Тайная страсть Гойи - Екатерина Лесина

Она, в отличие от окружающих ее строений, гляделась новой и нарядной, будто только-только с картинки сошла. Сияли свежею побелкой стены. Кованая оградка окружала и церковь, и невысокую колоколенку. Внутри же пахло ладаном и воском. В полумраке здание казалось неоправданно огромным. А еще здесь было холодно, и Алина поежилась.

Неуютно ей было под насмешливыми взглядами святых.

— Эй. — Вот Макс никакого неудобства не ощущал. Его голос разнесся по церкви, и пламя редких свечей покачнулось. — Есть тут кто живой?

Ответом была тишина.

— Эй! — Макс не собирался сдаваться.

— Чего вы кричите? — Из-за колонны выглянула девушка в черном длинном платье. Сперва Алина приняла ее за монахиню, но после сообразила, что платье лишь похоже на монашеское облачение. Да и голова у девушки не покрыта.

Макса девушка разглядывала с явным интересом. Внимания ее и Алина удостоилась, но внимание это было беглым, и ощущалось за ним непонятное Алине раздражение.

— Вы к кому? — Девушка заправила прядку волос за ухо.

— К матушке Раисе. Она здесь, верно?

— На кладбище.

Алина ощутила острое разочарование. Значит, все это зря? Они ехали, надеялись, а она, эта неизвестная матушка Раиса, на кладбище? Так не справедливо!

— Но… — Девушка усмехнулась. — Быть может, я вам помогу…

— Чем же?

— Информацией. — Она смотрела на Макса и только на Макса, Алина испытала неожиданный укол ревности. — Вы же за ней сюда явились? Только не бесплатно…

Из монашеского в ней было исключительно платье.

— Значит, так, вы приехали к матушке поговорить, скажем, о вашей родственнице… Я взялась вас провести. Показать тут все.

— Что показать?

— Все. — Она широко улыбалась. — Подружке своей скажи, чтоб волосы прикрыла… И коленки. Тоже мне, еще б с голым задом приперлась.

Нет, что она себе позволяет, эта девка! Но Алина проглотила обиду, как делала всегда, лишь Макса под руку взяла. Мелочно? Пускай. Зато действенно. Вон как красавицу перекосило.

А девушка и вправду была красива, и вне церкви это стало особенно заметно. Правильные черты лица. Белая кожа. Темные глаза. Волосы того оттенка каштана, который с легкою рыжиной… И мешковатое платье не способно было скрыть очертаний фигуры.

— Идем. — Она махнула рукой, и Макс послушно потянулся за этой… этой… Алина так и не придумала, как назвать незнакомку. Та же, будто спохватившись, представилась:

— Зойка.

— Макс. А это — Алина… Так что ты…

— Матушка Раиса месяц уже как померла. — Зойка бесцеремонно устроилась по другую сторону от Макса, правда, наглеть и брать его под руку не стала. — Пусть земля ей будет пухом.

Она перекрестилась.

— Из всех местных она была самой вменяемой. Человеком. Хоть и сдвинутым… Ну да здесь все такие.

— Здесь — это при церкви?

— При школе церковной. — Зойка продолжала разглядывать Макса, искоса, сквозь длиннющие ресницы, которым и тушь не нужна. — Или вы вообще тугие? Не знали, куда претесь?

Даже грубая речь ее не портила.

— Не знали, — согласился Макс. И Алина кивнула, хотя ни ее согласие, ни ее присутствие здесь вообще не были никому нужны.

— Здесь школа, ну типа школой считается. На самом деле та еще тюрьма… Матушка Раиса основала, чтоб ей… — Зойка запнулась и добавила: — Земля была пухом… Решила ближних спасать, перевоспитывать…

— Кого?

— Да шалав всяких, навроде меня. — Это она сказала, дернув плечиком. — Что выпялился? Не ожидал? Думал, девочка-цветочек? Ага…

Зойка не испытывала к матушке Раисе ни любви, ни особой благодарности. И будь ее воля, давно бы сбежала. Но куда бежать, если вокруг одни поля да леса? А Зойка не дура, чтобы сотню километров пехом отмахать. Находились, конечно, дуры, которые сбегали, но тогда или батюшка Лаврентий садился на старый трехколесный мотоцикл и ехал возвращать, или же звал местного участкового. А тот заядлым охотником числился, и собак охотничьих имел с полдюжины, и след те брали на раз.

В общем, дур возвращали.

Учили уму-разуму.

Как? Да обыкновенно — розгою. И потом еще в холодную сажали. Зойка однажды там очутилась, всего на пару часиков, вроде погреб погребом, а как крышка закрывается, то ощущеньица еще те. Будто похоронили заживо. И холодно. И жутко. И надумаешь себе всякого.

Еще посты были.

Молитвы.

