Обрученные - Элли Каунди

– Да, братан, – прервал молчание Ахмет. – Попали мы. Я вот точно попал. А тебе вот что скажу – давай-ка подымайся. У меня к тебе претензий нет. Ты че, не понял? Пиздуй наверх, тебе сказано.

– А… Ладно. – Алик, похоже, врубился, что сейчас здесь станет пыльно. – Ну, я пошел?

– Давай. Э, Алик. Слышь, прошу тебя. Если спросят, че я тут да как, – скажи: лазит, мол, мины ищет. И это, погодь. Если навстречу попадется не Жирик со следующим, а кто другой или если следующего двое или больше ведут – урони вот. – Ахмет поковырялся в сумке и что-то достал. – На. Сделаешь?

– Ладно… – Алик растерянно взял протянутый нож. – Ну, я пошел?

– Давай, Алик.

Когда его торопливые шаги затихли вдали, Ахмет протрясся всем телом – из самого брюха поднялось ледяное облако страха, мимоходом насовало между ребер холодных лезвий и остановилось на загривке, зажав в мерзлой горсти изрядный кусок шкуры. …Слово «пиздец» – как раз для таких случаев. Ахмет принялся локализовывать излишне всеобъемлющий страх, одновременно накручивая себя: страх из парализующего должен стать злым, быстрым и смертоносным. …Нам нужен пиздец, а, Ахметзянов? Не, нам пиздец не нужен. Мы сами пиздецы. Кому хотишь. По полной, бля, форме. Подходи, налетай! А кому тут пиздеца?! Тебе, Олежек? Не хуй делать, спецнагрызовец сраный! Отоварим, епть, мало не покажец-ца! Щас только Клеймора сдерну, и прошу к столу… Ахмет метнулся к следующей двери, на бегу роясь в сумке. …Так, ага, есть. Щас-с, маленькая, потерпи… В его руках появилась обрезанная банка из-под какой-то газировки. – …Нам деликатничать некогда, потерпишь чуток. Так, где он дырку-то сверлил, вот здесь, кажись… Треснул, разматываясь, скотч, звякнули в коробке капсюли-детонаторы. Ахмет распрямился, обхлопывая карманы в поисках зиппы.

Взрыв получился какой-то несерьезный, вроде басовитого, рычащего свиста, мгновенно перешедшего в нестрашный «п-п-ух-х-х…». Стороннему наблюдателю показалось бы, что взрыв не удался, что-то не сработало. Однако Ахмет довольно осклабился, продолжая, впрочем, закрывать руками уши, как если бы ждал продолжения. Продолжения не последовало, и Ахметов оскал стал еще более довольным.

– Че, сучка, не на фотоэлементе, да? А на чем ты у нас?

Когда отодвинул засов выпотрошенного замка, оказалось – примитивный какой-то, типа юговского УДУ, натяг-разгрузка, с химзамедлением. …Всего и делов. Че, товарищи непотенциальные противники, где же ваши електронны чудесы? Кончились, что ли? Ну и нашим легче…

С упитанным тельцем Клеймора в руках сосущее чувство беззащитности поутихло. Ахмет тщательно вмял что-то во второе гнездо на корпусе мины, заправил детонирующий шнур, прихватил на скотч. Установил мину, тщательно нацелив ее на тот пятачок, где автоматически скапливаются спустившиеся по лестнице. Нашел большую щепку от полового настила клети, примотал скотчем взрыватель, тщательно вжал детонирующий шнур. Пока таскал более-менее крупные куски бетона, устраивая лежбище, сверху прилетел нож. Ахмет нисколько не удивился, подобрал, неодобрительно скривившись при виде обломившегося кончика. Отреагировал лишь ускорением темпа – напоследок хотелось успеть покурить. Когда сверху донесся еще далекий грохот шагов, Ахмет уже сидел, отрешенно затягиваясь щедро, в последний раз забитой трубкой.

Первым оказался Алик, бледно-зеленого оттенка. …Смотри-ка, ошибся. Значит, и его тоже. За Аликом, тут же попытавшимся слиться со стенкой, деловито спрыгнул и захрустел бетоном Фоменко, светя под ноги следующим. …Ага, еще двоих взял. Че, побаиваешься, Иуда ебаная… Олежек привел с собой тех гоблинов, которые постоянно крутились вокруг него, типа порученцев. Это, с одной стороны, радовало: психотип человека, соглашающегося быть при ком-то, определенно подходил для задуманного Ахметом спектакля. С другой же – всегда имеющейся у всего хорошего стороны, то же самое свойство заставляло предполагать повышенную лояльность слуг хозяину. Если бы Фоменко привел гоблинов настоящих, живущих по собственным правилам, то было бы легче. Их нужно было бы просто поставить в курс – а это нетрудно: когда прав – автоматически становишься убедительным. …Этих нужно пугать. Как их там, Бетмен и Сумкинс. Ха, вот погоняло прицепили. Наверно, пацана Федором зовут…

– Э, войска![68] Встали где стоите!

Олежек словно не заметил обращенной и к нему в том числе дерзости. Видимо, списал на слабое знакомство Ахмета с нынешними войсковыми заположняками[69]. Да и че с сапером пререкаться, может, мины вокруг…

– Че, сапер? Не разминировал еще? Че надрачиваешь тогда? Давай проход показывай!

