Синдром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова

— Ты тоже до сих пор ненавидишь мужчин? — с вымученной улыбкой спросил Феликс.

— Нет, я немного смягчилась, — призналась Элла. — Только ты не заносись, мне просто повезло. После несчастья с Юлей я встретила нескольких замечательных мужчин.

— Сразу нескольких? — грустно усмехнулся он.

— Это не то, что ты думаешь, — нахмурилась Элла. — Фу, какая глупая фраза! Так говорят все мужья в американских фильмах, когда жены застают их с любовницами. Но это действительно не то, что ты думаешь. Мне попалось и немало сволочей обоих полов. Но был, например, врач «Скорой помощи»… Он позвонил в милицию и заставил их опечатать место преступления. До сих пор помню, как он их материл. И в Склифе были замечательные врачи, и профессор, который Юле глаз спасал, и следователь нам попался замечательный… Да, представь себе. Но лучше всех был наш адвокат. Ямпольский. Мирон Яковлевич Ямпольский. Запомни это имя. Если бы не он, мы могли бы проиграть процесс.

— Запомню, — кивнул Феликс. — Они подавали апелляцию?

— А как же! Конечно, подавали, но ее отклонили. Погоди, еще и кассация будет. Они не хотят, чтобы их дети сидели в тюрьме, да еще по такому обвинению. Но Ямпольский мне сказал, что кассационную жалобу тоже отклонят. Дело на особом контроле. Да, я еще забыла рассказать, как нам помогали мои бывшие студенты. Нас в суд и из суда на посольских машинах возили. У подъезда посольская охрана стояла.

— Это я знаю, — сказал Феликс. — Об этом вся мировая пресса писала. Наш МИД протестовал против вмешательства во внутренние дела.

— Лучше бы он организовал милицейскую охрану, — с горечью заметила Элла. — Но нет, у них вечно кадров не хватает. Ладно, расскажи о себе.

— А что обо мне рассказывать! — отмахнулся Феликс. — Мне кажется, если бы я мог поговорить с Юлей…

— Было бы только хуже, — закончила за него Элла. — Поверь мне: что ей сейчас меньше всего нужно, так это возникший из ниоткуда отец. Возвращайся на работу. У нее со временем все пройдет.

— Может, ты мне хоть напишешь? — умоляюще попросил Феликс.

— А если письмо прочтет твоя жена? — напрямую спросила Элла.

— Я дам тебе электронный адрес. У тебя ведь есть электронная почта? — Элла кивнула. — Можешь не беспокоиться, твои письма буду читать только я. — Он вынул визитную карточку и написал на обороте электронный адрес. — Давай я подвезу тебя до дому.

Он подвез ее, но Элла на всякий случай попросила высадить ее за квартал от дома. С тех пор они стали переписываться.

Элла написала ему, какую работу нашла себе Юля. Он встревожился не меньше, чем она, но Элла заверила его, что Юля стала более спокойной и работа ей нравится.

Никто из них — и меньше всего сама Юля — не понимал, что именно привлекало ее в новой работе. Вышагивая по подиуму, она бессознательно посылала публике определенный сигнал: «Руками не трогать. На меня можно только смотреть». Именно это ей и нравилось — ощущать дистанцию, чувствовать себя неприкосновенной, недоступной, далекой, как звезда. Это давало ей спокойствие и уверенность в себе.

У нее сформировались странные вкусы. Она полюбила Дженис Джоплин и готова была слушать ее песни часами, а обожаемую матерью Эллу Фицджералд воспринимала с вежливым равнодушием. Случайно увидела где-то репродукцию с картины Джексона Поллока и буквально сошла с ума, стала выискивать в Интернете его картины, старалась узнать о нем все, что только можно.

— Что ты в них находишь? — робко спросила Элла, глядя на немыслимые разводы.

Ответ дочери ужаснул ее.

— Он знал, что такое боль, — сказала Юламей.

Как только первые деньги, присужденные ей в качестве возмещения морального ущерба, поступили на счет, открытый на ее имя, Юля заявила матери, что хочет купить машину.

— Смерти моей хочешь? — грустно пошутила Элла.

— Ой, ну мамочка, ну ты что? Я пойду в автошколу, сдам на права… Буду тебя на работу возить.

— Мы живем рядом с моей работой, — возразила Элла.

— Ничего себе рядом — пять остановок на автобусе! Да еще ждать его сто лет. Нет, я буду тебя подвозить и встречать, и потом, мне ведь тоже на работу далеко! Я за день бываю в пяти местах, и метро не всегда рядом. А на машинке вжик — и я уже там.

— А пробки? Нет, мне эта идея не нравится.

Но Юля была упряма. Она пошла в автошколу и действительно сдала экзамен. Элле ничего другого не оставалось, как примириться с неизбежным. Окрыленная победой Юля купила недорогую корейскую машинку класса «А» ярко-красного цвета. Верная своему слову, она каждый день подвозила Эллу на работу и по возможности старалась заехать за ней по дороге домой, но это получалось не всегда. Иногда съемки или примерки затягивались допоздна, иногда бывал вечерний показ. Элла не роптала: лишь бы дочка была довольна. Юля казалась, по крайней мере, спокойной. По вечерам часто рассказывала матери забавные «случаи из практики». «Случаи» были вполне невинные: как кто-то надел не ту пару туфель или пояс не в цвет, или сбился с такта и смял все дефиле.

На самом деле модельный бизнес тоже, конечно, не был ложем из роз. Между манекенщицами существовала жестокая конкуренция и зависть, но тут Юля окружила себя ледяной броней равнодушия. Она не претендовала на самые «ударные» наряды на острие моды. Ей было все равно. Ее не взяли на ежегодный показ «Русский образ». Так и сказали: «Ну подумайте сами, милочка, ну какой из вас русский образ?» Она повернулась и ушла. Ей гораздо приятнее было провести вечер дома с матерью.

Она подружилась с манекенщицей-турчанкой по имени Салям. Мать у Салям была русская, отец — турецкий бизнесмен. Он был против участия дочери в модельном бизнесе. Она ушла из дому и сняла квартиру пополам с какой-то подружкой. Предлагала Юле, но Юля предпочитала жить с матерью. Этого Салям понять не могла. Глядя, как Юля каждый вечер торопится домой к маме, вместо того чтобы пойти на какую-нибудь вечеринку или презентацию, Салям пожимала плечами:

— Совсем с ума сошла.

Салям была великолепной манекенщицей, в совершенно ином духе, чем холодная, неприступная Юламей. Чувственная, роскошная Салям в любом наряде ухитрялась выглядеть голой. Она говорила только о сексе и мужчинах, мечтала о богатом муже. Тем не менее они дружили, выручали друг дружку, следили, чтобы другие манекенщицы не подстроили им какую-нибудь пакость. А манекенщицы были мастерицы строить пакости. У Салям было больше опыта, она научила Юлю, переобуваясь, всякий раз проверять туфли: не подсыпал ли кто толченого стекла. Работая вместе, они всегда прикрывали друг друга, переодевались спина к спине. Юля рассказала Элле, что у нее появилась подруга, правда, домой ее не звала: знала, что бредившая сексом Салям не понравится матери.