиях, который нуждается лишь в поправках на желание Раевского выставить себя важным действующим лицом.

Как складывалась дальнейшая жизнь Николая Павловича, узнаём из того же некролога, найденного С. Чекалиным. В 1841 году Раевский в чине поручика вышел в отставку и вскоре поступил в Московский университет на медицинский факультет, который успешно окончил. В Москве он считался уважаемым и, видимо, состоятельным человеком, поскольку посещал клуб, где однажды и встретился с Мартыновым. Известно, что Мартынов был членом Английского клуба, самого респектабельного, открытого только для лиц избранного круга. Значит, Раевский входил в этот круг. Видимо, тогда же Раевский сотрудничал и в журнале «Москвитянин», который издавался в 1841–1856 годах.

Когда началась Крымская война, доктор пошел служить в ополчение. После войны бывал за границей, совершенствуя свои знание в медицине. Возвратившись в Россию, Раевский был приглашен тогдашним начальником Черноморского флота Н. А. Аркасом врачом в Русское общество пароходства и торговли. Все последующие годы Раевский работал врачом в Одессе, где его полюбили «за обходительность и всегдашнюю готовность идти на зов каждого». Н. П. Раевский был женат на Варваре Николаевне Тельцовой, их сын Валерьян в 1867 году окончил Николаевское кавалерийское училище, где когда-то учился Лермонтов, и, прослужив три года в лейб-гвардии Уланском полку, вышел в отставку. Внучка Раевского Ольга Валерьяновна в 1897 году была воспитанницей московского Екатерининского института.

Умер Н. П. Раевский в 1889 году. В некрологе говорилось о нем как об одном «из немногих искренних друзей поэта» и сообщалось об оставшихся после него бумагах и рукописях, увы, до настоящего времени не найденных.

Теперь уже надо бы возвращаться к событиям лета 41 года, но поговорим еще об одном историческом персонаже, не рассмотрев характер которого, мы рискуем неверно понять некоторые детали происходившего.

Именины «вечного полковника»

Князя Владимира Сергеевича Голицына, с легкой руки одного из мемуаристов, сделали если не лютым врагом Михаила Юрьевича, то, во всяком случае, опасным недругом. Так, П. А. Висковатов, отметив, что в Пятигорске имелись люди, желавшие «наказать несносного выскочку и задиру», не называет конкретно кого-либо из этих лиц, но перечисляет наиболее известных гостей курорта. И первым указывает В. С. Голицына – мол, понимайте как хотите. А Мартьянов прямо связывает имя князя с врагами поэта – «мерлинистами».

Поскольку «мерлинистов» как таковых в природе не существовало (мы в этом убедимся позднее), и ни один из них современниками поэта назван не был, то большинство авторов, желавших представить смерть Лермонтова результатом происков «вражьих сил», делали Голицына «козлом отпущения», каждый раз приводя его фамилию в подтверждение мысли о существовании таких «сил».

Бытовали о Голицыне и вымыслы иного рода. Писарь комендантского управления К. Карпов, почему-то величая Голицына генералом, утверждал, например, что тот принимал деятельное участие в примирении Лермонтова и Мартынова после их ссоры. Знаменитая «Роза Кавказа», уличая всех писавших о Лермонтове во множестве ошибок, сама написала явную нелепость: вопреки известному факту, что помост над Провалом был построен по желанию Голицына, она, описывая веселое времяпрепровождение Лермонтова в Пятигорске, замечает: «Бывало, велит настлать досок над Провалом, призовет полковую музыку, и мы беззаботно танцуем над бездною».

Ну а что же достоверного известно о князе В. С. Голицыне? Родился Владимир Сергеевич в 1794 году и принадлежал к обширному, чрезвычайно разветвленному княжескому роду, берущему начало (как и род Трубецких) от великого князя литовского Гидемина. Родственные отношения связывали Голицыных со многими аристократическими семействами России. Следуя семейной традиции, Владимир Голицын стал военным, совсем еще юным офицером участвовал в Отечественной войне 1812 года, затем на Кавказе воевал под командованием А. П. Ермолова. В середине 30-х годов он, числившийся полковником Гвардейского Генерального штаба, уволился из армии и находился на статской службе в Ставрополе, но через некоторое время вернулся на военную службу.

Владимир Сергеевич Голицын

Неизвестный художник

Надо полагать, что Голицын часто приезжал в Пятигорск, и можно даже предположить, почему. Известно, что князь был очень тучен – Арнольди говорит о нем «толстый Голицын». Вполне вероятно, что с помощью курортного лечения он хотел избавиться от этой проблемы, которая, впрочем, не мешала ему весело проводить время в компании молодежи, которой он, человек состоятельный, любил доставлять удовольствие. Эмилия Шан-Гирей, однажды ошибочно приписав покрытие Провала досками Лермонтову, в другом месте своих воспоминаний указывала действительного «автора» помоста – князя Голицына: «Князь Владимир Сергеевич Голицын, умевший хорошо устраивать празднества… вздумал сделать сюрприз такого рода: устроил помост над Провалом… такой прочный и обширный, что на нем без страха танцевали в шесть пар кадриль».

В архивах управления Кавказских Минеральных Вод за 1837 год найдены документы, относящиеся к этой голицынской затее. Помост действительно был сооружен, и около трех лет «водяное общество» могло удовлетворять свое любопытство, спускаясь на специальном устройстве для осмотра подземного озера, отчего в то время Провал даже стали называть «Голицынским».

Впервые близкое соприкосновение Лермонтова и Голицына произошло в Чечне, в отряде генерала Галафеева летом и осенью 1840 года. Вторично сосланный на Кавказ поэт участвовал в экспедиции. А полковник Голицын, вернувшись на военную службу, в 1839 году командовал кавалерией на левом фланге Кавказской линии и имел возможность наблюдать Лермонтова в боевой обстановке. Рапортуя об итогах осенней экспедиции 1840 года в Малую Чечню, он указывал, что поручик Лермонтов «действовал всюду с отличной храбростью и знанием дела», а в сражении при Валерике проявил «опыт, хладнокровие, мужество».

Их следующая встреча произошла уже в Пятигорске летом 1841 года. Голицын появился на Водах, скорее всего, к концу июня, получив ранение во время экспедиции в Чечне. Рана не помешала ему вести привычный образ жизни. Князь тут же, как обычно, примкнул к молодежи, явно выделяя в ее массе Лермонтова – как офицера, в храбрости которого имел возможность убедиться, и, конечно же, как поэта. Ведь, в отличие от многих кавказских офицеров, он сам не был чужд литературе и искусству – печатался в альманахах, рисовал, играл и пел, чего, несомненно, не мог не оценить Лермонтов.