Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В день, назначенный пританами для собрания, вся площадь Пникса уже с раннего утра занята народом. Все совершеннолетние, кроме женщин, чужеземцев и рабов, имеют право присутствовать на этих собраниях. Площадь Пникса, конечно, не могла бы вместить всех афинских граждан, но и не все, имеющие право посещать собрания, могут явиться. Иные на войне, другие заняты своими делами. Некоторые живут далеко за городом.
Но вот, после установленного жертвоприношения и молитвы богам, пританы воссели на свои места, и притан, избранный ими на этот день руководителем, открыл собрание вопросом, будет ли в этом году произведен остракизм, т.е. нужно ли изгнать одного из афинских граждан, потому что присутствие его в Афинах становится опасным для государства.
Современный вид Пникса. Вдали развалины Акрополя
Вопрос этот прозвучал сурово и внушительно. Только один раз в году могли пританы обращаться с этим вопросом к народу. Если народ отвечал, что остракизма производить не нужно, то какая бы потом опасность ни грозила государству, нужно было ждать целый год, чтоб прибегнуть к остракизму.
Глухой шум прошел по всем скамьям. Но уже пританы с миртовыми венками на головах, в знак того, что они находятся при исполнении своих обязанностей, приняли суровый вид, и руководитель-притан подал знак глашатаю выступить вперед. Глашатай, на обязанности которого было звать желающих говорить с народом, по обычаю, оказывал почет старости. Сначала он приглашал высказаться стариков, после них звал людей среднего возраста, а потом только молодых.
И вот на призыв глашатая выступил какой-то старик, возложил по обычаю миртовый венок на голову и неверной походкой взошел по каменным ступеням на площадку бемы. Глухо зазвучал его разбитый старческий голос. Он начал издалека. Напомнил о первом афинском тиране Писистрате, т.е. о том человеке, который, не имея на это никакого права, захватил власть над афинянами и стал ими править, словно царь. Этот первый тиран достиг власти только потому, что сумел внушить народу любовь и уважение. Но если его можно сравнить с большим ветвистым деревом, давшим Афинам отрадный отдых, не нужно при этом забывать, какие горькие плоды принесло это доброе дерево. Уже сыновья его, Гиппий и Гиппарх, наследовавшие власть отца, были невыносимы: жестокие, подозрительные, сумасбродные, они вызвали смуту в стране своим несправедливым правлением; один из них был убит, и памятник его убийцам поставлен на агоре, другой изгнан. С этой поры придумали остракизм. И теперь есть человек, присутствие которого в Афинах опасно. Это Фемистокл.
А Фемистокл сидит на одной из скамеек и сосредоточенно слушает, что про него говорят. Но его присутствие никого не стесняет. И вот уже с бемы звучит другой обличающий голос, глубокий и звучный – говорит новый оратор. Он говорит о самом Фемистокле. Бесцеремонно вспоминает он всю его жизнь, молодость, проведенную бурно, затем вдруг его огромное тщеславие, заставившее его порвать с прошлым и заняться военным делом. Уже тогда ему хотелось быть всюду первым. Чем дальше, тем большее властолюбие проявлял он. Такие люди, как он, опасны, они не знают, когда им нужно остановиться в своем движении вперед. И если разобрать и вдуматься в то, что сделал Фемистокл для государства, то еще большой вопрос, пойдут ли на благо его новые затеи. Пока про него можно сказать одно: он сдвинул жизнь афинского государства на другой путь. Он одержал первую большую победу на море, он истратил много государственных денег на постройку новых кораблей и стал соединять Афины с их гаванью Пиреем Длинными стенами. Но морская война слишком затянулась, потому что теперь воюют уже не затем, чтоб избавить Грецию от ненавистных врагов, – персы ушли давно из пределов Греции, – теперь перенесли войну к берегам Азии, в страны, подвластные Персии, мечтают о покорении новых земель, жаждут утвердить могущество Афин на море. И все оттого, что Фемистокл вскружил головы горожанам, убедив их, что море, флот и новые земли возвеличат Афины и принесут им необыкновенные выгоды и богатства. И вот ради этого горожане отвернулись от сельского населения, оторванного войной от своих работ, равнодушно смотрят, как разоряется деревня, забыли родную землю. Да, Фемистокл – человек, опасный для государства!
Народ волнуется. Кое-кто срывается с своего места. Несколько голосов что-то нестройно кричат, видимо, одобряя и сочувствуя тому, что было сказано. С явной враждебностью смотрят на Фемистокла крестьяне и радостно поощряют каждое слово, направленное против него.
Пританы призывают к порядку и водворяют тишину. Вооруженная стража, находящаяся на Пниксе, готова, при малейшем знаке со стороны пританов, удалить тех, кто не умеет себя достаточно спокойно вести. Фемистокл делает движение, подымается, словно желая говорить, но затем, раздумав, садится.
Теперь с бемы держит народу речь горожанин, видимо расположенный к Фемистоклу. По его мнению, в Афинах есть люди более опасные, чем Фемистокл, – хотя бы военачальник Кимон. Он, пожалуй, еще более тщеславен, чем Фемистокл, и не выказал пока той горячей самоотверженной любви к Афинам, какую уже проявлял не раз Фемистокл. Когда вся Греция гибла в борьбе с персами, Фемистокл одержал морскую победу над персами. Потом он же настоял на том, чтобы у острова Саламин дан был решительный бой. Сколько волнений и унижений пришлось ему ради этого вытерпеть, к каким хитростям прибегать, чтобы побороть упорство других военачальников, не решавшихся на бой. И персы были отброшены, разбиты, Аттика, Афины и вся Греция спасены… А теперь говорят, что не нужно флота! Но ведь только флот, построенный по настоянию Фемистокла, спас разоренную персами Грецию от гибели. А теперь, какое великое будущее открывает Афинам море: владычество над островами, над плодородными землями! Заблуждаются те, которые утверждают, что надо заботиться о процветании земледелия. Аттика неплодородна, и только торговля может дать населению верные доходы. Аттике суждено обратиться в морское государство, Афины, станут торговым городом, из разных земель стекутся купцы и привезут товары, зазвучит на их рынке иноземная речь, закипит новая бодрая жизнь… И все это – благодаря ему, Фемистоклу!
Фемистокл уж почти не слушает. Настроение народа для него очевидно: он ясно видит искреннюю ненависть к нему сельских жителей, равнодушие молодежи, восторгающейся подвигами полководца Кимона, его соперника… Даже горячая речь, которая звучит с бемы в защиту Фемистокла, никого не трогает. Одни боятся того,
