Дело о заикающемся троцкисте - Андрей Константинов

Обнорский хлопнул кулаком по столу, обозвал всех засранцами и велел каждому написать и сдать новеллу в объеме 20 страниц — либо же объяснительную о причинах невозможности сделать это в том же объеме. За неисполнение: стремительное падение в глазах шефа и столь же стремительное сокращение премий. Честно говоря, стало страшно.

После этого Каширин час ходил по кабинетам и предлагал всем устроить народный бунт, чтобы свергнуть иго капиталистов-эксплуататоров. Честно говоря, в тот момент у меня было горячее желание его поддержать, но виду я не подала.

Идея написать свое собственное художественное произведение все-таки увлекла меня. Помнится, в детстве я всерьез мечтала стать детской писательницей, как Агния Барто. Писала короткие рассказы и зачитывала их перед родителями. Им, по-моему, очень нравилось. В тот же вечер, как Обнорский объявил о новом проекте, я пришла домой, взяла чистый лист бумаги и долго наслаждалась мыслью, что с этого начнется моя писательская карьера. Однозначно, писать новеллу мне нравится больше, чем искать черт знает куда сгинувшего алкоголика. Я уже придумала свою героиню: нежная, чувственная женщина, окруженная вниманием мужчин, но отдавшая предпочтение одному. Она любит и любима. Образ мне представлялся четко, чего нельзя было сказать о сюжете. Он у меня как-то не вырисовывался. А Обнорский велел его еще сделать детективным…

Следующий день я решила посвятить привыканию к мысли, что я теперь специалист по розыску пропавших, и архивно-аналитический может прожить без меня. Я медленно разбирала дела, порученные накануне мне Мариной Борисовной, и размышляла, как бы увильнуть от невыполнимой миссии по розыску пьяницы.

Между прочим, работы для меня у Агеевой было предостаточно. Целая стопка папок с найденной информацией лежала на столе как надгробие моей полезности для архивно-аналитического отдела. Надо бы ее — папку — куда-нибудь до поры до времени прибрать. Или отдать в расследовательский отдел… Я сгребла стопку бумаг и пошла к Спозараннику.

В коридоре, около вахтера, стоял высокий тощий мужчина и бешено жестикулировал руками. Приглядевшись, я узнала в нем чуму «Золотой пули» — недавно вышедшего из мест не столь отдаленных Вадика Тараканникова. Едва покинув камеру, он счел своим долгом навестить Агентство, используя то, что оно в свое время активно освещало историю посадки Тараканникова. А история была интересная: неоднократно судимый Тараканнков в 95-м году устроился помощником депутата Заксобрания Правшова и очень деятельно участвовал в комиссии по бюджету. В силу того, что и Тараканников, и Правшов были широкой души люди, результаты их участия были очевидны не только для их коллег по цеху, но и для простого люда. Народный избранник разъезжал на иномарках в тесной компании с Тараканниковым и устраивал пьяные оргии прямо в колыбели питерской законности — Мариинском дворце. Видимо, помимо заботы о бюджете товарищи взяли на себя заботу о молодежи, потому что в оргиях участвовали малолетние подростки. И, как потом выяснились, некоторые — против своей воли. Поэтому прокуратура и предъявила Правшову и Тараканникову обвинение по статье «похищение человека».

Освободившись, бледный и изрядно похудевший Тараканников появился в Агентстве и заявил, что за поруганные честь и достоинство Агентство обязано выплачивать ему пенсию. Шаховский, который имел честь беседовать с ним, заявил, что к моменту написания статьи у Тараканникова не осталось ни чести, ни достоинства, поэтому поругать было нечего. Тараканников очень быстро с этом согласился, уточнив, что «он — главный подонок этого города», и сей титул позволяет ему делать все, что заблагорассудится. Через секунду, не переводя дыхания, Вадик предложил нам купить у него какую-нибудь информацию.

Несмотря на то, что от его предложения отказались, Тараканников с настойчивостью маньяка еженедельно заходил в Агентство и предлагал то сведения о последних разработках американских ядерщиков, то секретную информацию о готовящемся заговоре против президента. Бесценные знания он продавал дешево — иногда просто за бутылку пива, что, вероятно, и сподобило Кононова однажды воспользоваться его услугами в сборе сведений о подростковой проституции Питера. Признаться, эту сферу Тараканников знал блестяще… После получения от Макса бутылки энтузиазм Тараканникова возрос до катастрофических размеров, и он объявил себя портативным информационным агентством, услугами которого пользуется сама «Золотая пуля». Коллеги-журналисты из других изданий, услышав это, несказанно удивились, а Кононов при вторичной попытке Тараканникова втюхать ему новый пакет своих услуг, послал его туда, куда Макар гусей не гонял… Однако судя по тому, что Тараканников снова в «Пуле», он уже успел вернуться из такой дали.

