Танец с жизнью. Трактат о простых вещах - Олеся Градова

Однажды в бурю, отплыв от берега, я остро почувствовала близость того, что называется «точкой невозврата». Словно миновав невидимый буек, отделяющий опасную зону от защищенной, ты уже не можешь вернуться. Центростремительное течение начинает относить тебя от берега со скоростью, не равной, а чуть превышающей скорость твоего движения к суше. Простая математика. Выбиваешься из сил, но тебя медленно, но неотвратимо затягивает в море. Ты уже почти различаешь его черты — мифического крылатого юноши с погашенным факелом в руке. Но витальный инстинкт или божественное провидение позволяет тебе набрать необходимые обороты, чтобы преодолеть силу притяжения к смерти, и на каком-то последнем полувздохе все-таки оказаться в спасительном расстоянии от берега. Эрос и Танатос, я как планета меж двух полей гравитации… Но тебе, единственному из богов, не любящему даров, не придется коснуться мечом моей головы, отрезая прядь волос и забирая мою душу.

Точка невозврата. Наверное, я опять где-то рядом от этого географического места, но еще надеюсь выплыть. Пытаюсь понять — смогу ли быть без тебя, если не смогу быть с тобой? Я пыталась остановиться. Не получалось. Не дышала без тебя. Умирала, когда ты был рядом. Зачем я стремилась туда, где обжигает? Нет ответа…

Когда ты звонишь, я еле успеваю схватить трубку, на маленьком экране — твое имя… Буду через сорок минут. Едва успеваю одеться, накрасить ресницы, добраться до нашего «Северного Гоа»… С мокрыми волосами, в твоих руках, сопротивляюсь как кошка, ты опускаешься на колени, ног не чувствую, изменяет равновесие. Не надо, сейчас привыкну, не так сразу, точка невозврата, нет, да, так… С ума от тебя схожу, ногти впиваются в ладони. Пот в ложбинке спины между лопатками и крестцом — твой и мой. Каждый удар — боль и сладость, насквозь, если хватит сил…

Ты молчишь. Боюсь слов. Любые слова будут пустыми, как позднее оправдание. Сжимаюсь в комочек рядом, закрывая лицо ладонями, не смотри в мои глаза, ты поймешь, что мне больно. Близость, которая кажется доказательством взаимного влечения, становится оправданием взаимной слабости.

Я всегда боюсь утра, потому что утро обнажает трещины в породе камня, из которого сделано тело. Очень трудно просыпаться рядом с человеком, который не стал твоим. Душа, она сложнее устроена, чем тело, которое знает, чего ему нужно.

Хочу сказать — не гони меня. Я постелю постель, я испеку хлеб, я сошью рубашку, я рожу ребенка. Маленького тебя воспроизведу с кропотливостью художника-самоучки. Не сказанные слова умирают на губах. Мы из разных миров. Мы встретились на мгновенье, и у каждого впереди — своя вечность. Любимый мой, мне, наверное, пора. Я поднимаюсь над взлетной полосой, а ОНА остается там, где горит нефтезавод. В огне не горит любовь…

Утром опять шел дождь. Накануне к нам заехал Антон, и мы всю ночь просидели за экзистенциальными спорами. Антон возвращался от своей клиентки, тоже жительницы «Северного Гоа». Был уставшим, по его словам, она выпила из него «всю кровь». Однако в нашей гостеприимной обстановке он быстро пришел в себя и был исключительно мил.

Странный у нас был разговор. Беспечный Треп по форме и содержанию. Однако мне казалось, что меня «сканируют» невидимым сканером, делают замеры психофизических параметров, сверяют показания со счетчиками. Неожиданные вопросы, отслеживание моей реакции. Восхищение моей находчивостью и умением выкрутиться из щекотливой ситуации. Положительная оценка чувства юмора. Восторг от моих мгновенных и поэтических образов. Не скрою, мне льстило внимание Самого Учителя. Однако я отметила, что Дамир становился более рассеянным, чем обычно. Он как бы «выпадал» из разговора.

Особенность моего поведения в любых переговорах — я всегда нахожу «опорного» человека, то есть того, кто принимает решение, и все дальнейшие аргументы адресую ему, в малой степени принимая в расчет остальных присутствующих. В этот вечер я заметила, что в категорию этих «остальных» невольно попадает Дамир, уже несколько потерявший интерес к изыскам моего сознания и способности принимать, как хамелеон, различные образы и цвета. А вот Антона эта моя особенность заинтересовала, и мы продолжали словесный поединок — я это называю игрой ума. Мы расставляли друг другу ловушки и радовались, если собеседник оказывался на грани провала, бутафорно расстраиваясь, если кто-то из нас раскусывал очередную хитрость противника.