Хватало у батюшки воспитательных методов. До самых упрямых доходило, что лучше им смириться да делать, чего велено…

Школа, основанная матушкою Раисой, — вот уж кто и вправду верил, будто души спасает, — появилась лет семь тому назад. И работала исправно, принимая каждый год по дюжине девиц. Саму Зойку привезла тетка, избавиться хотела, тут и думать нечего. Нет, Зойка себя ангелицею не числила. Да и откуда ангелистости взяться, когда жизнь поганая?

Папка помер. Мамка спилась. И пока спивалась, гуляла по-страшному. Потому-то у Зойки имелся, что говорится, жизненный пример перед глазами. Нет, пить она не пила, но быстро сообразила, как может заработать. И не фиг пялиться! Если б гостям дорогим самим пришлось за куском хлеба гоняться, не на то бы пошли… Но нет, дело не в хлебе было, потом уже, когда тетка заявилась со своими моралями, Зойка не голодала. Так ведь помимо хлеба у человека надобностей много. Вон, в классе Зойкином у каждого телефончик имелся, да не калечный, какой Зойке тетка прикупила, а смартфон. Девки наряды каждый день меняли. Иные золотом обвешаны, что принцессы. И да, Зойке завидно было.

А кому не было б?

Тетка-то вечно нудит, что денег нет, что работать надо, учиться… Устроила Зойку полы мыть. Нашла служанку! Нет, Зойка иной способ знала. Надо было лишь найти спонсора… Она и нашла.

Одного.

Другого.

Тетке врала, что подрабатывает в конторе курьером. Ага, носиться по городу, язык высунувши, за копейки сущие. Нет уж! Ну потом-то все выяснилось. Тетка за сердце хваталась, Зойка клялась, что больше никогда… Потом повторилось.

— Ну а как-то она меня с травкой поймала, дурь, конечно. Так, приятель один попросил придержать. Я и придержала, кто ж знал, что тетка шмотье шмонать станет. Разоралась, я и ушла. К приятелю. На пару деньков, чтоб вразумить, а как вернулась, то меня батюшка Лаврентий и встретил. Тетка сказала, знакомый ее старый… Ласковая была, чайком напоила, накормила. Я-то голодная пришла… А с чайка того меня и срубило крепко. Очухалась уже тут. Батюшка мне и объяснил, что тетка меня сюда отправила для спасения души.

Зойка фыркнула, показывая, где это самое спасение видала.

— Я-то по первости дурой была. Рыпалась, грозилась, только плевать здесь хотели на мои угрозы. Все по закону. Я ж несовершеннолетняя, а тетка — опекунша. И полное право имеет меня хоть черту в задницу отправить. Это-то мне и объяснили… Вона, там мы живем.

Зойка указала на низкое длинное здание.

— Раньше коровник был. Теперь типа общежитие… Там, конечно, ремонт забацали. Теперь и не сквозит. Душик имеется, один на всех. Кровати стоят в два яруса. Там же и классы, чтоб, мол, учились. Аттестаты потом выдадут… Вообще тут не сказать, чтоб совсем хреново. Но задолбало все, сил моих нет! Особенно морали ихние. Что батюшка Лаврентий со своим писанием, что остальные, то шить надо, то полы драить, то в коровнике…

Зойка вдруг запнулась и резко отступила от Макса. Исчезла горделивая осанка, напротив, девушка опустила голову, и плечи ее поникли, и во всей фигуре появилась какая-то покорность. Впрочем, вскоре Алина поняла, в чем дело: из бывшего коровника, а ныне общежития, вышел человек в черной рясе.

Был он высок. Худ.

И впечатление производил отталкивающее, хотя Алина не могла бы точно сказать, что именно ей было неприятно в этом человеке. Лицо ли его, на котором застыла гримаса недовольства, запах ли — острый, ладанный, или же тяжелый взгляд, задержавшийся на Алине?

— Доброго дня вам, — произнес человек низким голосом.

— И вам, — ответил Макс. Алина же промолчала, испытывая преогромное желание за Макса спрятаться. — А мы вот к матушке Раисе приехали, но девушка сказала, что она умерла.

— Зоя!

Зойка присела в полупоклоне.

— Я как раз вела показывать им наше хозяйство. У них… родственница с проблемами. — Голосок Зойкин был тонким, дрожащим. — И я не знала, где вас искать…

Под взглядом батюшки Лаврентия Алина чувствовала свою порочность.

Юбка коротка. Волосы растрепаны. Косметика… И вообще, она, Алина, кругом грешна. Так и тянуло покаяться.

— Хорошо, Зоя, можешь быть свободна.

— Я… я в церкви все сделала уже. И к матушке Раисе сходить хотела. — Зоя говорила тихо, едва ли не шепотом. — Убраться на могилке… Можно?

Батюшка Лаврентий нахмурился было, но потом все же соизволил кивнуть:

— Иди. И смотри, не опоздай.

Зоя исчезла вмиг. И Алине стало ее жаль. Может, девочка и не самая приятная, но… она не заслужила такого. Или заслужила?