Лузиады - Луиш Камоэнс

105

Но мы оставим знойные пустыни

И с мыса Джаска (ранее Карпелы)

Стремительный полет направим ныне

Туда, куда судьба нам повелела.

Минуем мы Кермании равнины,

Чтоб увидать, как с гор струится смело

Прекрасный Инд и как с иных вершин

Стекает Ганг - могучий исполин.

106

Пред нами Кач; волною сокрушительной

Встает вода полуденного моря,

И входит в устье рек она стремительно

И вверх несется, жителям на горе.

А вот Камбея берег восхитительный.

Богатством и красой друг с другом споря,

Здесь города в довольстве процветают

И вашего прибытья поджидают.

107

Индийский берег, славный и желанный,

Что тянется от мыса Кумари,

До жаркой, отдаленной Тапробаны

И древних Гат незыблемых вершин,

Пройдут бесстрашно вои-лузитане,

Сюда явившись по стопам твоим.

И, предков чтя военные заветы,

Одержат всюду славные победы.

108

Племен немало разных поселилось

За старыми индийскими горами.

В одних магометанство утвердилось,

В других, взяв власть над робкими умами,

Язычество издревле сохранилось.

В Нарсинге, за далекими морями,

Почил Фома, апостол богоданный,

Что вкладывал персты в Христовы раны.

109

Там, в городе богатом Малипуре,

В те дни вдали от моря отстоявшем,

Не испытавшем океанской бури

И идолов старинных почитавшем,

Фома явился, бледный и понурый

И от пути бескрайнего уставший.

Он обходил неведомые страны,

Христовым словом исцеляя раны.

110

Он мертвых воскрешал молитвой дивной,

Он исцелял недуги и болезни,

Людей от мук врачуя неизбывных,

Он страждущим старался быть полезным.

Подвижник испытаньям непрерывным

Подвергнут был по воле сил небесных.

Вдруг ствол огромный у брегов пустынных

Извергли океанские глубины.

111

Правитель Малипура неустанно

Строительством в ту пору занимался.

Послав слонов на берег океана,

Он тщетно древесины дожидался.

Усилиям животных-великанов

Древесный исполин не поддавался.

Но тут Фома, на брег придя с канатом,

Набросил вмиг его на ствол заклятый.

112

С молитвою он принялся за дело

И, Божье милосердье призывая,

Извлек из вод подарок моря смело,

Величие Христово утверждая.

В сердца брахманов, в гневе закоснелых,

Закралась зависть мелкая и злая.

Они боялись, что народ смиренный

Примкнуть к Фоме решится непременно.

113

И сам верховный жрец, желаньем мести

И наущеньем близких распаленный,

Забыв устои совести и чести,

Встал на стезю деяний беззаконных,

Сей старец, кровожадностью известный,

Апостола гонитель исступленный,

Свершил убийство, чтобы без сомненья

Все на Фому направить подозренья.

114

Убил родного сына жрец надменный,

К Фоме объятый ненавистью страшной.

И толпы лжесвидетелей презренных

Святого очернили громогласно.

И смертный приговор ему мгновенно

Был вынесен от недругов ужасных.

А он перед лицом царя и знати

Содеял чудо, Божьей веры ради.

115

Он воскресил бесчувственное тело

И вопросил индийца молодого,

Чья длань его повергла в те пределы,

Отколь нельзя в наш мир явиться снова.

И юноша, возвысив голос смело,

Отца нарек убийцею родного.

И, полный неподдельным восхищеньем,

Твердил Фоме слова благодаренья.

116

То чудо всех индийцев поразило.

Крестился тут же царь благочестивый.

И многие, увидев Божью силу,

За ним примкнули к вере справедливой.

Тогда брахманов ненависть сплотила.

К Фоме пылая злобою ревнивой,

Они страдальца умертвить решили

И темную толпу к тому склонили.

117

Фома услышал яростные крики,

Когда он проповедовал народу.

Он знал уже от Господа-владыки,

Что скоро оборвутся жизни годы.

Он не страшился супостатов диких,

Презрев земные муки и невзгоды.

Фому сперва каменьями побили,

А после грудь ему копьем пронзили.

118

И Ганг, и Инд, слезами обливаясь,

Тебя, Фома, оплакали с любовью.

А христиане, по тебе терзаясь,

Предались долгой, неизбывной скорби.

Но херувимы с пеньем, улыбаясь,

Тебя к престолу вознесли Христову.

Теперь молись ты за лузиад верных,

Несущих бремя тягот непомерных.

