Милые люди - Юлия Гайнанова

с Кристиной в прошлом, о том горе, пережитом бедной девушкой в полном одиночестве. На фоне чужой настоящей трагедии безусловно оскорбительное помешательство мужа последних дней выглядело настолько жалким и мелким, при этом легко объяснимым, что ей не хотелось его ни в чем обвинять. Она смотрела, как он водит пальцем по простыне, опустив взгляд, и слабым голосом рассказывает эту пошлую историю, и чувствовала прилив невероятной нежности. Он и сам все понимал.

Одновременно она удивлялась своему спокойствию и рассудительности. По какой-то еще неизвестной причине ей не хотелось рвать и метать. Эту неприятную сцену как бы подсвечивала ее внезапно всплывшая стойкость. Лизе, как всегда, было не в чем себя упрекнуть. В конце концов это окончательно примирило ее с неприглядной действительностью.

Саша выпустил демонов. Когда он закончил рассказ, тот показался ему сущей нелепицей, еще больше оттого, как вела себя жена.

«Лиза – ангел! Стоит так близко, не отрешается, а могла бы сейчас быть далеко, навеки недоступной. Как в облаке в мягком свете лампы, в чем-то воздушном, смотрит умными, самыми близкими на свете глазами василькового цвета. Какой бы скандал закатила Кристина! С ее-то несдержанностью не упустила бы случая поиздеваться. Такое бескорыстное сочувствие ей неведомо».

Кристина – эгоистка, как и он. В ней всегда было что-то, что безумно привлекало его – и раздражало. Только теперь он отчетливо вспомнил это и с ужасающей ясностью понял, что никогда бы не мог быть с ней, поэтому они и расстались много лет назад, причем он боялся вступать с ней в контакт даже тогда.

Саша все никак не мог осмыслить, как уродство измены закралось в его идеальную жизнь. Он мог все потерять! Наконец чувство, к которому он взывал те две недели, стало реальностью. После всего он полюбил Лизу еще больше и все время задавался вопросами: «Почему я не рассказал ей сразу? Как я допустил ту унизительную сцену?» Он обещал, прежде всего себе, что больше в их семейной жизни не будет лжи.

На следующий день после объяснения они узнали, что ждут второго ребенка.

* * *

Кристина и Степан не разговаривали до прибытия на роскошную виллу у океана. Его молчание не восхищало, а вполне ее устраивало. Не хотелось объясняться. Она знала, что хотя и согрешила, но тут же раскаялась и в итоге поступила правильно. Она выбрала его.

Вокруг было так красиво: голубая вода, соленый теплый воздух, оптимистичные цвета и цветы, солнце, солнце, солнце… Кристине хотелось завернуться в окружающую атмосферу словно в мягкий плед и ни о чем не думать. Однако за завтраком на следующий после приезда день муж начал неприятный разговор.

– Я все время думаю о том, как нам жить дальше, а ты молчишь. – Он сделал выразительную паузу, но, не дождавшись ответа, решил недалеко увести тему беседы: – Я уже попросил Марию Петровну снять нам квартиру в центре, в поселке мы оставаться не можем. – Кристина так и не вступила в диалог, хотя глаза мужа явно намекали, что неплохо бы и ответить.

– Ты знала, что она уезжала тогда, чтобы не встречаться с бывшим возлюбленным? Мудрая женщина! Понимала, что прошлого не вернуть.

– Неправда! Ее единственная любовь! Он не знает про попытку самоубийства, про руку, про смерть мужа… Она пощадила его, поэтому и уехала. Мария Петровна необыкновенная женщина, и ему этого не понять! – выпалила неожиданно громко Кристина, тяжело дыша.

– Мне тоже многого не понять! Например, почему я любил лгунью и не замечал этого?

Их глаза скрестились в схватке: в ее стояли слезы со штыками, жестокость, требование понять. В его – с щитами вопрос «Как ты могла?» и поиск хотя бы намека на раскаяние. Оба ушли с поля боя ни с чем.

* * *

– О моем отъезде тогда много судачили. Я поделилась с Кристиной в ответ на ее откровенность. Мы были близки, пока она не вернулась из поездки после скандала и… Сейчас, подожди.

Мария Петровна ответила на звонок. Ее просили завтра дать показания насчет убийства. Она согласилась.

– Степан и Кристина увидели в моей судьбе то, что им хотелось. А все было просто, без метаний. Бывший любовник, попытки самоубийства… Но не был он единственной любовью, да и не бывает любви единственной. Он был жгучей, отравляющей, а ты – питающей и возрождающей. Поэтому я и уехала.

В подтверждение Мария Петровна сделала солидный глоток виски.

– Я простила тебе палец. Никто так и не узнал, что это ты, хоть и ненамеренно, толкнул меня на то стекло в порыве ревности.

Мария Петровна закрыла глаза, улетела на самолете воспоминаний в прошлое и посмотрела из иллюминатора на ту самую ночь. Ее муж вернулся домой пьяный, что было большой редкостью. Она сидела у окна, ждала, волновалась. Боялась, что бывший нападет на него. Минута, что муж поднимался на лифте, текла медленно, принося мучения. Она заранее открыла дверь и споткнулась о букет пионов. Его букет. Тут же схватив его и побежав к мусоропроводу, она врезалась в мужа, выходящего из лифта.

– Еще и здесь я должен терпеть его дары! Да когда же до него дойдет! – Он вырвал цветы из рук и нечаянно толкнул Марию Петровну, а она отлетела на стеклянные листы и инстинктивно выставила руки. У соседей шел ремонт.

– Я ничего не понимала, – по лицу Марии Петровны текли слезы, – ты нес меня, как младенца, убаюкивал, пробежал до самой больницы. А мой палец так и остался лежать там, словно жертва, которую я принесла ради нашего счастья. Это потом мы узнали, что, если бы ты подобрал так не хватавшую мне часть тела, все могло срастись и я бы сейчас не ходила в перчатке… Зато после той ночи у нас дела пошли в гору и он перестал меня преследовать.

Я все понимаю. Он сильно испортил нам первые годы брака, не найдя в себе силы отпустить меня мирно. Вылил на нас корыто дегтя, в то время как мы могли утопать в меде. Но я с гордостью могу сказать, что сдержала обещание и правда больше никогда его не видела. Хотя мне и было жутко интересно! Написать спустя столько лет, не потерять надежды…

Он был одержим. Помнишь, как чуть не сделал тебя банкротом? Когда тебя столь безрассудно любят, страшно, но, что скрывать, – еще и капельку приятно. Такая страсть красным перцем разжигает гордыню. Мне повезло, что мы смогли уберечься.

Я до сих пор с содроганием вспоминаю, как он караулил меня, надеясь застать одну, но всегда находил нас