Сон Геродота - Заза Ревазович Двалишвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это я, няня, не признала?
Та молча смотрела на молодого человека, потом всплеснула руками и заплакала.
– Как ты изменился, Луций! Я даже не узнала, – и со слезами на глазах стала рассказывать про Марцию. – Уже третий месяц, как болеет, вся исхудала, ничего не ест, только лежит неподвижно и дышит. Я гостила в деревне у дочери, а когда вернулась назад, она уже была больна.
Луций осторожно открыл полуразвалившуюся дверь и вошел внутрь жилища. У стены на простой циновке лежала исхудавшая и рано постаревшая женщина. Он сразу узнал сестру, но когда подошел ближе, из уст его вырвался печальный стон: настолько Марция постарела. При этом звуке женщина открыла глаза, и взглянув на брата, некоторое время молчала, потом слабым голосом произнесла:
– Ты… Ты вернулся… Я умираю, брат…
Луций повернулся к няне.
– Врача позвали, что он сказал?
– Где ты найдешь здесь врача, сынок? Кругом ни одной живой души. Только Марция осталась здесь, да еще этот мальчик, ваш племянник.
Луций со слезами на глазах присел возле сестры. Его плечи вздрагивали от тихого плача.
Марция скончалась вечером, перед смертью никого не узнавала. Остывшее тело лежало на циновке. Луций нетвердым шагом вышел во двор. Душа его была опустевшая, чувства – мертвые. “Все, все оставили меня, остался я один в этом мире”, – с содроганием думал он. Няня взяла на руки маленького мальчика и поднесла к дяде.
– Вот это твой дядя, Габо. Маме было плохо, и она уехала далеко. Теперь ты будешь жить с дядей, слушайся во всем его. Совсем ребенок одичал, – повернулась няня к Луцию.
Широко раскрытыми глазами смотрел Габо на незнакомого человека, видно, и впрямь не был приучен видеть людей. Луций шагнул и взял мальчика.
– Не могу простить себе, что оставила ее одну. Говорила ей, чтобы тоже шла со мной в деревню, но не послушалась. Теперь как нам быть, господин?
Печальным взглядом обвел Луций мертвый город. Когда сюда возвращался – будто на крыльях летел – так не терпелось увидеть родной дом, а теперь тяжко было оставаться здесь , чувствовал, что здесь в этом пустом городе среди руин и камней не сможет он жить. Вокруг стоял запах смерти. “Вот что убило Марцию”, – подумал он.
– Ну так как мы поступим господин? Останемся здесь или пойдем в деревню? Как скажете, так и сделаем.
– Ни то, ни другое, няня. – Луций встал на ноги и посадил мальчика на плечо. – поднимемся на Капитолий и там поселимся. Оттуда идут корни нашего рода. Мы тоже начнем новую жизнь с того места, где покоится прах наших предков.
…………………………………………………………………………………………….
– Вот здесь стоял храм Юпитера Величайшего.
– Здесь? – няня Клавдия с удивлением окинула взглядом раскинувшееся пустое поле.
– Двести лет назад, когда вандалы взяли Рим, вокруг все было сожжено и разрушено. С тех пор, наверное, на эту гор никто и не поднимался.
Старая женщина присела на лежавший рядом камень и с изумлением всплеснула руками.
– И ты все это хочешь восстановить?
– Я посвящу этому всю жизнь, – решительно сказал Луций. – А пока построим рядом маленький домик, где мы будем жить.
Через неделю Луций сидел перед наспех сложенной хижиной и листал листы старого пергамента. Неподалеку, нагнувшись над тазиком, няня Клавдия стирала белье.
– Знаешь, что это за книга? – обратился Луций к ней, – вся история нашего рода описана здесь. В течении многих веков писалась эта книга, и уже тысяча пятьсот лет исполнилось с тех пор, как раскрыл ее первый летописец.
– Да ну? – не смогла скрыть удивления няня.
– Здесь подробно рассказано, как выглядели здешние места во времена наших предков. Вот там, перед спуском, стояла сторожевая башня, а вокруг все было окружено белокаменной стеной. Все это так представляю, будто наяву вижу. Сегодня же обязательно начну копать землю.
– Зачем? Для чего?
– Как это, для чего? – с удивлением повернулся Луций.– Чтобы все это восстановить. Ведь это наша земля. Сам царь Ромул подарил ее нашему роду. Вот здесь, в бумагах, грамота с его печатью.
– Это какой Ромул?
– Тот, который основал этот город и возвел первую крепость.
На лице старой женщины появилась невольная улыбка.
– Ромул был царем, сынок, у него достаточно было людей и рабочих, небось, не сам строил. Ты один как собираешься справиться с этим?
– Если мои предки сумели, значит, и я смогу. Это ничего, что я один. Вот увидишь: осенью ты не узнаешь эти места.
Действительно, в течении всего лета Луций без отдыха работал лопатой и киркой. Трудно приходилось ему одному, ведь к работе не был приучен. На ладонях появились мозоли, а на пальцах – незаживаемые язвы, ломило суставы. По вечерам, как убитый, падал там же, где и работал, а на следующее утро с лопатой в руках усердно копал и переворачивал высохшую от летнего зноя землю.
Однажды лопата наткнулась на что-то твердое, и посыпались искры. Луций быстро выкопал яму вокруг, и радости его не было границ: из глубины показался отделанный белым камнем фундамент крепостной стены.
– Вот видите, все это не сказка, а было на самом деле!
К концу осени вдоль выкопанного рва, действительно, показались очертания старой крепости.
Шли месяцы, а Луций неустанно работал: таскал камни и ложил их вдоль вырытого рва. Через два года после начала работ, спускаясь по крутой тропе, он подскользнулся и свалился со склона, повредив себе ногу. Няня Клавдия из ближайшей деревни привела врача. Оказалось, что кость была сломана, Луций три недели пролежал, не двигаясь, но с тех пор навсегда захромал на правую ногу.
Тяжелый труд и болезнь оставили на Манилии свой неизгладимый след: он исхудал и высох, почерневшее от солнечных лучей лицо преждевременно покрылось морщинами, а в волосах появилась ранняя седина, и только глаза светились неспокойными искрами: в них чувствовались неисчерпаемая воля и жажда жизни. Иногда из ближайших деревень приходили крестьяне и с удивлением наблюдали за тем, как одинокий человек в течении стольких лет тратит свои силы на эту бессмысленную работу, изредка помогали,