119

Вы ж, кто себя бесчестно выдает

За Господа посланцев, как Фома,

Скажите: почему вошла в почет

Средь вас от веры отступлений тьма?

Коль соль земли уж пресной предстает,

То где же слабым смертным взять ума?

Какою солью ересь нам приправить

И души чем заблудшие исправить?

120

Но кончим этот разговор опасный

И к берегам вернемся вожделенным.

Вот здесь, где Малинур стоит злосчастный,

Залив уходит вправо постепенно.

Минуем мы Нарсинги край прекрасный

И над Ориссой пролетим мгновенно.

Узрим, как Ганг, могучий и бурливый,

Впадает в море в глубине залива.

121

Индийцы перед смертию стремятся

Себя омыть в воде его священной,

Надеясь, что грехи им все простятся

За это омовенье непременно.

Вот Читтагонг: в дворцах его таятся

Сокровищ груды редких и бесценных.

Но брег Бенгальский к югу отступает

И нас к иным просторам приглашает.

122

Пегу мы видим; здесь во время оно

Взросло потомство гнусного союза.

И женщину, в насмешку всем законам,

С презренным псом связали страсти узы.

Ты видишь ли мужчин неугомонных?

Им звонкий бубенец тяжелым грузом

Здесь вешают на орган размноженья

Во избежанье мерзких искушений.

123

Тавой ты видишь. Он дает начало

Империи Сиама необъятной.

Она во всей красе тебе предстала,

Над морем разместившись благодатным.

Она далеким странам поставляла

Еще издревле перец ароматный.

А вот торговлей славная Малакка,

Куда купцы всегда спешат без страха.

124

И говорят, что волны океана

Суматру от Малакки отделили.

А ране, блеском злата осиянны,

Они друг с другом неразрывны были.

Когда-то Херсонесом богоданным

Их люди с любованьем окрестили,

Малакку мнили многие Офиром,

Что золотом манил к себе полмира.

125

Теперь, минуя берег Сингапура,

По узкому проливу мы промчимся,

На свет пойдем вначале Цинозуры,

Затем к Авроре нежной устремимся.

Уйдем от туч насупленных и хмурых

И на Сиам великий подивимся.

Узрим Менам, текущий из Китая,

Из озера огромного Ченгмая.

126

В земле, где протекают эти воды,

Живут в согласье, мире и покое

Лаосцы, авы - сыновья природы,

Поля и горы заселив собою.

Есть в том краю и дикие народы.

Их кормят людоедство и разбои.

В печах они железо раскаляют

И грудь татуировкой украшают.

127

Смотри: Меконг потоком полноводным

Через поля Камбоджи протекает,

Теченье рек бурливых и свободных

Он с жадностью великой поглощает.

Народ сих мест, простой и беззаботный,

Животных самых разных почитает,

Считая, что их всех за их деянья

За гробом ждет немедля воздаянье.

128

Омоет это тихое теченье

Злосчастные, но сладостные песни,

Познавшие все тяготы крушенья,

Позор и глад, немилость сил небесных,

Бесчестных приговоров исполненье.

Над тем, чьей лиры звучной и чудесной

Капризная удача не касалась,

Хоть слава этой лиры не чуралась.

129

А видишь ли просторы Кохинхины?

Здесь насладимся мы благоуханьем

Алоэ, ароматной древесины,

И поспешим к сокровищам Хайнаня.

Узрим красу империи старинной,

Что знает злого холода дыханье,

Что пояс ей полночный посылает,

И зной, что тропик Рака окружает.

130

Взор обрати к стене ты необъятной,

Что две державы мощных разделяет.

Власть короля она с красой отрадной

Его смиренным подданным являет.

Закон здесь утвердился благодатный.

Тут сам народ владыку избирает

Из праведников мудрых иль героев,

Известных всюду славой боевою.

131

Еще от глаз твоих во мгле неясной

Таится стран загадочных немало.

Но мы вернемся к островам прекрасным,

Туда, где рдеет луч денницы алой.

Здесь волею природы полновластной

Краса земли рассветной просияла,

И серебром, блестящим столь чудесно,

Нам издавна Япония известна.

132

Как много островов в морях Востока

Предстанет перед нашими очами!

Вот на Тернате от вершин далеких

Опять исходит яростное пламя.

А вот гвоздики заросли высокой,

И стаи птиц парят меж облаками,

Их только смерть на землю возвращает

И рая их небесного лишает.

133

А видишь острова, что в море Банда

Покоятся средь алого цветенья

Ореха - птиц веселых провианта

Что окружен их щебетом и пеньем?