Абсолютный холод - Сергей Соболев

Станция и часть примыкающей к бухте территории с осени прошлого года закрыты для посещения не только туристов, но даже и резидентов-норгов. Тогда же, в октябре, незадолго до начала снегопадов, персонал станции в один день выставил проволочное заграждение вокруг ангара, станции и бывшего рудника.

Сиссельману по этому поводу, кстати, уже задавали неудобные вопросы. Но херр Ингерман каждый раз отвечал уклончиво, ссылаясь то на «право собственности» (и права арендаторов), то на пожелания проводящих там исследования двух неправительственных организаций, оставивших на станции зимовать своих сотрудников, то вообще уходя от ответов.

Из рубки, где находится пункт слежения и безопасности, выглянул рыжий детина лет тридцати в простеганном свитере цвета хаки.

– Хай, Эндрю! – поприветствовал Хёугли дежурный по объекту. – Тебя Чиф спрашивал. Сказал, чтоб ты, как появишься, зашел к нему.

– Могу я хотя бы душ принять? – процедил Хёугли. – Что-нибудь срочное?

– Понятия не имею! Свяжись сам с ним и спроси.

Андреас прошел в конец коридора, открыл дверь и через нее выбрался на внутреннюю лестницу запасного выхода. Двумя этажами ниже рубки находится жилой блок, где в помещениях, оборудованных санузлами, размещается персонал. Хёугли был одним из трех местных офицеров, у кого имелась привилегия – размещаться в «одиночной камере».

В коридоре, освещенном тусклым светильником, он увидел человеческий силуэт. Остро пахнуло алкогольными парами. Этот некто стучал кулаком в дверь одной из «камер». Послышался хриплый пьяный голос:

– Медик… с-скотина! Кен! Эй, Маккормик, мать твою! Если ты не выйдешь… немедленно!.. то я тебя пришью, так и знай!

Хёугли прерывисто вздохнул. Подошел ближе. Питер, член его команды, обернулся. У него бледное, влажное одутловатое лицо. Костистый нос торчит, как клюв у хищной птицы, скулы, туго обтянутые кожей, заросли темной щетиной.

Андреас взял приятеля – хотя какой он ему приятель, разве что товарищ по несчастью – за грудки. Встряхнул, прижал спиной к облицованной серыми пластиковыми панелями стене. Прошипел ему в лицо:

– Сколько можно говорить, Пит?! Хватит бухать, мать твою! Ты уже совсем потерял человеческий облик!

– О-о…Эндрю! Надо же… Тебя еще не пристрелили русские?

– Что за бред? И что это за кипиш среди ночи?! Зачем ты ломишься в медблок?

– Кен заперся, мать его! А мне надо выпить, приятель. Ну или ширнуться. Ты не представляешь, Эндрю, как у меня болит колено!

Хёугли отпустил его. Питер прижался спиной к стене, затем, чуть наклонившись, матерясь и охая, приподнял правую брючину. Колено у него действительно распухло и почернело… И не только колено, но опухла, кажется, вся нога от лодыжки и выше. Это было последствие травмы, полученной Питером ночью с седьмого на восьмое марта близ мыса Kapp Thordsen, в ту ночь, когда русские на двух скутерах попытались прорваться в Нордфьорд, где у их группы имеются ранее оборудованные тайники. Одного из этих незваных визитеров, кстати, подстрелил сам Андреас-Эндрю… Что же касается Питера, то его колено пострадало, когда кто-то из русских врезался на своем скутере в ведомый им снегоход. Медик Маккормик после осмотра сказал двум офицерам, что травма серьезная и что Питера надо бы эвакуировать. Но такой возможности, увы, пока нет.

– Эй, Пит, давай-ка успокойся! – строгим тоном сказал Хёугли. – Не ори.

– Говорю же – нога зверски болит! Ты видел, во что она превратилась?!

– Ребятам отдохнуть надо. В отличие от тебя, бездельника, мы сегодня миль двести с гаком накрутили по этим гребаным фьордам!

Питер вновь дохнул на него спиртовыми парами:

– Эндрю, вы же обещали на пару с Чифом…

– Что мы тебе обещали? Не понял, Пит!

– Вы говорили, что меня отвезут в долбаный Лонгйир! И что дадут сопровождающего. Вы обещали, что на первом же самолете меня отправят на материк! В Тромсё или Осло, где моей ногой займутся квалифицированные медики, а не этот наш долбаный эскулап Маккормик.

– Тебе что было сказано, Пит? Тебе было сказано четко – «при первой возможности»!

– Я так без ноги останусь, мать вашу!

– Потерпи еще чуток, дружище, – смягчив тон, сказал Хёугли. – Завтра… ну или послезавтра мы тебя перевезем в поселок. А оттуда – в аэропорт.

– Да не верю я вам уже!.. Да и ты сам, Эндрю, подумал бы о себе! Линять надо отсюда, пока русские нас тут за задницу не взяли!

Хёугли открыл своим кард-ключом одну из дверей. Это был каюта Питера, которую он делил с одним из техников. Взял товарища под локоть, помог ему зайти внутрь, усадил на край койки.

