Краткий экскурс не в свое дело - Валентина Андреева

Я, наоборот, подвинулась ближе к краю:

– Ну, уволилась сгоряча, могла бы опомниться и вернуться. Слушайте, у меня на этот счет свое мнение. Если мне не изменяет память, ты, Петро, называл горничную Верочкой. Значит, она, скорее, молодая, чем пожилая, верно?

– Ну, лет двадцать будет…

– Боюсь, что пропажа писем Майи, ставших уликой в деле Суворова, ее рук дело. И ей за это хорошо заплатили. Только она не подозревала, что развязка будет смертельной. Можете считать это моими домыслами, но, по сути, она сбежала от страха быть обвиненной в пособничестве убийце. Зачем ей было уверять следствие, что покойная жена Суворова флиртовала на стороне?… Надо с ней поговорить. А заодно и с поварихой. Верочка вполне могла и ее убедить держаться этой версии. Так, мол, Владимиру Сергеичу меньше дадут, если признают виновным в убийстве. А не признают – меньше жену жалеть будет. Допустим, я права. Тогда по чьему указанию действовала Верочка?

– Что ты на меня так смотришь? – Наташка нервно передернулась. – Я-то уж точно никому никаких указаний не давала. Ты не могла бы испепелять взглядом… например, Петюнчика? У него лысина намечается. Может, от твоего взгляда волосы прорастут?

– Где это у меня лысина? – Летчик дважды провел рукой по густым аккуратно подстриженным волосам.

– А что, нет? Значит, просто отсвечивает. Показалось. Вечно отвлекаешь внимание по пустякам! Ты лучше скажи: знаешь, где живет эта молодая стерва?

– Ну точно не знаю – где-то рядом, в поселке. Но это можно выяснить. У поварихи – ее Раисой зовут, ей лет пятьдесят, и она в доме Суворовых живет или у Лидии Федоровны…

– Все, остановись, – попросила я Петра. – А как тебе показалась экономка?

– Нормально! У нее все четко расписано, как в армии. Злая, но деловая и чаще справедливая. Типичная старая дева.

– То есть как? Почему старая дева? – Мое возмущение переливалось через край.

– Поверь, я в этом не виноват, – хмыкнул летчик.

Наташка оживилась:

– Выходит, у нее тоже было непорочное зачатие. Ир, как у вашей кошки…

Петр Васильевич молча хлопал ресницами и пытался что-то соображать. Но это оказалось ему не под силу.

– Не мучайся, родной, – сжалилась Наташка. – И тебе, и нам достоверно известно, что у нее есть сын по имени Марк, Маркуша… Суворов купил ему квартиру и выкинул на вольные хлеба, которые тот наверняка уже вытоптал. Жил-то при мамочке за счет Суворова. Кстати, почему бы и ему не стать кандидатом на похищение писем? В свое время домогался Майи, обломался и решил отомстить и ей, и Суворову. Чем плоха версия?

– Никто не говорит, что она плоха, – кисло улыбнулась я. – Просто это как-то неправдоподобно. Не вяжется с его характеристикой, данной Викторией… Странно, почему тебе, Петр, Суворов не поведал о Марке? С Лидией Федоровной-то все как раз ясно – после ссоры между Марком и Владимиром она запретила сыну появляться в доме и упоминать о нем кому бы то ни было… А тебе Володька вообще не рассказывал историю своей семьи? – обратилась я к вспотевшему летчику, в раздумьях полезшему в карман за платком и опять вытянувшему стодолларовую купюру. Не надоест же человеку повторять одно и то же!

На этот раз он, не глядя, успел смять ее и оглянулся в поисках корзинки для мусора.

– Швыряй сюда, – Наташка услужливо оттопырила карман своего блузона, и летчик немного оторопел. – Уверена, ты просто мстишь Соединенным Штатам за американский образ жизни. Швыряй, швыряй. Я за тебя им отомщу. Поменяю для тебя эту бумажку на российские рубли. А пусть знают!

Летчик внимательно наблюдал за тем, как Наталья аккуратно разглаживает сто долларов, затем проводил взглядом купюру до ее кармана, махнул рукой и снова полез за платком. Только в другой карман.

– Ты так и не ответил мне, – напомнила я Петру о вопросе, касающемся семейной истории Суворовых.

– Да… – послышалось из-под носового платка размером с небольшую наволочку. – Я понял, Владимиру Сергеичу не очень приятны старые воспоминания. Смерть матери, а через две недели – жены. Пять лет назад погиб отец. Хотели украсть дочь… Он не останавливался на таких вещах подробно. Ты думаешь, все это имеет какое-то отношение к нынешней трагедии?

– Уверена, что так оно и есть, – прошептала я. – Видишь ли, у меня хорошо развита интуиция. Порой не могу обосновать свои выводы доказательствами, но уверенность в собственной правоте ощущаю четко. Еще ни разу не ошибалась. Наташка, прости меня, но наше безмятежное плавание кончилось с того момента, как стало ясно: мы везем с собой бесценный груз – девочку. У преступников – скорее всего, злоумышленник был не один – мог быть тонкий расчет, что такой человек, как Суворов, не даст окончательно засадить себя за решетку. Вдруг в процессе следствия докопаются до истины, о которой никому, кроме них и Суворова, не известно? В то же время преступники боялись, что на свободе Суворов сможет до них добраться. Необходимо время замести следы. Этому вполне бы поспособствовал кратковременный арест Суворова… Я только боюсь одного: вдруг кто-то прямо подал Суворову идею бежать и даже подсказал, куда именно, чтобы иметь возможность полностью контролировать его действия…

Закончить я не успела.

