Будь проклята Атлантида! - Сергей Житомирский

Однажды ночью он выскользнул из шалаша, потрепал сторожевого пса, вытащил из тайника копье и неслышно затрусил по ущелью, залитому обманчивым лунным светом. Скоро он свернул вправо и стал подниматься к гребню. Ор двигался к рыжей скале, у которой бараны ежедневно проходили с ночлега на пастбище.

У скалы он нарвал пахучей полыни и натер тело, а потом залег в укрытии под нависающей глыбиной. К утру сильно похолодало. Чтобы не потерять силу удара, Ор, оставаясь неподвижным, напрягал и распускал мускулы рук, спины, бедер. Тьма ночи быстро превращалась в серые лохмотья. Какой-то голос внутри сказал Ору, что время подходит, а через несколько вздохов в ноздри с порывом ветерка попал слабый запах добычи…

Слушая чуть заметное цоканье, Ор знал: вот старый. с огромными рогами вожак подошел первым, втянул воздух. Сзади нетерпеливо топчутся молодые самцы, самки с ягнятами. Вот вожак свернул вправо, осколок из-под его копыт запрыгал вниз. Нет, вожака не донести. К тому же у старого мясо жесткое…

Ор считал время на вздохи. Еще два — и фигура с занесенным назад копьем бесшумно поднялась над камнем. Несколько рогачей уже миновало скалу, молодой самец приостановился, потянувшись за пучком травы. Правое плечо гия еще чуть подалось назад, и брошенное копье вошло в бок барана за лопаткой. Через миг стадо, грохоча обрушенными камнями, мчалось над кручей. Глупые! У него же нет второго копья.

Выдернув острие, Ор прижался ртом к ране. Сколько времени он не пил горячей крови! Теперь острым краем камня распороть брюхо и съесть печень — почетную добычу охотника. Остальное — в семью!

В семью? Боль сжала сердце Ора. Разгоряченный охотой, он забыл, что не сможет положить добычу перед старшей из матерей, ожидая похвалы… Ну что же, есть пастухи внизу — люди иных племен, но общей с ним доли. Они так давно не пробовали настоящего мяса!

Когда, сгибаясь под ношей, гий подходил к шалашу, все уже поднялись. M-Бату ворчал, что пора гнать стадо, а козлоногий мальчишка не иначе как лакомится щавелем у реки… При виде охотника с добычей негр остолбенело раскрыл рот, а потом издал пронзительный победный клич своего племени.

Весь день хмельные от сытости пастухи заставляли Ора повторять, как он залег, как подошли бараны, как летело копье, и в глазах их горел огонь поколений охотников. Когда же солнце заскользило к закату, Ор, завернув в шкуру рога, голову и остатки мяса, зашагал к селению. M-Бату объяснил закон атлантов: раб, добыв дичь, может съесть мясо сколько в силах за один раз; остальное принадлежит хозяину. И надо сказать Храду, что все помогали загонять добычу, а то не миновать им колючих прутьев.

Второй раз за день Ор пережил торжество, положив добычу перед хозяйкой и поймав изумленный взгляд Иллы. Храд, гладя густую шкуру, вновь подумал, что не ошибся, выбрав из сотен рабов тощего лохматого щенка. Но как он подкараулил пуганую, давно не достававшуюся охотникам дичь? Одно слово — дикий!

Поворчав, что рабы сожрали уйму мяса, хозяин отпустил Ора отдыхать. Утром оп кликнул его и протянул лук с пятью стрелами:

— Пасти вместо тебя пойдет Драный Заяц. А ты добудь еще барана.

Этой весной Ор мало работал на полях. Он либо бродил в горах, либо сидел с Иллой над листами кожи. Учить его было уже нечему, но девушка убеждала себя, что раба надо отвратить от вздорных мыслей.

Уже несколько дней Илла, останавливаясь на середине работы, вновь вспоминала свой сон и гадала, что он означает.

Необычные сны часто приходили к ней. В них были воины, одетые в бронзу, красивый кормчий, который брал ее на руки и нес в свою ладью. Они плыли по волнам, бились с врагами, выходили на берега неведомых земель…

Сперва Илла рассказывала сны матери и подругам. Но мать ворчала, что надо меньше глядеть в листы со сказками, а подруги смеялись над ее геро-ем-кормчим. Девушка поняла, что к другим не приходят такие видения, и поверила в свою особую судьбу.

Последний сон был особенно волнующим. Она стояла на берегу океана. Могучие волны с загнутыми гребнями неслись на нее и разбивались о скалу, выплескивая под ноги белую шевелящуюся пену. Вдруг среди волн показалась ладья. Илла могла различить на ее крутом носу человека и знала, что это он — ее избранник. С замиранием сердца она смотрела, как волны швыряют ладью.

Протянув к ней руки, плаватель крикнул:

— Волны не пускают на берег. Но я приду к тебе, приду!

— Но когда же?

— Еще не умрет эта луна… — ладью понесло от берега. — Может быть, ты сначала не узнаешь меня… Но помни, я принесу тебе три Знака невянущей любви! — донеслось удаляясь.

Илла открыла глаза и лежала, прислушиваясь. Грохот волн не ушел вместе со сном, а продолжал доноситься со двора. Медленно просыпаясь, она догадалась: ветер сорвал ворота с ременного запора и теперь бьет створкой по ограде. Потом послышался визгливый голос среднего раба. Выбравшись из-под шкур, он пинками будил рабов. Что проще закрыть ворота самому, ему не приходило в голову.

Вот откликнулись голоса из хлева, створка последний раз грохнула и смолкла. Донесся голос молодого гия:

— Я сплю, слышу гремит — думаю, море! — Рабы рассмеялись.

Илла лежала, улыбаясь. Забавно, что Ору под стук ворот тоже приснилось море. Смешной лохматый гий… Скоро за ней придет любимый, и некому оудет учить раба знакам. Но он уже знает первый круг… Обрывки мыслей о герое-кормчем и лохматом гие смешались, расплылись, и девушка ушла в сон без видений.

С той ночи от луны на небе остался совсем тоненький серпик, а ничего не произошло. Когда же? И откуда он придет, долгожданный герой? Агдан говорит: нынче вообще нету ни героев, ни подвигов. Но разве боги могли солгать?!

Во дворе послышались возбужденные голоса. Илла встрепенулась: Ор пришел с охоты, веселый — наверное, с хорошей добычей. Сбросив с колен все еще не дошитый свадебный плащ, девушка подобрала волосы и вышла на крыльцо. Ор стоял в окружении всех домочадцев и рабов. У ног гия лежала желтая с черными пятнами шкура барса. Мать и сестра, присев на корточки, жадно ощупывали ценную добычу. Ор весело говорил:

— Совсем не знал, что здесь живет этот зверь. Руки уже забыли, как его убивать, и вот. — Он смущенно показал две черные царапины, наискось пересекающие грудь. — Плохо поцарапано, сам не смогу зализать, пойду попрошу собаку.

Мать встряхнула шкуру, любуясь искрящимся мехом, и понесла в дом. У двери она обернулась и велела Илле вынести гию поесть.

Ллла нашла его за хлевом. Раб полулежал на земле, а огромный свирепый пес, гордость Храда, осторожно вылизывал его раны.

— Помогай, Клыкастый! — приговаривал Ор. — Мать говорила: от раны, которую залижет собака, не остается следа…