История городов будущего - Дэниэл Брук

Петербуржцы, как правило, устраивались лучше, чем их соотечественники из сельских районов. К их собственному удивлению, шанхайская жизнь не казалась им такой уж экзотикой, и в местных реалиях они разобрались достаточно быстро. Бывший жандарм Анатолий Котенев поступил на службу в муниципальную полицию Шанхая, поскольку охрана порядка в самом космополитичном городе России отлично подготовила его к схожей деятельности в Китае. Русско-азиатский банк, венец коммерческих достижений династии промышленников Путиловых, владельцами и управляющими которого по-прежнему были русские, проработал в Шанхае еще добрый десяток лет после того, как его головной офис на Невском проспекте был экспроприирован в соответствии с ленинским декретом7. Бежавшие из России банкиры, разместившиеся в похожем на ренессансное палаццо здании на Бунде, где, к слову, был установлен первый в Китае лифт, имели богатый опыт кредитования компаний, работающих на быстрорастущем и не особо регулируемом рынке.

Появление привилегированных азиатов и неимущих белых дало состоятельным китайцам повод потребовать, чтобы на смену расовой сегрегации в шанхайских учреждениях пришло разделение по социальному положению. В конце концов, «респектабельные» китайцы были явно важнее нищих европейцев. А в первые десятилетия XX века таких китайцев становилось в Шанхае все больше, и состояния их делались все значительнее. После того как Симоносекский договор открыл город для иностранных промышленных компаний, императорские власти ослабили ограничения в этой сфере и для собственных подданных; в конце концов, никто уже не сомневался, что Шанхай ждет индустриализация, и вопрос заключался только в том, кто на этом разбогатеет. Революция 1911 года окончательно разрушила все барьеры. В то время как белые брались за работу, ранее оставляемую только китайцам, китайцы все чаще занимали позиции, на которые прежде могли претендовать исключительно белые; выходя далеко за пределы отведенных им в XIX веке ролей компрадоров и финансистов, местные предприниматели вели и соответствующий своему новому положению образ жизни.

Западные универмаги появились на Нанкинской улице – шанхайском Невском проспекте – еще в XIX веке, однако после Первой мировой войны собственные магазины здесь стали открывать китайские торговые кланы. Первый, Sincere, заработал в 1917 году, а его главный конкурент Wing On открылся на другой стороне улицы на следующий год. Практически зеркально повторяющие друг друга массивные, вдохновленные итальянским ренессансом здания универмагов, увенчанные элегантными шпилями, были спроектированы конкурирующими архитекторами-шанхайландцами. Ярко освещенные по ночам, они напоминали двух солдат, бдящих по разные стороны спорной границы, в то время как остальная улица утопала в сверкающих и переливающихся вывесках, которые со временем станут характерной особенностью городов Дальнего Востока. Порядка 200 тысяч человек проходило каждый день по улице между универмагами, расположенными рядом с пересечением основных трамвайных линий8. Внутри продавались товары со всего света – лучший китайский шелк и тончайший фарфор соседствовали с шотландским виски, немецкими фотоаппаратами и кожгалантереей из Англии. Помимо магазинов, в обоих зданиях располагались элегантные рестораны, театры и даже гостиницы. «Называть Wing On универмагом – это все равно что считать труппу Барнума бродячим цирком», – восклицал один из посетителей9.

Sincere и Wing On были заведениями, созданными новой европеизированной китайской элитой для новой европеизированной китайской элиты. И основатели Sincere, семейство Ма, и клан Го, построивший Wing On, были эмигрантами из Кантона, которые усвоили азы западной розничной торговли – фиксированные и четко обозначенные цены, распределение товаров по категориям, учтивое обслуживание, – живя в Австралии. Обе торговые империи возникли в колониальном Гонконге, а затем открыли свои флагманские магазины в процветающем Шанхае, где после революции 1911 года экономическая ситуация стабилизировалась под властью западных держав, в отличие от остальной территории Китая, раздираемой конфликтами между различными милитаристскими кликами.

Универмаг Wing On процветал, и семья Го перебралась в роскошный особняк в тюдоровском стиле, расположенный на территории иностранных концессий. Вскоре ее члены взяли себе английские имена. На парадном семейном портрете того времени несколько поколений Го красуются на просторной лужайке как английские аристократы. В первом ряду нога на ногу сидит неприступного вида молодая красавица с моднейшим перманентом, а на ее кресло залихватски облокотился молодой человек в стильном галстуке-бабочке и с платком в нагрудном кармане. В своем заведении Го предлагали клиентам тот элегантный стиль жизни, которого придерживались сами.

