Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства - Елена Коровина

Поразительна по философскому взгляду и самая известная картина Магритта – «Голконда». На ней изображены городские дома и небо над ними, полностью пронизанные фигурками людей – большими, поменьше и вообще уменьшенными до дождевых капель. Люди попадают в город, как капли дождя. Но они же и похожи друг на друга как эти самые капли. Действительно, город делает жителей одинаковыми, так же как их желания и стремления. Впрочем, даже капли воды, столь схожие на первый взгляд, на самом деле имеют абсолютно разное содержание. Так и люди Магритта – они похожи, усреднены, одинаковы, но… Недаром картина названа «Голконда». Так называется самое большое и знаменитое в мире индийское месторождение бриллиантов. Получается: каждый «одинаково-усредненный» горожанин – истинный бриллиант.

Отсюда ясно, что для Магритта было чрезвычайно важным не только изображенное, но и название полотна. Недаром один из самых вдумчивых исследователей творчества Магритта заметил: «Название изображения вступает в брак с картиной не потому, что оно оказалось более или менее удачным или остроумным комментарием. Инспирированное изображением, название возникает из просветления, соответствующего тому, что оно должно назвать». Действительно, к видимому описанию (картине) подмешивается невидимое (обозначенное словом в названии), и в сознании зрителя возникает путь, ведущий к таинству. И как пишет другой исследователь творчества Магритта, «речь идет не о двойной иллюзии – но о поддержании вдохновляющей силы духовной сущности предмета».

Но были в творчестве Магритта и особые картины – те, на которых художник осознанно предоставлял свои холсты «таинственной силе» и осознанно помогал ей открывать «ее таинственные пути». В 1952 году он написал маленькую картину, изобразив на ней два витых подсвечника со свечами. Левая свеча почти догорела и оплавилась. Правая же согнулась от какого-то дерзкого и стремительного порыва ветра. Порыв был так силен, что согнул даже металлический подсвечник и проделал рваную дыру в стене. Что это было? На то дает ответ подпись под картиной. «Милюзина» – написал Магритт крошечными буковками.

Так вот в чем дело! Фея Милюзина, известная по пьесе-сказке Метерлинка «Синяя птица», была здесь и прошла сквозь картину в свой мир. А то, что увидел зритель, – всего лишь последствия этого волшебного посещения. Вот она – была и нету…

«Невидимое – это просто скрытое видимое! – утверждал Магритт. – Надо только откинуть шторы! Правда, иногда приходится поломать голову над тем, что же ты видишь…»

Место, которое художник увидел на своей, возможно, лучшей картине, сам он долго не мог ни понять, ни назвать. Уникальное пространство, в котором сверху – в ночном небе – светит месяц, внизу же – на земле – играют лучи полуденного солнца. Справа деревья зеленеют первой весенней листвой и тут же распускаются пышным цветением лета, а слева – алеют клены в осеннем убранстве, а за ними сверкают в морозном инее оголенные деревца. В центре же этого удивительного мира стоит массивный, по-деревенски основательный двухэтажный дом. Дом, где никто не потревожит путников. И перед этим домом – маленький согбенный человечек, добравшийся наконец со своим старым чемоданом туда, где можно отдохнуть. Туда, где есть ВСЁ и ОДНОВРЕМЕННО: день, ночь, зима, лето. В гостиную, которую устроил Бог. А может, это – Сам Бог возвратился туда, где наконец-то и Он сможет отдохнуть? В ту нулевую точку, с которой и начинается мир. Картина так и называется – «Гостиная Бога».

«Не стоит напрягаться, – написал как-то Магритт другу. – Таинственное окно откроется, если захочет само. Надо только всегда быть к этому готовым. Ведь за любым покрывалом может быть своя тайна».

Искусствоведы причисляют Магритта к сюрреалистическому направлению, сравнивая с Сальвадором Дали, или к авангардистскому, соединяя с живописью этой школы. Однако наиболее прав сам художник, однажды заметивший, что он – «художник мысли». А «мысль реальна, когда она становится тем, что ей предлагает мир, и когда это предложение она возвращает таинству, без которого никакой мир и никакая мысль не были бы возможны…»

Отблеск счастья и страстей

Великая камея Франции

Дверь сотрясалась от мощных ударов. Питер Пауль Рубенс лихорадочно заталкивал под кожаный переплет книги письмо, которое только что закончил писать. Его не должны найти! Пальцы художника предательски дрожали. Еще бы, гвардейцы кардинала Ришелье – опасные гости, особенно если ломятся в ваш дом темной ночью. Им явно безразлично, что хозяин этого дома не только знаменитый живописец, которого пригласила в Париж сама королева-мать Мария Медичи, но и дипломат, находящийся на службе у испанского короля Филиппа IV…

Рубенс отбросил книгу под стол, мазнул лицо и руки влажной краской и распахнул дверь. В дом ввалились двое «верных слуг Господина». Именно так они громогласно именовали себя с тех пор, как в прошлом, 1624 году Ришелье, ставший премьер-министром Франции, объявил гвардию своей личной охраной. Охрана ему и вправду была нужна. Кардинала не любили ни король Людовик XIII, ни высшая знать. Народ же шепотом величал этого церковника «дьяволом в пурпурной мантии». И угораздило же Рубенса ввязаться в споры с церковью!