– Ты че, мусор, не догоняешь? Стой где стоишь!

От такого захода Фоменко онемел. …Ну, постой, по-охуевай… Ахмет воспользовался паузой, рискнув взять резкий командный тон:

– Э! Бетмен! Сумкинс! Здесь?

– Ну? – охуело отозвался один из гоблинов.

– ТТХ[70] мин потенциального противника учили? – и, не став дожидаться реакции продолжил, сменив тон на этакий безразлично-окончательный: – Прямо на вас смотрит М-18. Если кто не знает, направленная, че-то около шестисот пятидесяти поражающих элементов. Повеселее нашей монки, – соврал Ахмет для пущего антуражу. – Дернется хоть один – пиздец. Сомнения есть?

– Чо?! Т-ты!!! Бля, сапер ебаный! Так сыми ее, хули ты тут докладываешь! – Олежек все понял, но попытался как-то изменить сценарий. Причем нога его оторвалась от бетона и неопределенно пошла в сторону.

– Э, воины. Объясните камандыру, он тупой. Я сказал, бля, дернется кто – положу всех на хуй, – так же ровно доложил Ахмет. И добавил, обращаясь к Фоменке: – Ты, Ремба хуева. Стой спокойно, а то не выйдешь отсюда. И пацанов не за хуй положишь, крутизна.

Повисла напряженная пауза. С лестницы не доносилось ни звука. Фоменко поставил ногу на место, сделав вывод из отсутствия поддержки со стороны подчиненных.

– Тебе че надо-то, дурачок? Че ты меня здесь минами пугаешь, козел черножопый? – Олежек, собака, начал правильно выводить ситуацию из-под чужого контроля. Ахмет сделал вид, что не слышит:

– Пацаны! Жить будем или ляжем из-за этого чма?

– Ты здесь со мной говорить будешь. Я здесь командую, понял, чурбан?! – Но все, поздняк метаться. Гоблины охотно ухватили наживку:

– Да хуй с ним, командир, пусть скажет – какого хуя этот цирк.

Фоменко, согласившись с бунтующим экипажем, упустил второй и последний момент:

– Лады, пацаны. Ну, гандон? Говори короче.

– С тобой я разговаривать не буду – ты никто, и в городе тебя Коняра вздернет. А к пацанам есть пара слов. – Здесь Ахмету пришлось переждать взрыв ругани и угроз бессильного, но еще не смирившегося с поражением Фоменки. Уловив паузу, вставил: – Я сейчас выйду. Да заткнись ты, мент! Повторяю. Я сейчас выйду. У меня в левой руке взрыватель, и палец под чекой. В правой будет мина фронтом к вам. Я ее сейчас подниму с пола. Честно говорю – че-то сделать нельзя, бесполезно. Меня даже резко окликать щас нельзя – палец дернется, и все – лапша по стенам. Понятно я выражаюсь?

– Тебе че надо-то, сапер? – миролюбиво спросил один из гоблинов.

– Пацаны, я вам одно скажу – я хочу, чтоб мы с вами вышли отсюда. Тихо-мирно. А все разборки – наверху. Ништяк, годится вариант? – Старательно излучая разумность и спокойствие, Ахмет поднял с пола Клеймор и подошел к сгрудившимся на первых ступеньках воякам.

– Годится. Пошли?

– Сначала договоримся. Вы пойдете первыми. За вами – этот. Ну-ка, на, Олега, подержи. – Ахмет быстро сунул мину в руки Фоменке.

Фоменко дернулся было отстраниться – но все же рефлекторно удержал гладкое пластиковое тельце, гадливо прижав к себе.

– Смотри, вырвешь вот эту херовину – рванет. Так что держи одной рукой. Чтоб вторую я видел, – врал на голубом глазу поймавший кураж взрывник. – И еще вот че давай послушай. Есть разница, как ты ее понесешь. Если так, как щас, – то зона поражения на пацанах. У тебя есть шанс: уродом, но жить, может, и будешь. Можешь на себя направить, тогда все ролики твои. Я в мертвой зоне, по-любому. Давай я тебе шнурок на плече пристрою, чтоб ты народ до сроку не угробил. Вот так, ага… Алик, иди за нами пролетах в трех. Если че, Максимычу расскажешь все как было. Ну, пошли.

Достигнутых сторонами договоренностей никто не нарушал, и в этом смысле подъем проходил спокойно, но сам процесс оказался чем-то сродни китайским пыткам. …Бля, эдак любого можно развести на че хошь, погоняй только по лесенке. Интересно, органы в тридцатых пользовались?.. Думая о всякой ерунде, Ахмет монотонно лез вверх. На последних пролетах уже ощутимо подщипывал морозец, с пустого черного неба злобно смотрели крысиные глазенки звезд. …У-у, да, никак, опять придавило. Этак к утру пальца три в проруби будет, не меньше, – совсем по-домашнему подумал Ахмет. – Эх, баба не догадается охранникам сказать, чтоб за водой рано не шли. Прорубь до света никто поновлять не пойдет. Ахмета едва не скрутило от попытки подумать – как бабе будет без него. Бля, я просто обязан к ней вернуться…