…Стоящий у входа Вадик, в свою очередь, заметил меня и закричал:

— Вот, я к ней пришел. Как вас зовут?

Аня Соболина, я помню. Я пришел вам рассказать, кто убил Крепыша. Я все знаю.

Пропустите меня.

Я прибавила шагу. Если он сейчас прорвется и «сядет на уши», то слезет не скоро, а значит — рабочий день можно считать загубленным. Ну а поскольку я не умею грубо посылать, то Тараканников может со мной разговаривать вплоть до моей кончины. Причем, что удивительно, несмотря на обилие разноплановой информации, которую он выплескивает, в памяти не остается ровным счетом ничего. Он уходит, а ты потом вертишь головой по сторонам: куда делись три часа из твоей жизни? Поэтому от Спозаранника я рискнула вернуться в свой кабинет, только когда убедилась, что Вадик мне уже не страшен. Он стоял и, держась руками за дверной проем, рассказывал жаждущему его выпроводить Каширину, что лично знаком с убийцей Кеннеди.

— Аня, вы не интересуетесь детской порнографией? Могу поделиться очень интересными данными, — крикнул мне вслед Тараканников, когда я скрывалась за дверью своего кабинета.

В кабинете стояла Агеева и держала телефонную трубку в руках.

— Анечка, это тебя, — с некоторым удивлением произнесла она. Дело в том, что мне редко звонили на работу, а если и звонили, то знакомые Марине Борисовне люди. Этот, видимо, был чужой, и Агеева пояснила:

— Приятный мужской голос…

Обладателем его оказался Артемкин.

— Я просто хотел узнать, как у вас дела продвигаются, может, чем помочь надо? — сказал он, извинившись за беспокойство.

— Дела идут по плану, я пока занимаюсь сбором предварительной информации, — ответила я, сама слабо представляя, что значит «предварительная информация». Однако это словосочетание произвело впечатление на Артемкина:

— О! А я подумал, что, может быть, вы хотели поехать поговорить с теми людьми, которые сейчас живут в квартире Ягодкина. Я бы вам предложил свою помощь, потому что, на мой взгляд, одной туда идти небезопасно…

— То есть?

— Ну там пьянки постоянные, драки.

Давайте я за вами заеду завтра во второй половине дня, часа в четыре — и вместе сходим?

— Давайте, — я обрадовалась. Появился шанс сделать хоть что-то по розыску этого несчастного алкоголика. Может, его друзья-собутыльники расскажут, что с ним случилось. Что ни говори, а этот агент проявился как нельзя кстати…

После работы я зашла в супермаркет недалеко от дома. Когда я в задумчивости бродила мимо витрин с ветчиной и сыром, размышляя, что бы такого купить на ужин Володе с Антошкой, вдруг услышала противный, но знакомый голос сзади: «Это моя бутылка пива. Я с ней пришел, э-э-э, не бейте меня по голове, не бейте. Помогите, я буду жаловаться Карачаевцеву!».

Тирада сопровождалась звуками вялой потасовки. Я оглянулась с самыми плохими предчувствиями. Так и есть: Тараканников, этот жуткий сумасшедший уголовник.

Он стоял в окружении трех охранников супермаркета, пытаясь вырвать рукав своего длинного потрепанного плаща из рук продавщицы. Второй рукой с зажатой в ней бутылкой он размахивал над головой.

— Я помощник депутата Правшова, вот мое удостоверение. У нас депутатская неприкосновенность! — не унимался Тараканников, защищая свои права собственности на бутылку пива, по-видимому, только что спертую с прилавка.

— Молчи, лишенец, — легкими пинками охранники теснили Тараканникова к выходу. Я представила, как буду выглядеть в глазах окружающих, если эта одиозная личность вдруг сейчас заорет на весь зал: «Соболина!». В том, что он не преминет меня опознать, я не сомневалась. Я быстро нагнулась и пошла вдоль витрины с колбасами, побыстрее к выходу, лишь бы Тараканников не успел заметить мое присутствие в зале. Так я шла, пока не уткнулась головой в толстый живот одного из охранников, только что задержавшего Вадима.

— Вы что, вместе? — грозно спросил он.

— Нет, что вы, — мне пришлось разогнуться.

— Зачем тогда прячетесь? — полюбопытствовал секьюрити.