Идеальное отражение - Дмитрий Казаков

– Погоди, – неожиданно сказал Синдбад, смотревший мне на ноги.

– Что? – Я опустил взгляд и увидел, что парочка скарабеев, вцепившись лапками в броню, висит на моей правой коленке.

Двигались они пока вяло, но все шустрее и шустрее.

– Брр! – повторил я, наклонился и резким движением стряхнул обоих. – А теперь уходим отсюда!

Остаток пути до «Савеловской» мы прошли легко, точно по бульвару какого-нибудь Парижа.

А вот когда открылась станция, я загрустил: путь загроможден обломками, в которых устроили себе логово несколько мелких биомехов, а перрон напоминает коллекцию ловушек – тут тебе и «Алмазная пыль», и «Магнит», и «Дурман», и даже «Морозильник».

– Наверх попробуем? – с надеждой спросил Колючий.

– Слишком очевидный вариант, – покачал я головой. – У выхода нас могут ждать. Зато чуть подальше, у «Менделеевской», есть не всем известный выход на поверхность, и я предлагаю воспользоваться им.

– Дельная мысль, – сказал Синдбад. – Но сначала нам нужно одолеть эту «полосу препятствий»?

– Верно. Поэтому вы идете за мной шаг в шаг и делаете все, что я скажу.

Обнаружившие наше присутствие стальные крысы с лязгом и писком ринулись в атаку: три туннельных ремонтных робота, вооруженных очень опасными манипуляторами, и некий механический «Франкенштейн» на основе «электронного слуги».

Грохнула очередь – «калаш», служивший чугунку рукой, оказался вполне функциональным.

– Вот лахудра! – воскликнул я, приседая.

Но на всё про всё хватило одного залпа Синдбада – пули «карташа» разорвали на части «Франкенштейна», отбросили одного из ремонтных роботов к стене, а остальные предпочли ретироваться, спрятались где-то в обломках, под которыми, похоже, имелось небольшое энергополе.

Механическая нежить тоже хочет жить.

Держа оружие наготове, мы взобрались на платформу, и началась игра в пятнашки со смертью. Три шага вперед, затем пять влево, еще пять наискосок, и мы оставили позади «Мухобойку» и «Магнит». Зато прямо перед нами оказался «Морозильник», заметный только благодаря тепловизорам.

Снаружи – ничего особенного, просто область пространства, где температура почему-то ниже, чем вокруг, хотя ниже значительно – порой на двадцать-тридцать градусов.

Зато внутри – настоящая аномалия.

Отрубаются все следящие импланты, теряется ощущение направления, и обычные органы чувств вскидывают лапки кверху. Огонь не горит, гранаты не взрываются, а обитатели ловушки, именуемые обычно «снегурочками», затевают с гостями странные игрища.

И эти игры часто заканчиваются смертью – от переохлаждения или удушья.

Нет уж, мы этакий аттракцион сторонкой обойдем, как и вот эту «Алмазную пыль», и очередную «Мухобойку», способную превратить человека в мясной блин, и «Дурман», от которого не спасет никакая маска. Наночастицы проникнут через любой фильтр, заберутся в легкие, ну а дальше возможны варианты – либо быстрая смерть от отравления, либо медленная оттого, что тебя жрут изнутри.

Хрен редьки, в общем, не слаще.

Мы петляли, протискивались между ловушками порой через самые настоящие щелочки. Понятное дело, что двигались не особенно быстро, но зато пока оставались живы и целы.

До того места, где можно будет спрыгнуть с платформы на пути, оставалось метров десять, и я уже готовился вытереть со лба честный трудовой пот, когда пол под нашими ногами дрогнул.

– Это еще что? – спросил Колючий, и я уловил в его голосе страх.

– Это... – я осекся.

Издалека, со стороны «Менделеевской», донесся протяжный гул, хорошо знакомый всякому, кто до Катастрофы бывал в московском метро – шум приближающегося к станции поезда.

Вот только поезда здесь больше не ходят. А это значит...

– Сцепщик! – клянусь, в один момент я едва не поддался позорной панике.

Захотелось развернуться и с воплем ринуться через ловушки к эскалатору, и наверх, к свету, где полно всяких опасных чугунков, но не ползают механические червяки в сотню метров длиной!

– Что делать будем? – Спокойный тон Синдбада вернул мне способность здраво соображать.

– Прикинемся ветошью. Вон там, – я указал на стену, которой заканчивалась платформа. – Прижмемся к ней, затаимся, а если он выскочит на полной скорости, то может нас и не заметить. Ну а если это не сработает...

В этом случае можно заказывать панихиду по рабу божьему Лису и присным его, ибо я не слышал ни об одном случае, когда кому-то удалось остановить Сцепщика даже «Плетью».

