Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин - Игорь Оболенский

Теперь со мной нет и Андрея. А знаете, меня ведь упрекали, что я совращаю молоденького князя. Он же был на шесть лет младше меня. После встречи с ним я окончательно поверила в знаки. В первый же вечер нашего знакомства великий князь Андрей Владимирович во время обеда облил красным вином мое новое платье.

Вообще, молодой человек, — раскрасневшаяся то ли от чая, то ли от воспоминаний, Матильда Феликсовна выглядела немного утомленной, — мой вам совет: учитесь читать знаки. Тот, кто обладает этой способностью, дарованной на самом деле каждому, и хочет правильно прожить свою жизнь, обязательно будет счастлив.

Вообще я вам скажу, что каждый имеет в этом мире то, что он хочет. Только хотеть надо сильно, по-настоящему. Я прощаюсь с вами, дорогой Сергей. Спасибо, что вы вчера подошли ко мне. С вами я снова окунулась в свою прежнюю жизнь. И еще раз поняла, что прожила ее счастливо. Когда у вас появится такая возможность, передайте это вашим друзьям».

— Вы передали кому-нибудь слова Кшесинской? — спросил я.

— А как же? Только что.

P.S. «Генералиссимус русского балета», как называли Матильду Кшесинскую, похоронен в одной могиле с великим князем Андреем Владимировичем под Парижем на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Незадолго до смерти танцовщице приснился странный сон, который она категорически отказалась пересказать кому бы то ни было. Только записала в дневнике, который вела до последнего дня: «Все прояснилось».

Часть вторая

Убить Распутина

Эту книгу можно было бы назвать настоящей сагой, ибо в ближний круг ее героини — фрейлины Шарвашидзе — входили главные действующие лица российской истории минувшего столетия, имена которых то и дело переплетались между собой.

Пожалуй, пришло время познакомиться с друзьями и земляками Бабо. Людьми, которые изменили ход Истории.

XX век был еще совсем молод. И мало кто мог представить, каким он окажется.

В Петрограде и Тифлисе веселились и не думали, а может, не хотели, думать о плохом.

Самой большой бедой многим представлялся лишь странный человек по имени Григорий. Именно в нем, а точнее, в его безграничном влиянии на Государя и Императрицу, видели главную причину возможного взрыва.

Волны которого покроют собой не только всю бывшую российскую империю…

Об этом вспоминала в своих мемуарах Анна Вырубова, которую ошибочно называют фрейлиной императрицы. Как известно, фрейлиной могла являться лишь незамужняя девица, а Анна Сергеевна, несколько лет действительно являвшаяся обладательницей придворного шифра, успела побывать замужем. А потому ее стоит величать не иначе, как ближайшей подругой императрицы Александры Федоровны. Впрочем, от этого доверия ее словам не становится меньше, скорее, наоборот.

Предоставим ей слово: «Распутиным воспользовались как поводом для разрушения всех прежних устоев; он как бы олицетворял собой все то, что стало ненавистным русскому обществу, которое… утратило всякое равновесие; он стал символом их ненависти. И на эту удочку словили всех — и мудрых и глупых, и бедных и богатых. Но громче всех кричала аристократия и Великие Князья, и рубили сук, на котором сами сидели.

Все книги полны о влиянии Распутина на государственные дела, и утверждают, что Распутин постоянно находился при Их Величествах. Вероятно, если бы я стала это опровергать, то никто бы не поверил. Обращу только внимание на то, что каждый его шаг со времени знакомства Их Величеств у Великой Княгини Милицы Николаевны до его убийства в юсуповском доме записывался полицией.

Каждый шаг Их Величеств записывался. Если Государыня заказывала экипаж к известному часу, камердинер передавал по телефону на конюшню, о чем сейчас же докладывалось дворцовому коменданту, который передавал приказание быть начеку всей полиции: что-де экипаж заказан к 2 часам. Это значило, что везде выходила полиция тайная и явная, со своими записями, следя за каждым шагом Государыни. Стоило ей остановиться где или поговорить со знакомыми, чтобы этих несчастных сразу обступила после полиция, спрашивая фамилию и повод их разговора с Государыней.

Всем сердцем Государыня ненавидела эту „охрану“, которую она называла шпионажем, но была бессильна изменить раз заведенные порядки. Если я говорю, что Распутин приезжал 2 или 3 раза в год к Их Величествам, — последнее время они, может быть, видели его 4 или 5 раз в год, — то можно проверить по точным записям этих полицейских книг, говорю ли я правду.

В 1916 году — год его смерти — лично Государь видел его два раза. Но Их Величества делали одну ошибку, окружая посещения Григория Ефимовича „тайной“. Это послужило поводом к разговорам; то же они делали, видя М. Philippe, что вызвало разговор, что Их Величества вертят столы.

Каждый человек любит иметь некоторую интимность и хочет иногда остаться один со своими мыслями или молитвами, закрыть двери своей комнаты. То же было у Их Величеств по отношению к Распутину, который был для них олицетворением надежд и молитв. Они на час забывали о земном, слушая рассказы о его странствованиях и т. д.

Проводили его каким-нибудь боковым ходом по маленькой лестнице, принимали не в большой приемной, а в кабинете Ее Величества, предварительно пройдя по крайней мере 40 постов полиции и охраны с записями. Эта часовая беседа наделывала шуму на год среди придворных. Я несколько раз указывала Ее Величеству, что подобный прием вызывает гораздо больше разговоров: Императрица соглашалась, но следующий раз повторялось то же. Секретов потому во дворце не существовало. Принимали его обыкновенно вечером, но это не из-за тайны, а потому, что это было единственное время, когда Государь был свободен.

Алексей Николаевич (младший сын Николая Второго. — Прим. И. О.) приходил до сна в голубом халатике посидеть с родителями и повидать Григория Ефимовича. Все они, по русскому обычаю, 3 раза целовались и потом садились беседовать. Он им рассказывал про Сибирь и нужды крестьян, о своих странствованиях. Их Величества всегда говорили о здоровье Наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с Семьей он уходил, он всегда оставлял Их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе…»

Как мне порою хочется увидеть Петроград, доживающий свои последние спокойные месяцы накануне переворота 1917 года. Пройтись по улицам находящегося на пороге катастрофы города и попробовать понять, что же чувствовали, как всегда, спешащие по своим делам горожане. В театрах был неизменный аншлаг, в рестораны — не попасть, а модные магазины, дабы не создавать очередей, вели прием клиенток исключительно по записи.