Генерал-адмирал. Война - Роман Злотников

К тому же большим сюрпризом для немцев стало отлично налаженное взаимодействие между нашими легкими и броненосными силами, а также подводными лодками. Если русские корабли где-то зажимали, там довольно быстро появлялась поддержка с калибром покрупнее или с достаточным количеством торпед. Учитывая, что новые русские дредноуты британской постройки оказались неожиданно ходкими, да настолько, что легко отрывались от немецких дредноутов первых серий и догоняли броненосные крейсера, а в случае возникновения существенной угрозы спокойно откатывались в пределы своих минно-ар-тиллерийских позиций, все это причиняло Германии непрерывную головную боль. Попытка же пободать-ся с нами в пределах радиуса действия наших новых береговых батарей, как выяснилось на практике, была еще более дурацкой затеей…

В общем, положение Германии на Балтике было незавидным. Единственный более или менее защищенный от русского флота шведский порт — Гетеборг — просто не справлялся с перевалкой грузов, работая в основном на разгрузку, а те порты, которые мог прикрыть немецкий флот — Хельсингборг, Трел-леборг, Симрисхамн, Истад и Карлскруна, — были слишком малы для того потока, что требовался Германии. К тому же Карлскруна уже находилась в зоне риска. Норчепинг же и Стокгольм, способные переварить грузовой поток, были плотно перекрыты нами. Да и по большому счету перевалка через Швецию также была вынужденной мерой, изрядно удорожавшей немецкий импорт и экспорт и отнюдь не способствовавшей экономическому здоровью тяжело сражающейся страны. Кардинально вопрос можно было решить только одним способом — снятием английской блокады с немецких североморских портов. А для этого требовалось убрать заметную часть британского флота из Северного моря. Именно поэтому немцы предприняли беспрецедентные усилия, чтобы подвигнуть своих союзников — Италию и Австро-Венгрию — на крупную военно-морскую операцию в Средиземном море. Ибо только серьезная угроза поставкам через Суэцкий канал могла вынудить британское адмиралтейство отправить значительные силы в Средиземное море. Что и случилось. Австрийцы и итальянцы решили ударить по самому чувствительному месту англичан — Суэцкому каналу.

Нападение австро-венгерского и итальянского флотов на Порт-Саид, закончившееся потоплением девяти транспортов в гавани и на подходе к ней, а также британского бронепалубного крейсера, выглядело с точки зрения задействованных сил почти «пшиком», но вызвало такую панику в британских высших кругах, что командование флота было вынуждено перебросить на Средиземное море крупные силы, в число которых вошли четвертая и пятая эскадра дредноутов. Командующему британским средиземно-морским флотом адмиралу де Робеку было заявлено, что эти силы ему выделяются на крайне ограниченное время, за которое он должен «кардинально решить вопрос с противостоящими ему флотами центральных держав». После этого адмиралтейство предполагало усилить флот метрополии частью сил, находившихся в составе средиземноморского флота. По моему мнению, более глупых распоряжений отдать было нельзя, поскольку у де Робека просто не оставалось выхода, кроме как ввязаться в авантюру. И 27 января британский средиземноморский флот без особенной подготовки и почти без разведки начал атаку главной базы итальянского флота Таранто…

Это привело к тому, что, несмотря на все немецкие потери, силы Германии в Северном море впервые с начала войны почти сравнялись с английскими. Немцы сполна воспользовались сложившейся ситуацией. Пока британские линкоры отчаянно прорывались в защищенные гавани Таранто, Бари, Котор, названный «могилой крейсеров», и Сплит, немецкий Флот открытого моря бросил вызов Гранд-Флиту. Так что и эта война тоже получила свое сражение у Дог-гер-банки, причем сразу вкупе с Ютландским. Вот только результаты его оказались для британцев более плачевными, чем в той истории, что здесь знал только я. Ибо в отличие от той истории здесь сражение окончилось безусловным поражением Гранд-Флита.

В трехсуточном сражении с обеих сторон, помимо других кораблей, приняли участие тридцать девять дредноутов. Соотношение сил в этот раз было для англичан менее предпочтительным. Хотя вследствие неполадок в механизмах в сражении не сумели принять участие два новейших немецких дредноута, англичане смогли вывести в море только двадцать один дредноут. Против восемнадцати немецких. А если еще учитывать, что немцы взяли с собой шесть своих броненосцев, то по числу орудий крупного калибра немцам удалось достигнуть паритета. Да и само сражение отличалось большей ожесточенностью. По его итогам немцы потеряли три дредноута, один броненосец, десять крейсеров и восемнадцать эсминцев. Британцы — пять дредноутов, девять крейсеров и двадцать два эсминца. А главное, немцам удалось, пусть и на время, снять британскую блокаду со своих портов. Так что, несмотря на увертки британцев, заявлявших, что на самом деле в самом сражении они потеряли всего три дредноута, а потеря еще двух — результат шторма и «подлый удар из-под воды», сражение они проиграли. По всем параметрам: и по числу потерь, и по политико-экономическим результатам. Да и словесные кружева британцев были далеки от реальности. «Гроссер Курффюрст» тоже с места сражения ушел своим ходом и до Вильгельмсхафена не добрался благодаря шторму.