Журнал Far Eastern Review пояснял своим англоговорящим читателям, что отель Oriental, принадлежащий группе Sincere, обслуживает китайских постояльцев, «усвоивших иностранные манеры»10, тогда как Great Eastern в Wing On обеспечивает непревзойденный уровень обслуживания для «местных приверженцев восточных традиций». В кабаре отеля Great Eastern китайские любители развлечений приобщались к охватившей шанхайландцев джазовой лихорадке. Китайские женщины, воспитанные в конфуцианских правилах, которые запрещали проявления привязанности на людях, сперва сторонились танцзалов, но вскоре преодолели эти предрассудки.

Для обычного китайца, приехавшего в Шанхай на заработки, единственным доступным в Sincere или Wing On развлечением было разглядывание витрин. Ему город предлагал вариант подешевле: в нескольких кварталах от Нанкинской улицы, рядом с ипподромом, работало заведение «Весь мир», которое окрестили «универмагом развлечений»11. Этот откровенно коммерческий увеселительный комплекс открылся в 1923 году стараниями предпринимателя Хуан Чуцзю, а спроектировал его Чжоу Хуэйнан, который считается первым шанхайским архитектором китайского происхождения. Плавный изгиб здания изящно обыгрывает его угловое расположение, а декоративный, похожий на свадебный торт, шпиль зазывает прохожего в четырехэтажный лабиринт театров, кинозалов, тиров вроде тех, что встречаются на пляже, и всевозможных закусочных. Тут был и каток для роликовых коньков, и борцовский ринг. Внутри предсказатели, фокусники, кукловоды, специалисты по иглоукалыванию и акробаты пытались привлечь внимание и деньги посетителей. Если изысканная клиентура Sincere и Wing On была знакома со всеми европейскими новшествами, то «Весь мир» не стеснялся учить своих покупателей азам западной материальной культуры: на одном из этажей было выставлено несколько унитазов, и специальный сотрудник объяснял привыкшей к традиционным китайским отхожим местам публике, как пользоваться этим хитроумным изобретением. В этой «мешанине из наиболее деклассированных элементов Востока и Запада»12, как назвал «Весь мир» один историк, в самой неприкрытой форме выражалась сущность явления, которое стало известно как «хайпай», – коммерциализированной, космополитичной китайской современности по-шанхайски.

Ключевым понятием хайпая стал местный неологизм «моденг» – транслитерация английского modern («современный») в удобном для китайцев произношении. В Шанхае 1920–1930-х годов словом моденг обозначалось все новое и модное – от яркой безвкусицы «Всего мира» до элегантных кабаре в дорогих районах. Центральным персонажем этой новой культуры была «шанхайская девушка» – одинокая молодая женщина, ставшая ответом на образ курящей, независимо мыслящей и обожающей ночные клубы эмансипе западного мира. В шанхайской девушке все было моденг – и ее перманент, и работа вне дома, и личная жизнь с влюбленностями и свиданиями (в противовес браку по решению родителей, принятому в консервативной китайской деревне). А когда шанхайская девушка все-таки выходила замуж за своего избранника, она надевала моденг белое платье с фатой, а не традиционный красный наряд с диадемой. Для свиданий китайцы ввели в обиход новое слово «далинг» – от английского darling («дорогуша»).

Если отвлечься от белого свадебного платья, хайпай вовсе не был простым усвоением западных манер. В одежде шанхайских мужчин европейские элементы смешивались с китайскими – традиционные черные рубахи поверх европейских брюк. Для женщин Шанхая высшим достижением в мире моды были не последние парижские коллекции и не традиционные наряды имперского Китая, но появившееся здесь «ципао» – приталенное по фигуре платье с высоким воротником-стоечкой и смелыми, зачастую прямо-таки откровенными разрезами вдоль ног. Созданное по мотивам древнего маньчжурского наряда, ципао было и современным, и определенно китайским платьем. Точное происхождение ципао вызывает споры, но городская легенда гласит, что одна китайская актриса пожаловалась руководителю джаз-банда отеля Majestic, что длинное платье мешает ей танцевать чарльстон, покоривший тогда город, на что музыкант посоветовал ей сделать внизу разрезы. Все разнообразие ципао лучше всего отражено в рекламных плакатах той эпохи, которые для западных компаний обычно рисовали китайские художники. Реклама сигарет, как правило, выглядела так: изящная шанхайская девушка в ципао прикуривает на фоне главных городских достопримечательностей – ипподрома, Бунда или Нанкинской улицы.