А все его приятель – Клод Никола Фабри де Пейреск. Большой знаток и собиратель искусств, он усомнился в одной из церковных реликвий – древнеримской камее I века до н. э. невероятной красоты. Та была изготовлена из черно-белого оникса с вкраплением багровых пятен и не могла не поражать воображение, ведь это самая большая камея в мире, размером 31 на 26 сантиметров. Церковь считала, что на ней изображен библейский Иосиф, которого чествует фараон Египта. Именно из-за почетного сюжета камея и считалась святой. Но вот Пейреск усомнился в сюжете и принес камею Рубенсу, ибо художник слыл знатоком античных гемм. «Как городской советник, я взял ее под честное слово из государственного хранилища, – сообщил де Пейреск. – Как на твой взгляд, что здесь изображено?» Рубенс внимательно осмотрел камею:

«Если это сюжет об Иосифе и фараоне, то почему правитель Египта изображен в одеждах римского воина, а рядом какая-то женщина в типичном одеянии патрицианки?! Нет, тут что-то не так». Вот тогда-то де Пейреск и уговорил Рубенса заняться изучением сюжета камеи. И к чему это привело – к визиту слуг кардинала?..

«Почему не открывали так долго?» – рявкнул гвардеец. Художник поднял заляпанные краской руки: «Когда я рисую, то ничего не слышу и не вижу. Особенно когда выполняю работу по заказу королевы-матери». Имя королевы произвело впечатление. Гвардейцы переглянулись, но уходить не собирались. Рубенс надменно вскинул подбородок и брезгливо протянул на манер высокопоставленного вельможи: «Так что угодно, господа?»

И тут один из незваных гостей произнес нечто неожиданное: «Мы хотим переговорить с вашим слугой Костеном!»

Рубенс чуть не присвистнул: вот, значит, в чем дело! Правда, он уже давно подозревал, что Костен шпионил за ним. Со времен кардинальства Ришелье Франция стремительно обрастала соглядатаями. Соседи следили за соседями, слуги за господами. Хорошо, что несколько дней назад он выгнал этого бесстыжего парня. Иначе письмо, которое Рубенс еще не успел отправить посольской почтой в Антверпен своему старшему сыну, наверняка оказалось бы в руках ночных гостей. А ведь в этом письме – явная ересь, подлинная история священной камеи, которую Рубенс уже успел выяснить.

Художник смерил гвардейцев самым высокомерным взглядом, на который был способен: «Костен оказался нечист на руку, и я уволил его!» Гвардейцы переглянулись. Они явно не рассчитывали на такой поворот дела. Рубенс между тем повысил голос: «Врываться в дом королевского дипломата, чтобы поговорить с его слугой, возмутительно. О вашем визите завтра же утром узнает кардинал!» – «Вы сможете рассказать ему сами! – хмыкнул старший гвардеец. – Вот предписание вам явиться завтра в Пале-Рояль!»

Заперев дверь за непрошеными гостями, Рубенс вернулся в свой кабинет. Вынул из книжного тайника письмо сыну и перечитал его еще раз.

«Мой дорогой Альберт!

Твои познания в латыни и древнегреческом оказали мне неоценимую помощь. Сразу видно, что братья августинцы, которым я поручил твое воспитание, отличные преподаватели. Учись лучше, мой мальчик, а когда выучишься, я отдам тебе свою коллекцию античных редкостей, которую собираю всю жизнь. Жаль только, не могу присоединить к ней самую большую камею в мире, ведь она – собственность французской короны и реликвия церкви. Во Францию камея попала еще в 1239 году, когда король Людовик IX купил ее у императора Латинской империи Балдуина II. А тому она досталась от крестоносцев, взявших штурмом Константинополь в 1204 году. Тогда, мой мальчик, были ужасные времена. Великий город был разграблен, население перебито. Слава богу, удалось спасти хранившиеся в городе христианские святыни. Среди этих уникальных реликвий была и «резная картина на камне, рассказывающая о жизни святого Иосифа», как назвали ее современники.