Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - Альфред Щеголев

Действие психоаналитической терапии сводится к осознанию роли, которую невротик разыгрывает неосознанно и надобность в которой отпадает, как только в процессе психоанализа осознается «объективная» причина (осознание всегда связано с объектом), породившая эту роль. Невротик получает в психоанализе ролевую расшифровку своего душевного состояния, это на какое-то время облегчает ему жизнь, но окончательно и радикально не уничтожает невротизм; он держится отныне психоаналитических интерпретаций, как ранее держался за свою невротическую симптоматику, – происходит лишь замена одного другим. И сам психоанализ достаточно ярко иллюстрирует эту свою особенность: навязчиво сосредоточен он на собственных интерпретациях невротической симптоматики, на толкованиях, которые, как видно, в целом от навязчивостей не спасают, потому что сами есть лишь новая форма навязчивости, только иного масштаба, получающая новый, психотерапевтический ранг.

Все три формы психотерапии (рациональная психотерапия, гипносуггестия, психоанализ) можно понимать как «работу над ролью», производимую актером-невротиком совместно со своим психотерапевтом (режиссером и/или зрителем).

Рациональная психотерапия хочет построить роль невротика на разумных, логических основаниях, сделать из него режиссера своего «здорового образа жизни»; гипносуггестивная психотерапия настойчиво, неумолимо и во что бы то ни стало пытается навязать, внедрить роль «здорового» в своего пациента; психоаналитическая терапия ждет от пациента осознания той роли, которую он уже разыгрывает и отказ от которой несет ему возможную свободу от «болезни», «здоровое» самочувствие, обретаемое ценой уверования в масштабное невротическое мировоззрение, представленное самим психоанализом.

XX

Лицо человека. При оплотнении, грубо материальном овеществлении лица на нем сгущается косная, омертвелая маска, запечатлевающая в гротескном, уродливом виде его плотские страсти, его материальную основность. И эта маска, эта личина, тень подлинного лица может самостоятельно действовать в механике объективного мира. Отпадает маска, но что же остается? Ничего, если за нею ничего и не было.

Существо человека не хочет проявляться в маске, не желает показаться миру в отчужденном, материально-овеществленном виде. И если человек чувствует в себе глубинную работу своей жизнеобразующей сути, своего живого неповторимого существа, то он желает проявить его в себе, воочию увидеть его, удостовериться и сознанием своим, а не только чувством, в его присутствии. Он пытается сбросить с себя все искусственные маски, все омертвелые личины, все изжитые скорлупы, до времени защищавшие его, но в критические моменты жизни ненужные, не проявляющие его внутреннего жизнеобразующего "Я".

Процесс отторжения маски – всегда страдание, но это всегда и творчество, это творческое страдание, это роды и рождение подлинного существа в человеке – личности. Только решительное желание сбросить с себя суетную шелуху, в которой томится невыраженное "Я", только этот стремительно самоуглубляющийся процесс творческого откровения, раскрытия в себе своего жизнедеятельного Субъекта, являет в лице человека постепенно просвечивающий Лик Творца. Только отказываясь от себя как объективной телесной оболочки и ее претенциозных самоутверждений, человек получает в обладание свою основную жизнедеятельную силу "Я", обретает себя в «Ты». И потому лицо страдающего человека – это уже не маска, но еще не Лик. Маска сорвана, за нею страдающее лицо человека, но за страданием – Лик. Свою маску обращает человек к социальному окружению, свое страдающее лицо – к самому себе, свой Лик отражает он в иконе – мистическом зеркале своего воплощенного "Я".

Только в самоуглубленном, молитвенном состоянии души икона становится для него окном в живую, вечную, божественную реальность, которая дышит на него блаженством Иного Мира. По самоотречению своему получает он и судьбу свою.