– Я скажу Кену, чтобы он вколол тебе снотворное. И я очень прошу тебя, дружище, веди себя разумно и выдержанно.

Не дожидаясь, пока тот уляжется и умостит больную ногу, Андреас направился к выходу. Хёугли в темпе принял душ, переоделся в чистый комплект одежды. С трудом скрывая раздражение, постучался в дверь командирского модуля.

– Сэр? Вы хотели меня видеть, сэр?

Мужчина лет сорока, крепкий, коренастый, одетый в камуфляжные брюки и простеганный свитер, оторвался от ноутбука, который в раскрытом виде лежал на компактной, с полукруглым вырезом, столешнице перед ним.

Каюта Чифа – старшего на этом объекте – кажется просторной. Здесь оборудован кабинет, имеются также спальня и санузел. Но «капитанская каюта» кажется просторной лишь в сравнении с другими жилыми помещениями. Каюты у местного персонала, надо сказать, совсем крохотные, как на каком-нибудь небольшом по тоннажу корабле.

Лысеющий мужчина, у которого тоже, как и у большинства местных «зимовщиков», нездоровый цвет лица, приподнялся из кресла. Пожал руку своему заместителю, кивнул на свободный стул. За прошедшие семь месяцев, пока они работают здесь бок о бок, Хёугли так и не сделал определенного вывода об этом человеке. Отношения между ними были, как и в первые дни, сугубо служебными. В них нет ни грамма человеческого тепла. Впрочем, они оба предпочитали держать дистанцию: так проще жить в этих очень непростых условиях.

– Дежурный сказал, что вы меня хотели видеть, сэр?

– Устали, Хёугли? Нелегкий сегодня выдался день.

Чиф, отставной сотрудник РУМО[21] – как, кстати, и сам Хёугли, успевший послужить в этом ведомстве, – достал из мини-бара початую бутылку виски.

– Есть немного, сэр, – скупо произнес Андреас. – Но я в норме.

– Вот и славно. Лично меня радует, что вы и ваши люди в норме. Потому что ближайшие два или три дня не сулят нам спокойной жизни.

Начальник налил в стаканы виски. Себе плеснул чуть меньше, Хёугли же налил почти полстакана.

– Содовой добавить?

– Как говорят русские, не стоит портить напиток.

– И то верно. Cheers!..

– Cheers!

Хёугли выпил залпом, как пьют те же упомянутые им русские. Поставил пустой стакан на подставку рядом со столешницей. Босс открыл коробку с сигарами, но Андреас отрицательно покачал головой.

– В начале следующей недели, Эндрю, в Лонгйир прилетит зафрахтованный нашей фирмой борт… Ориентировочно пятнадцатого числа.

– «Свальбард» передал на своих волнах сводку погоды на ближайшие семьдесят два часа. Прогноз неутешителен.

– Да, я в курсе. Мы получаем сведения о погоде и по своим каналам.

– Погода будет лишь портиться, босс. Идет циклон. За ним – еще один, более мощный. Так что не факт, что аэропорт откроют в ближайшие несколько дней.

– Над погодой, увы, мы не властны… Этот борт, о котором я уже сказал, должен доставить наших сменщиков, Эндрю.

– Это радует. Нас ведь обещали подменить еще первого марта, сэр.

– Кое-кто спутал все карты… Дежурный доложил мне, Эндрю, что ваша группа засекла прибытие русских на их объект близ Бохеман?

– Да, это так. Около шести вечера туда прилетал борт из Баренцбурга. Сколько они высадили там народа, я пока не знаю.

– Наблюдателей оставили?

– Да, оставили – двоих. И еще там неподалеку стоит бивак волонтеров. Я договорился, что, если заметят какое-либо движение, сообщат. И если, к примеру, русские попробуют проникнуть на скутерах в Нордфьорд со стороны Бохеман, наблюдатели поставят нас в известность… У меня есть вопрос, сэр.

– Валяйте.

– Вы отправили те материалы, что мы изъяли у русского?

– Первушина? Да, конечно. Мы ведь с вами на пару просмотрели и сделанные ими видеозаписи, и найденную при Первушине флешку. Я доложил руководству, оно в курсе. Сам фотоаппарат только вот не нашли. А почему вы спрашиваете, Эндрю?

– Я так думаю, что они снимали в две руки.

– То есть у них было два комплекта аппаратуры?

– Да, сэр, именно так.

– Но при втором русском… кроме спутникового терминала и рации… ничего ведь не нашли?

– Он мог спрятать как саму камеру, так и «чип».

– Чиповую карту памяти? – уточнил Чиф. – М-да… А почему вы так думаете, Эндрю?

– Да очень просто, сэр… С какого рожна русские прут в Нордфьорд? Что они здесь забыли? Что ищут? Тела своих? Ну так одного в виде мясного ассорти им подбросили! Но они продолжают «копать»! И ведь лезут они не в нашу часть фьорда, где находится объект, а рыскают, кружат, изыскивая возможность просочиться к берегу ближе к мысу Kapp Thordsen.