История Александра Македонского - Квинт Курций Руф

уши, на теле других выжгли буквы варварского своего языка и долго держали для издевательства, а когда увидели, что сами подпали под чужую власть, не воспрепятствовали пожелавшим выйти навстречу царю. (7) При таком необычном облике они не были похожи на людей; человеческим в них можно было признать только голос, и больше слез проливали смотрящие на них, чем они сами, ибо при столь различной горестной судьбе каждого из них несчастия людей казались равными по силе, хоть и различными по характеру, и трудно было решить, кто самый несчастный. (8) Когда же они воскликнули, что Юпитер, мститель за Грецию, наконец открыл свои глаза, всем стало казаться, что их постигло равное бедствие. Царь, сдерживая слезы, которые раньше обильно проливал, велит им подбодриться, обещает, что они увидят свои города и жен, и ставит для них укрепленный лагерь в двух стадиях от города.

(9) Выйдя за вал, греки стали обсуждать, чего им просить у царя: одни хотели мест для поселения в Азии, другие — возвращения домой. Тогда, говорят, кумеец[208] Евктемон так сказал, обратившись к ним: (10) «Нам только что было стыдно выходить из нашего мрака к людям, чтобы просить о помощи, в новых условиях мы стремимся теперь представить в Греции приятное зрелище наших ран, которые еще неизвестно чего больше нам приносят: страдания или стыда. (11) Но легче переносят свое несчастье те, кто его скрывает, и для людей несчастных нет лучшего утешения, ожидаемого от родины, как уединение и забвение прежнего своего состояния. Кто много возлагает надежд на сострадание близких, тот не знает, как скоро высыхают слезы. (12) Никто не может преданно любить того, что вызывает отвращение; в тягость бывает как несчастье другого, так и надменное счастье. Осуждая судьбу другого, каждый думает о своей судьбе. Если бы мы не были взаимно несчастны, мы скоро стали бы неприятны друг другу. Нет ничего удивительного, что удачники ищут друзей среди счастливцев. (13) Убеждаю вас, поскольку жизнь наша уже окончена, выберем себе такое место, где мы, изувеченные, могли бы успокоиться, где уединение скрыло бы ужасные наши раны. Нечего сказать, приятно будет наше возвращение нашим женам, которых мы брали в юности. Захотят ли дети наши в цвете лет и своих дел принять отцов, изуродованных пыткой? (14) Кто же из нас сможет пройти столько земель? Вынесем ли мы, заброшенные вдали от Европы в крайние восточные страны, немощные старики с искалеченным телом, такой трудный путь, который утомил даже вооруженных людей и победителей? (15) А наших жен, которых судьба дала пленникам как единственное утешение в их печали, и наших малых детей поведем ли мы с собой или покинем здесь? Если мы вернемся с ними, никто не захочет нас признать. (16) Неужели мы сразу оставим дорогие нам существа, когда еще неизвестно, увидим ли мы тех, к которым стремимся? Нам надо остаться среди тех, которые полюбили нас в несчастье». Так говорил Евктемон.

(17) Против него стал говорить афинянин Теэтет. Ни один благочестивый человек, заявил он, не будет судить о своих близких по внешнему виду, в особенности если они пострадали от ярости врагов, а не таковы от природы. Достоин всякого позора тот, кто стыдится своей судьбы; у него плохое мнение о людях и нет надежд на милосердие, потому что он сам отказывает в нем другим. (18) Боги посылают им то, чего они сами не посмели бы и желать: возможность увидеть родину, жен, детей и все, что люди ценят, как свою жизнь, и за что жертвуют ею. (19) Как же им не стремиться вырваться, из этой тюрьмы: на родине и дышится по-другому, и свет не так светит; к родным нравам, святыням, к родному языку стремятся и варвары, а они собираются отказаться от всего родного, хотя и несчастны только из-за того, что лишены всего этого. (20) Сам он, конечно, вернется к своим пенатам и на родину и воспользуется милостью царя. Если кого удерживает любовь к сожительницам и детям, с которыми их свело рабство, пусть оставят их здесь: ведь и для них нет ничего дороже родины. (21) Немногие разделяли это мнение, другие подчинились привычке, которая сильнее самой природы. Они решили просить у царя какого-нибудь места для поселения. (22) Для этого избрали сто человек. Александр, предполагая, что они будут просить о том, что и он считает за наилучшее, сказал им: «Я уже приказал предоставить вам вьючный скот, который вас повезет, и выдать каждому из вас по тысяче денариев. Когда вы вернетесь в Грецию, я позабочусь, чтобы никто там не считал своего положения лучше вашего, раз у него нет вашего увечья». (23) Они же со слезами на глазах смотрели в землю и не осмеливались ни поднять головы, ни промолвить слово. Наконец, когда царь спросил их о причине печали, за них ответил Евктемон, сказав примерно то же, что и раньше. (24) Царь смилостивился не только над их судьбой, но и над тяжелым их душевным состоянием и приказал выдать каждому по 3 тысячи денариев, прибавил к этому по десяти одежд, а также крупный и мелкий скот и семена, чтобы отведенная им земля могла быть обработана и засеяна.

Глава 6

(1) На следующий день, созвав командиров, царь пояснил им, что нет ненавистнее для греков города, чем столица древних царей Персии: отсюда выходили бесчисленные полчища, отсюда начинали преступные войны против Европы сначала Дарий, а потом Ксеркс. Долг памяти предков следует воздать разрушением этого города. (2) Варвары, покинув город, уже разбежались, кого куда гнал страх, и царь без промедления ввел в город фалангу. Он уже завоевал и частью принял на сдачу много городов с обильными царскими богатствами, но сокровища этого города намного превзошли все остальные. (3) Сюда варвары свезли богатства со всей Персии, золото и серебро лежало грудами, одежд было великое множество, утварь была предназначена не только для употребления, но и для роскоши. (4) Поэтому вооруженные столкновения происходили и между самими победителями: кто захватил более ценную добычу, считался врагом, и так как они не могли унести всего, вещи брались какие подороже. (5) Царские одежды они разрывали на части, мечами разбивали дорогие художественные сосуды, ничего не оставляли нетронутым, не уносили в целости: тащили отломанные от статуй части, кто что ухватил. (6) Не только алчность проявлялась в городе, но и жестокость: отягощенные золотом и серебром, победители убивали пленных, с которых нечего было взять, все попадавшиеся им