УТЕС ДРАКОНА. Палеофантастика русской эмиграции - Фоменко Михаил

В советской России тоже всколыхнулись.

— Давай чудовище!

Моряки в Черном море видели какую-то штуковину, аршин в десять длины. Но если это можно отнести к «нашим достижениям», то согласны увидеть и в двадцать.

Да это, между прочим, для России далеко не новость. Я сама слышала когда-то рассказ очевидца о морском чудовище.

Очевидец был человек сухопутный, но с морскими наклонностями. Был он помещиком средней полосы России. Человек в летах, в чесунчовом пиджаке, в шляпе-панаме, которою так гордились всегда ее владельцы. Шляпа эта была всегда грибообразна, некрасива, неудобна и безумно дорога. Достоинство ее (единственное) заключалось в том, что ее «если понадобится, то можно свободно сложить в шестнадцать раз». Никак не могу себе представить такого случая, чтобы человеку понадобилось сложить свою шляпу в шестнадцать раз. Во время землетрясения, что ли?

Но не будем отвлекаться.

Итак, это был помещик. Встретилась я с ним в имении у знакомых, верстах в десяти от Тулы. Помещик этот тоже приехал в гости и рассказывал, как он два года тому назад проделал удивительное и редкостное путешествие из Севастополя в Ялту на пароходе. Наверное, немногим доводилось сделать такой пробег.

Прежде всего, «погода была — лютый шторм. В девятнадцать с половиной баллов. Волны с грохотом перекатывались через верхушки мачт. Грот-мачту сорвало. Ее заменили фох-мачтой.

— Трави шкот! — кричал обезумевший, но не растерявшийся капитан.

Но травить было нечего. Все шкоты снесло в море.

Все запасные вымпелы погибли.

Мы шли, лавируя против ветра довольно ровным ходом тридцать два узла в час.

Так мотало нас восемь дней. Ни одной склянки не уцелело. Так что отбивать было нечего, и мы совершенно потеряли понятие о времени. Один говорит “сейчас ночь”. Другой кричит “полдень!” и бежит завтракать.

Капитан положил корабль левым галсом направо. Он меня очень любил и я почти все время проводил у него на рубке, следя за компасом и прочими аппаратами секретнейшей важности».

— Неужели вы восемь дней шли до Ялты? — удивился кто-то из слушателей.

— Разве я сказал восемь? — спросил помещик. — В таком случае, очень может быть, что я ошибся. Очень может быть, что не восемь, а девять.

«Так вот, как-то раз сидим мы с капитаном после завтрака у него на рубке, как вдруг он хватает бинокль, смотрит вдаль и бормочет:

— Тысяча громов! Так я и знал!

— Что такое?

— Да вот, — говорит, — не хотите ли полюбоваться? Морская змея.

Я хотел было схватить бинокль, но в нем уже не было надобности. В каких-нибудь трех-четырех кабельтовых от нас плыло чудовище. Сказочной величины. Ну, примерно от головы до хвоста — верст девять».

— Господи! — крикнул кто-то из слушателей. — Да ведь это значит, как отсюда до Тулы?

— Н-да, — согласился помещик. — Приблизительно так. Только в море это гораздо удобнее наблюдать. Морская поверхность сокращает расстояние, — объяснил он и деловито прибавил: — Капитан занес в шканечный журнал.

Тут уж, конечно, все притихли. Раз в шканечный журнал, так уж спорить нечего.

Да и чего спорить?

У нас, помнится, чуть не в каждой речке водяной жил. И мало ли баб такого водяного видали! Конечно, у нас к этому относились спокойно, журналиста из «Дэйли мэйль» в какие-нибудь Манькины Хрящи не посылали. Но ведь это дела не меняло.

Помню, старая нянька, жившая у моей тетки, сама видала водяного. И рассказывала. И как рассказывала! Волосы на голове шевелились.

— Шла я этто с Катенькой на руках вдоль бережка, гуляла. Погода хорошая, солнышко печет, тихо. Вдруг, Мать Пресвятая Богородица, вдруг как ухнет что-то, и вся река так и закипела, так и заходила ходуном. Да вдруг как выпалит, словно из пушки. Я Катеньку к себе прижала, да бегом домой. Да бегу, да молитву шепчу. Кабы не то, что был со мной ребенок, ангельская душенька, так тут бы мне и конец. Уволок бы меня водяной в воду. Эдакие страсти! Вспомню, так всю трясет.

Я несколько раз слышала этот сказ, наконец спросила у тетки — что это такое было, что и вода кипела, и будто из пушки.

— Да, да, знаю, — спокойно отвечала тетка. — Знаю. Это кучер купался.

Вот как у нас ко всему просто относились.

А в Европе-то! В Европе сейчас бы ресторан построили, прислали бы журналистов из «Дэйли мэйль», поместили бы нянькин портрет в «Матэн», предложили бы ей выступить в «Казино де Пари» и подписать контракт в Холливуд за себя и за водяного.

Но вот окончится дело Ставицкого, опять примутся за Лох-Лесс. Чудовища этого нам надолго хватит. Оно живучее, допотопное, для многих журналистов «матушка-кормилица».

Дай ему Бог.

Комментарии

Все включенные в книгу тексты публикуются в новой орфографии, с исправлением некоторых устаревших особенностей правописания и пунктуации.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.