Опоздать на казнь - Фридрих Незнанский

Юрий прошел в комнату, сел за стол напротив Тоомаса и сказал ему, подмигнув:

— Ну что, Таможня, хотел приласкать, полюбил?.. Бывает. Я-то тебя прощаю, что тут поделаешь, но вот ты мне расскажи про Бурцева. Его ты тоже полюбил с трагическим финалом?

Тоомас Куухолайнен снова побледнел. Лицо его приобрело зеленовато-землистый оттенок, и начал дергаться кадык на худой жилистой шее.

— Я не знаю никакого Бурцева.

— Еще как знаешь! Ты его убил. И меня пытался убить, именно потому что во время судилища догадался, что я по следам Бурцева пришел. Вот ты меня и не сдал уголовникам, потому что сам хотел расправиться. Давай уж колись! Глупо тут отпираться. Ты за покушение на меня уже добавку приличную получишь. А так все же учтем — помощь следствию, чистосердечное признание…

— Что вы от меня хотите, — голос Тоомаса сорвался на визг. — Я честный русский «валяльщик»! Я стою на таможне. Я в ваш город приехал в отпуск к друзьям, а вы меня арестовали ни за что…

— Арестовали тебя, Куухолайнен, как раз за таможенные махинации, так что ты тут честного «валяльщика» нам не валяй. Тебя калининградские коллеги вели и сдали уже нашим с тем, что ты с «пароходчиков» наших дань собирал да зарвался маленько. А вот про друзей своих калининградских, к которым ты приехал, расскажи поподробнее. Кто тебе Бурцева заказал?!

Тоомас пытался упрямиться, но Лена вдвоем с Гордеевым приперли-таки его к стенке. Правда, толку от показаний калининградца было немного:

— Я не знаю, где их искать. Я с ними дел не вел никогда. Просто Кенигсберг — город маленький. Таможня вся на виду. А они — люди очень серьезные. Они меня знали, но, клянусь, никаких дел я с ними не вел.

— Так почему же на убийство согласился?

Таможня испуганно зашептал:

— Таким людям нельзя отказывать. Мне велели. Я бы сам живым отсюда не вышел. Но это случайность. Просто потому что я в камере с Бурцевым сидел, поэтому и велели, заставили. Я никогда мокрых дел не имел. Но отказать таким людям нельзя было.

— Как же они тебе велели, голубиной почтой, что ли?

— Мне «малява» в передаче была. Там написали, что Алек Зандер мертв.

— Какой это Зандер?

— Мы в школе вместе учились, знакомы были. Но я никаких дел с ним не вел. Честно. Просто я его знал. Он сейчас в Питере жил. Это очень серьезные люди. Они весь Петербург взять хотели. Я с Алеком в казино встретился…

Тоомаса будто прорвало, видимо, он и сам понимал, что сказавши «а», надо говорить и «б», и он говорил, говорил без остановки, сыпал подробностями, но при этом продолжал через слово уверять, что его причастность — это чистая случайность.

— Алек мне предлагал в их бизнес войти.

— Вы отказались?

Тоомас посмотрел на Лену с укоризной и напомнил:

— Таким людям не отказывают. Но я и не согласился.

— А что же вы ему ответили?

— Я сказал, что буду думать. У них шумный бизнес. У меня теплое место на таможне. Все прикормлены. Зачем было мне рисковать. Я сказал, что подумаю. Но я не хотел с ними работать.

— Ладно, с этим пусть ваш следователь разберется, вы расскажите, как вам Бурцева заказали. Вам пришло письмо?

— Да, передача и «малява» в ней. Там было написано, что Алек мертв и что я буду следующим, если не уберу Бурцева.

— И кто же вам такую весточку прислал, гражданин Куухолайнен?

— Я не знаю, — пожал плечами Тоомас.

— Как это не знаете?! — возмутилась Лена. — Вам приходит письмо с требованием убить человека, а вы даже не знаете, от кого это письмо, но идете и человека убиваете?!

— Да, — тихо сказал Тоомас, — я не мог отказать. Я бы сам не проснулся утром, если бы не сделал этого. Пусть в тюрьме, пусть в зоне, но я хотел бы жить еще. И когда вот Ольховский заявил, что Фирсова знает, я понял, что это мне звоночек. Я решил, что если я вас не убью, то вы сами ко мне ночью придете. Я просто спасал свою жизнь. Поймите меня правильно, я не хотел вас убивать.

Гордеев размышлял. Насколько ему было известно, тюремные передачи досматривались более чем тщательно, особенно при таком «хозяине дома», как Николай Петрович Мяахэ. Значит… Значит, тут был задействован кто-то из служащих. Тоомас действительно мог и не знать, от кого пришла передача с «малявой», но вот контролер, который ему весточку с воли принес, может знать человека, эту весточку отправившего. Вот за эту ниточку и стоит дергать.