Однако нас эти сражения касались постольку-по-скольку…

Март 1916 года стал для России месяцем решающего перелома. Хотя, казалось, ничто не предвещало такого развития событий. Но это только на первый взгляд.

Да, через кампанию 1915 года мы прошли очень тяжело, почти все время отступая. А те немногие наступательные действия, которые мы рисковали предпринимать, были крайне ограничены по целям, задачам и задействованным силам. Впрочем, так оно и было задумано. Я использовал все свое влияние на Кондратенко, для того чтобы Генеральный штаб противился разработке и осуществлению наступательных операций, имеющих задачи более, чем масштаба армии. Рано еще нам было замахиваться на фронтовые операции, рано. Для осуществления операций подобного масштаба надобно было сначала, так сказать, набить руку на более ограниченных. Причем всем — и офицерам, и генералам, и, что я считал более важным, интендантам. Не то при имеющемся у наших командиров и начальников опыте недолго в самый ключевой момент сражения остаться без боеприпасов, а потом и в «котел» угодить. «Котел» же для попавших в него войск чаще всего заканчивается либо гибелью, либо пленом, а для нас пока бойцы с боевым опытом на вес золота, нам их в данный момент, да еще в операциях, второстепенных с точки зрения целей войны, терять никак нельзя… Так что за весь Г915 год русская армия не одержала ни одной громкой победы, никак не укрепив свой авторитет и не завоевав славы. И только я, зная, что в другой истории наш Западный фронт к исходу 1915 года проходил на триста пятьдесят верст восточнее, чем здесь, у нас, действительно представлял, чего нам удалось добиться… Но главным для страны были даже не наши реальные боевые успехи. Главным было, что мы вышли на тот уровень, при котором уже можно приступать к выполнению тех самых стратегических задач, что стояли перед страной в момент, когда она вступала в войну.

За прошедшие полтора года мы полностью перестроили промышленность на военный лад, поэтому поток вооружения, снаряжения и боеприпасов, направляемых на фронт, наконец-то достиг необходимого размера. Более того, с начала 1916 года мы, благодаря бурному росту производства, получили возможность начать полноценные поставки вооружения и снаряжения в армии союзников — параллельно с поставками продуктов, шерсти, сукна, стали, меди, алюминия, остального сырья и продукции первичной переработки. Смешно, но здесь и сейчас не союзники обогащались на поставках вооружения и снаряжения русской армии, что в другой истории привело к возникновению некоторых европейских концернов (например, именно на поставках снарядов русской армии вышел на орбиту крупнейших промышленников месье Ситроен), а, наоборот, русские промышленники начали вовсю зарабатывать на производстве вооружения для союзников. Так, союзники с огромным удовольствием закупали наши минометы, крупнокалиберные пулеметы в окопном и зенитном исполнении, алюминиевые котелки, каски, воинское снаряжение и многое другое. А также пистолеты-пулеметы Баганского, оказавшиеся жутко эффективными в условиях войны, перешедшей в окопную фазу. Наши-то войска уже были перевооружены ими в достаточной мере. Этот писто-лет-пулемет нынче являлся штатным оружием всего командного состава — от унтер-офицеров до офицеров, включая командира батальона. То есть теперь в каждой пехотной роте имелось еще по два с лишним десятка единиц автоматического оружия… Ну еще бы, это добро у нас производилось в гигантских количествах на сотнях небольших частных фабрик, закупавших у оружейных заводов только стволы и некоторые детали ударно-спускового механизма. Так что мы теперь поставляли их союзникам буквально пароходами. Товарооборот мурманского порта подскочил до невиданных величин, кораблестроительный завод в Северодвинске работал с полным напряжением сил, клепая транспорты (для чего был разработан крайне дешевый проект транспортного судна типа американского «Либерти»27 времен Второй мировой войны, ну, с учетом сборки по технологии клепки, а не сварки), — и все равно не справлялся со всеми заказами. А железная дорога на Романов-на-Мурмане функционировала с десятипроцентной перегрузкой. Впрочем, к осени 1916-го должна была закончиться ее полная реконструкция и перевод на постоянные мосты и тяжелые рельсы, что должно было повысить пропускную способность чуть ли не в три раза…