Битва в ионосфере - Александр Бабакин

А вот с явно авантюрным проектом по строительству Красноярской РАС для системы предупреждения о ракетном нападении ничего 4-е ГУМО поделать не смогло.

В свое время специалисты 4-го ГУМО доказали, что между РАС под Печорой системы ПРН и Красноярском нет радиолокационного поля. Подводные лодки США могли из Охотского моря обстреливать ракетами даже Москву. Доложили об этом на Совете обороны СССР. Доказали, как вероятный противник без ущерба для себя может поразить столицу и центральные промышленные районы страны. Советская СПРН была бессильной. Мы предложили построить РАС в районе Норильска. Однако возведение такого огромного объекта в Заполярье было крайне затратным. Поэтому было принято другое решение. Группа специалистов из ВПК спустилась по Енисею на судне и нашла великолепное место для радара у Енисейска. Однако размещение такого радара в том месте противоречило Договору по ПРО от 1972 года. Такие радары можно было возводить только лишь на границах национальных территорий. Однако деятели это не учли. Быстро составили обоснование по пригодности площадки для возведения огромного радара. В Генштабе рассмотрели этот документ и прислали его нам для визирования. А мы дали отрицательное заключение. Мол, площадка под РЛС была выбрана идеально. Однако размещение радара в том месте противоречило 6-й статье Договора по ПРО. Долго шло обсуждение что делать и где строить РЛС. И вот тогда в аппарате Начальника Вооружения додумались договориться с США по дипломатическим каналам. Специально по этому вопросу председатель Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Смирнов провел совещание. На нем присутствовал маршал Ахромеев, главком Войск ПВО страны маршал авиации Колдунов и я — начальник 5-го управления 4 ГУМО. Вместе с Колдуновым мы заявили, что у Енисейска нельзя размещать РЛС СПРН. Однако нас не поддержал Смирнов и другие товарищи и сказали, что наши сомнения беспочвенны, мол, американцы не догадаются, что это за радар. Начальник Генштаба утвердил карту, где была отмечена точка привязки РЛС. В 4-е ГУМО пришла вскоре директива Генштаба, в которой было указано, где строить радар СПРН, а также утверждена легенда о том, что это возводится объект для космических целей. Главкомат ПВО страны, 4 ГУМО опять возразили. Мы официально заявили, что такая маскировка ни к чему не приведет. Американцы установят истинное предназначение Енисейской РЛС. Так все и получилось. Когда огромный объект был почти построен, промышленность изготовила для него аппаратуру, затрачены миллионы рублей, неожиданно США потребовали выполнять Договор по ПРО и закрыть РЛС под Енисейском. Неверное техническое, авторитарное решение привело к огромным финансовым и материальным потерям, нанесло удар по международному престижу нашего государства.

Так что поверьте моему опыту, непросто было воевать с монополизмом и волюнтаризмом в деле создания вооружений. Свои решения тот же НИИДАР, другие аналогичные фирмы, министерства ВПК протаскивали через постановления Правительства СССР и навязывали 4-му ГУМО и моему 5-му управлению свою волю. И все это происходило под покровительством ЦК КПСС, военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР, где в основном работали выходцы из конструкторских бюро и НИИ военно-промышленного комплекса. Естественно, что они поддерживали своих. Мы же заказчики вооружений могли соглашаться или нет с их решениями. Решающего слова мы не имели. А «Советская Россия» бессовестно пытается нас, заказчиков вооружений, представить какими-то советскими мафиози, которые лопатами гребли под себя народные рубли. Чушь, да и только. Повторяю, не мы в 4 ГУМО и других аналогичных управлениях влияем на техническую политику по вооружениям, а те, о ком я выше говорил. Мы же в создавшихся в государстве условиях делали все возможное для создания надежной системы заказа и создания качественных вооружений, всячески поддерживали науку и военную промышленность. Вот, например, когда в свое время почему-то стали в угоду кому-то (Прим. автора. Генерал Ненашев явно недоговаривал) сокращать тот же НИИ-ДАР, мы взяли в 4 ГУМО от туда ряд специалистов. Разогнать то просто. А вот чтобы создать такой НИИДАР надо, по крайней мере, не один год и даже десяток лет».

Беседа с генерал-лейтенантом запаса Михаилом Ивановичем Ненашевым прояснила ряд вопросов, которые были подняты в публикации в «Советской России». Хотя он многое и недоговаривал, призрачно намекал на различные проблемы при создании сложных радиоэлектронных вооружений, становилось понятно, в каких условиях приходилось работать заказчикам. Конечно, это было мнение только одного высокопоставленного военного чиновника. Он мог вполне многие вопросы трактовать в свою пользу. Однако подкупала предельная откровенность пожилого генерала. Хотелось Ненашеву верить, что так действительно все и было в истории с ЗГРЛС. Однако для полноты картины не хватало мнения рядовых конструкторов, инженеров, которые сами создавали и строили боевую загоризонтную систему. Ведь именно в их огород «Советская Россия» тоже бросила увесистый булыжник.

В блокноте у меня были записаны номера телефонов двух конструкторов Эфира Ивановича Шустова и Валентина Николаевича Стрелкина, которые вместе с Кузьминским начинали загоризонтную эпопею, а потом продолжали работать по этой тематике и после отставки главного конструктора. С ними через несколько дней я встретился в НИИДАРе.

Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»

В Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) мне была назначена встреча на 15.00. Кандидат технических наук Эфир Иванович Шустов, один из ближайших сотрудников бывшего главного конструктора системы ЗГРЛС Франца Кузьминского по телефону объяснил, что до этого времени должны завершиться все текущие совещания и планерки. Так что можно будет поговорить в более спокойной обстановке, чем в утренние часы. От станции метро «Беговая» до метро «Преображенская площадь» ехать в подземке менее часа с одной пересадкой. За пятнадцать минут до назначенного времени вышел из вестибюля станции метро по соседству с комплексом зданий загадочного НИИДАРа. Красивая аббревиатура названия столичного НИИ завораживала. Казалось, что за этим созвучным и красивым сокращением скрывалась, какая-то весьма загадочная, секретная деятельность, абсолютно недоступная простым москвичам и гостям столицы, которые по своим делам посещали Преображенскую площадь.

За время учебы в Военно-политической академии им. В.И. Ленина много раз проезжал через суетливую Преображенскую площадь мимо зданий НИИДАР. Академическая квартира находилась на Алтайской улице в районе Гольяново. Нередко было удобно прямо на площади трех вокзалов сесть в троллейбус. И на конечной остановке выйти у обычной московской уже довольно старой девятиэтажки, где располагалась в коммунальной квартире казенная академическая одиннадцатиметровая комнатушка. На оживленном перекрестке Преображенской площади всякий раз удивлялся причудливой архитектуре полукруглого сооружения, необычно по тем временам облицованного затемненными стеклянными панелями. Строений такой оригинальной конструкции, облицованных стеклопакетами в алюминиевых рамах, тогда вообще было мало в столице. Невольно всякий раз разбирало любопытство, для какой цели построено подобное здание, какие люди в нем работают, чем занимаются? И вот это архитектурное чудо, правда, с давно немытыми стеклянными панелями оказалось передо мной всего в нескольких шагах. Тогда подумалось, мол, наконец-то узнаю, что скрывается внутри этого полукруглого стеклянного сооружения.

Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.

— Все же решил вас проводить к себе в отдел, — обратился он ко мне довольно приятным баритоном, — иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.

Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.