Механический гул нарастал, набирал мощь, а мы судорожными рывками одолевали последние метры дистанции, стараясь не угодить в «Магнит». Пол трясся, потолок ходил ходуном, с него сыпалась известка, скарабеи и еще какая-то дрянь, но нам было не до нее.

Вот она, стена! Прижаться и замереть, стать невидимым во всех диапазонах...

Показавшийся болезненно ярким свет упал на пути, заблестели рельсы, стала видна изъязвленная дырами стена. От дикого грохота заболели уши, и из тоннеля в каком-то десятке метров от нас вырвалось нечто блестящее, заостренное.

– О Господи... – потрясенно прошептал Колючий.

Сцепщик летел сломя голову, покачиваясь из стороны в сторону, точно извиваясь, и казался бесконечным. Сердце мое колотилось, а в мозгу билось «Только бы он не остановился, только бы он не остановился...»

И еще при взгляде на этого чугунка мне вспомнился Шаи-Хулуд, громадный червь, обитатель пустынной планеты по имени Дюна, родившейся в воображении одного из американских писателей.

Что-то там еще было про ясновидение и про одаряющий долголетием наркотик...

Сегменты громадного тела начали уменьшаться, пронеслось нечто похожее на хвост, и Сцепщик исчез из виду. Некоторое время доносился удалявшийся грохот, продолжали подрагивать пол и стены, но затем все затихло.

– Ушел, – прокомментировал Синдбад.

– А мы сменим памперсы и тоже уйдем, – добавил я. – Пока червячок не передумал и не вернулся.

Хотя с чего ему возвращаться?

Он сейчас наткнется на топающих от «Дмитровской» узловиков и вплотную займется ими. В идеальном варианте сожрет вообще всех, кого привел с собой брат Рихард, а им самим закусит. Но даже если кто из преследователей уцелеет, то сама мысль о погоне испарится из голов рыцарей.

Кого ловить, если Лиса и его спутников почти наверняка слопал Сцепщик?

После всех этих размышлений настроение мое улучшилось, и в тоннель, ведущий к «Менделеевской», я вступил, насвистывая мелодию песни «Нас утро встречает прохладой. Нас ветром встречает река...». Правда, энтузиазм мой несколько поутих, когда выяснилось, что придется одолевать многочисленные завалы и пересекающие пол широкие трещины.

Сервоусилители позволяют прыгать далеко, но все равно я не легкоатлет и не лягушка, и удовольствия от подобных «упражнений» не получаю...

Понятное дело, почему Сцепщик пользуется левым относительно нас тоннелем – там и рельсы целы, и проход свободен. А тут, похоже, работала орава рехнувшихся биомехов – все обрушено, поломано, везде дыры и ямы, и в воздухе та же взвесь.

Я перескочил очередную трещину, и в этот миг в голове у меня раздался резкий щелчок, а я потерял ощущение собственного тела. На органы чувств и импланты обрушился настоящий вал из ощущений – «метки», звуки, запахи, электромагнитные вспышки. Затем всё исчезло, и я понял, что стою, а передо мной на фоне темного вечернего неба возвышается грандиозная серая «льдина».

Льдина эта на самом деле являлась стадионом, один край которого неведомая сила погрузила в землю, а другой – вырвала из нее вместе с фундаментом и вознесла на приличную высоту.

Я мог видеть беговые дорожки, даже сохранившиеся остатки футбольных ворот.

«Что я тут делаю?» – подумал я, но на смену этой мысли, удивленной и даже испуганной, явились другие – о том, что все идет как надо, что путь ясен и очевиден, что надо следовать ему, и все будет в порядке.

Меня вновь закрутило, завертело и выбросило в душный мрак тоннеля.

На то, чтобы прийти в себя, мне понадобилось несколько долгих минут, в течение которых мы стояли на месте.

– Что, опять? – спросил Колючий. – Ты с ним... это, ну, связывался?

– А что, было заметно?

– Еще как, – сказал Синдбад. – Ты остановился, а затем обернулся, и взгляд у тебя был такой, как будто ты не знаешь, кто мы такие и где ты находишься. А рука на «Шторме» так напряглась, что я, язви меня джинн, подумал, что ты сейчас начнешь стрелять!

– И излучение имплантов вновь раздвоилось, – шепотом добавил беглый праведник.

Да, похоже, я их напугал, и даже не я, а дубль, какие-то несколько мгновений воспринимавший мир через мое тело, моими глазами и ушами. А что случится, если во время очередного коннекта он останется во мне навсегда, а я окажусь запертым в порожденном «Мультипликатором» кадавре?

От такой мысли мне стало не просто холодно, а откровенно плохо.

Ведь если мы идентичны, я и дубль, то и энергетические матрицы сознания у нас должны быть одинаковыми, а значит, если одну заменить на другую, в техническом смысле ничего не изменится.