— Тоомас, кто вам принес передачу?

— Я же сказал, что не знаю.

— Я не про того, кто вам ее отправил, а про того, кто вам ее непосредственно принес?

— Я не знаю. Честное слово! В таких делах лучше знать меньше.

— Но от кого-то вы ее получили? Кто-то вам ее в руки отдавал?

— Не помню. Не знаю. Для меня надзиратели все на одно лицо… Я больше ничего не знаю и говорить не могу.

— Не знаете? Или не можете говорить?

— Не знаю, — отчаянно верещал Тоомас. — Ничего не знаю.

И тут в комнату, где проводился допрос, вошел сам начальник Крестов Николай Петрович Мяахэ:

— Здравствуйте, Юрий Петрович! О, Елена Викторовна! — расцвел он в улыбке, заметив Лену. — И вам — здравствуйте! Как ваши дела продвигаются?

— Да вот, подопечный отказывается говорить, кто из ваших контролеров Тоомасу заказ на убийство передал.

Гордеев сказал это с умыслом, надеясь, что Мяахэ вступит в допрос, потому что речь шла о его подчиненном, но такой реакции он не ожидал. Николай Петрович просто побагровел. Вся его чухонская невозмутимость и доброжелательность испарились в мгновение ока. Он схватил заключенного за грудки, оторвал от стула, поднял в воздух и припечатал к стене:

— Ах ты, гнида курляндская! ты чего нацию позоришь? Стыда и совести нет!!! Я же тебя по стенке сейчас размажу!

Он кинул бедного неудачливого таможенника-убийцу на прибитый к полу стул, повернулся к Гордееву и, все еще пылая праведным гневом, сказал:

— У вас есть еще к нему вопросы, Юрий Петрович?

— Нет-нет, — пробормотал адвокат, ошарашенный подобной вспышкой.

— Тогда вы идите ко мне в кабинет, чайку с Еленой Викторовной там попейте. А я тут сам поговорю. Это и меня касается.

Карать своих подопечных Мяахэ предпочитал собственноручно.

Чаепитие в кабинете начальника тюрьмы не затянулось. Николай Петрович расправился с допросом очень быстро. Он притащил чуть не за шкирку одного из своих подчиненных, молодого контролера, и сказал:

— При мне спрашивайте. Обо всем.

Спрашивать было понятно о чем.

— Кто передал вам письмо для Тоомаса Куухолайнена?

— Для чухонца-то?

За чухонца надзиратель немедленно получил в зубы от своего начальника. Но не испугался, а наоборот, нагло осклабился:

— Записку для чухонца мне передал другой чухонец.

— Кто такой, как его звали, как он выглядел? — официальным тоном спрашивала Лена, стараясь не обращать внимания на рукоприкладство Мяахэ. В глубине души она одобряла подобные методы по отношению к людям, нарушающим свой служебный долг.

— Откуда мне вспомнить, как он выглядел. Для меня все чухонцы на одно лицо, что тот, что этот, контролер кивнул в сторону Мяахэ.

Никакой вины своей этот молоденький мальчишка не ощущал. Таковы были правила игры и правила жизни, других он не знал. «Не пойман — не вор». А раз попался — придется отвечать. Последнее он понимал. С тепленьким местечком в Крестах придется расстаться.

А местечко было действительно тепленьким. И случай с запиской для Куухолайнена — не единственный его левый заработок. В таких людей, как его начальник — Николай Петрович Мяахэ, — ему не верилось. Служебный долг, совесть, понятия о морали и нравственности — все это было ему не знакомо. В мире, где он существовал, правили деньги. Неужели бывают такие лохи, которые верой и правдой умудряются служить и отказываются от посторонних заработков? Почему, кстати, посторонних? Подобный «навар» он как раз и считал основным. А зачем еще люди идут на работу в милицию или подобные структуры? Хорошо быть даже обыкновенным участковым, если у тебя на участке не только «хрущевки» с шелестящими от возраста старушками, но и коммерческие ларьки, заправочные станции, оптовые рынки. — при таком участке умный человек с голоду не помрет. Да в любой должности есть своя выгода. А иначе зачем работать?

— Сколько вам заплатили за несанкционированную передачу?

— Да по обычному тарифу.

Вот это выражение — «обычный тариф», свидетельствующее об обыденности подобного инцидента, окончательно взбесило Николая Петровича. Он вскочил и снова замахнулся на подчиненного:

— Ах ты, сука! Ты мне ответишь!

Но мальчишка посмотрел на него насмешливо:

— Бейте, толку-то! Пришел чухонец, не сват и не брат мне. Так, никто, заплатил, передачу дал. Я взял.

— Почему же он пришел именно к вам? Посоветовали какие-нибудь знакомые?

— Да нет. Просто пришел ко мне, потому что в этот день мое дежурство было. Нарвался бы на другого — и другой бы взял…