– Да ты что?! – раненым быком взревел Петюнчик. – Ты соображаешь, что несешь?! Да что бы я!.. – Пять минут продолжался яростный вопль летчика, полностью лишивший меня способности соображать. Я буквально сползла на пол и зажала уши руками. – Никогда – слышишь! – никогда и никто еще так меня не оскорблял! Обвинить Минаева в предательстве!..

– Кто такой Минаев? – шепотом спросила Наташка, приползшая составить мне компанию.

Как будто я могла это знать! Да если бы и знала – забыла при таком вопле. На фига Петюнчику боевые вылеты? Уселся бы на какой-нибудь высотке в горах, заорал на вражескую силу так, как сейчас орет, мигом бы очистил территорию от неприятеля, а заодно и от сусликов.

Тем временем накал страстей у летчика пошел на убыль. Он опять схватился за сердце.

– Ты чего разорался? – Голос Наташки, прятавшейся за табуреткой, стал обретать силу. – Никто твоего Минаева тут и пальцем не тронул, не то чтобы обозвать. И забери назад свои сто долларов! Я тебе не Сбербанк.

– Минаев – это я, – плюхаясь на табуретку, прошепелявил Петр Васильевич: нормально говорить мешала новая таблетка валидола. – И именно меня она, – Минаев небрежно кивнул в мою сторону, – обвинила в предательстве.

– Дядя Петя, ты – балбес! – начиная соображать в относительно спокойной обстановке, заявила я. Он промолчал. Это окончательно развязало мне язык. Не будет же он с таблеткой валидола под языком яростно скакать по кубрику. – Балбес – это еще слишком мягко сказано, но, учитывая твои заслуги перед Родиной… – Наташка предостерегающе дернула меня за рукав. Летчик сверкнул глазами в мою сторону, и я поняла, что таблетку валидола он вот-вот выплюнет со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Поэтому торопливо затараторила: – Ты просто не дал мне договорить и, значит, себе самому уяснить мои рассуждения. Никто тебя в предательстве не обвинял. Сам себя обозвал, сам же от этого бесновался. Так вот: я уверена – у Суворова имелся советчик. Он и рекомендовал ему слинять на время, пока следствие разберется. Тюремные шконки в переполненных камерах – не лучшее место на земле. Петр, твоя задача – осторожно выяснить, кто мог быть таким советчиком? Как бы то ни было, но к совету этого человека Володька прислушался. А вот в дальнейшем положился исключительно на Минаева Петра Василича. – Сидя на полу, я сделала царственный жест рукой в его сторону. – Никому другому больше не доверял…

Петр Васильевич сразу воспрял духом:

– Я ему, кстати, советовал никого не слушать. Пойти под арест – не значит, признать себя виновным. А вот сбежав, Владимир Сергеич как раз и дал повод для обвинения в убийствах.

– Петюнчик, значит, ты знаешь, кто мог посоветовать ему скрыться от следствия? – Наташка была сама любезность.

– Наверняка не знаю, но попробую уточнить. Ирина Александровна, извини, дорогая. Ты заставила посмотреть на проблему с другой стороны. И ведь это действительно разумный ход рассуждения! Мне такое и в голову не пришло.

– Это только предположение. Не исключено, что совет слинять от ареста был дан Суворову правильно, – засмущалась я и предприняла попытку встать. Наташка ее тоже предприняла, и мы опять уселись на полу. Оттуда я и продолжила рассуждения: – Судя по всему, уточнять сведения ты намерен у Владимира Сергеича? – Летчик кивнул. – А мне не откроешь место его нахождения и под страхом смерти? – Голова кивнула. – Ну и черт с вами, – легко согласилась я. – Велика беда! Суворов меня сто лет не видел и еще не увидит. Как и я его. Только постарайся обсудить с ним еще один момент: учитывая, что тебе в этом деле светиться нельзя, мы своими силами постараемся прижать в угол горничную Верочку и сына Лидии Федоровны – Марка. Начнем с Верочки, заставим ее признаться, что именно она выкрала у Майи письма к мужу. Одного этого уже достаточно, чтобы версия об убийстве Суворовым жены из ревности значительно пошатнулась. Что касается корыстных побуждений, то и тут большие сомнения. Я предполагаю, деньги Майи лежали в банке на ее счете и в бизнесе Суворова задействованы не были. Возможно, для него это мелкая сумма. Майя была полностью на иждивении мужа. В прокуратуре города у нас есть очень хороший знакомый… Да не дергайся ты так! – заорала я на Петра, намеревавшегося вскочить, и первая поднялась с пола. – Вам не предлагается немедленно идти и сдаваться. С разрешения Владимира, если он его даст, я могу проконсультироваться со своим знакомым. Он поможет. – Я пригорюнилась. – Может, даже ускорит развод с мужем. И за что мне все эти неприятности?