Безусловно, это был собеседник моего уровня. Я любила игру в слова. Единственное, что меня удручало, — то, что я, увлекаясь, выдавала себя с головой. Вся моя амбициозность, желание понравиться, показать свою значимость и даже ряд профессиональных фокусов — все это я периодически «сдавала», рискуя не только произвести впечатление, но и раскрыть чисто профессиональные тайны.

Так, в азарте, я рассказала об одной региональной кампании, которую мы провернули несколько лет, использовав для устрашения местного населения число 666. В инициалах одного из кандидатов на губернаторский пост, нашего противника, были три символические буквы «ССС». С помощью заборного граффити мы превратили их в три шестерки и занялись пропагандой пришествия Антихриста. История это довольно известная, но давать постороннему человеку ключи и ниточки, которые могут помочь выйти на заказчиков и исполнителей, — практика порочная и достойна разве что блондинки. Кстати, этот образ я опять нарочито эксплуатировала, и в те моменты, когда мне это было удобно, прикидывалась девочкой с бантиками в белых гольфах.

Внимание Антона льстило мне и с другой стороны — оно должно было приумножить степень моей исключительности в глазах Дамира. Уверена, что таких женщин в его окружении было немного. А соответственно, он должен был не только признать мою «особость», но и приходить в трепет от мысли, что может меня потерять. Жалкая довольно-таки уловка, типа «вызвать ревность», но в арсенале женщины тридцати-с-лишнем не так много действенного оружия.

Мы курили траву, болтали о жизни, и мне было легко. Антон, в отличие от моего Черного Принца, мало говорил о своих производственных буднях, а значит, в меньшей степени травмировал мою подвижную психику рассказами о демонах. При расставании мы договорились собраться завтра, в субботу, на шашлыки и продолжить столь содержательную беседу. В ту ночь мы, кажется, и перешли с Антоном на «ты».

Утром наши планы смешались. Шел дождь, заставляя нас отказаться от мысли о шашлыках на природе, и телефон Антона долго не отвечал. Позже я услышала от Дамира еще одну душераздирающую историю, что в переулках «Северного Гоа», не пройдя и пятидесяти метров от нашего подъезда, Антон подцепил какую-то девицу, которая притащила его в жуткий барак и мучила весь остаток ночи. Зачем Антон сделал это, он и сам не понимал. А я, в свою очередь, не понимала, зачем опять стала свидетелем чьего-то грехопадения. Я давно устала от всякой «клубнички», которой без устали угощали меня в этом доме.

Встряхнувшись, выпив кофе и выкурив пару сигарет, мы решили опять отправиться в фитнес-клуб. Эта субботняя традиция радовала меня исключительно — к моим занятиям йогой и танцами добавить еще и плавание — и я само совершенство! Тело свое я любила, относилась к нему трепетно и бесконечно шлифовала спортом, массажем и прочими приятными SPA-процедурам и. Под этим самолюбованием была и своя философская концепция: тело — божественный дар, и к нему надо относиться с высочайшей заботой и нежностью.

Наплававшись вдоволь, мы погрелись в сауне, и Дамир решил не отступать от своих планов: «Я накормлю тебя шашлыками. Я никогда не нарушаю своих обещаний». И мы отправились на летнюю веранду восточного ресторана, рядом с которым стоял огромный мангал. Дождь к тому времени перестал и жизнь налаживалась.

Мы заказали все возможные виды мяса — баранину, свинину, теленка, курицу и откупорили бутылку шампанского. Напиток был скорее адекватным для настроения, нежели для закуски. Но мы уже давно привыкли устанавливать собственные правила, преследующие целью максимум наслаждения из текущего момента.

Наша привычка — сидеть не напротив друг друга, как делают обычные парочки, а рядом, давала неизменное преимущество — мы могли касаться друг друга, незаметно для глаз окружающих, или целовать друг друга в те места, которые в данный момент оказывались доступными.

Такое поведение, ранее казавшееся мне предосудительным, стало привычным для нас обоих. В нем не было демонстративности, во всяком случае с моей стороны — я все время хотела ощущать его — кожей, губами, плечом или бедром. Это мой Принц, и пусть весь мир подождет…

Мою эйфорию прервал звонок Антона. Я уже узнавала эту музыку, которая была поставлена на его звонки. Видимо, он окончательно проснулся, и сейчас последуют предложения, как превратить эту субботу в настоящий праздник жизни.