Екатерина Медичи - Василий Балакин

Хотя битва при Жарнаке и не принесла католикам решающей победы, она показала, что реорганизованная королевская армия может успешно противостоять лучше подготовленному и более дисциплинированному войску гугенотов. Что же до любимейшего сына Екатерины, Генриха Анжуйского, то Жарнак стал его звездным часом и принес ему славу талантливого полководца. При этом в шуме ликования одних и воплях проклятий других (гугеноты никак не ожидали потерпеть поражение от противника, о котором были не слишком высокого мнения) была утоплена простая истина, состоявшая в том, что подлинным творцом победы при Жарнаке был маршал Таванн, командовавший королевским войском. А тот благодушно взирал на то, как поют славу юному принцу, не проявляя при этом ни малейшего огорчения и обиды.

В эти драматические и поистине судьбоносные дни Екатерина, терзаемая жесточайшей лихорадкой, пребывала в бессознательном состоянии и бреду. Современники, любившие разбавить чудом даже самую прозаическую реальность, сочинили невероятную историю о том, что Екатерина как раз в те часы, когда жизнь ее висела на волоске, вдруг обрела дар провидицы, узнав о событиях при Жарнаке еще до того, как прилетела благая весть о них. Когда же в минуту просветления ее вздумали порадовать приятным сообщением, она с некоторой даже обидой в голосе заявила, что сама знает о славной победе Генриха.

Сознавая, кто является главным виновником их неудач, гугеноты обрушили на Екатерину поток грязной клеветы. Среди появившихся тогда пасквилей на королеву-мать особенно выделялись своей разнузданностью «Дивные рассказы о жизни, деяниях и распутстве королевы Екатерины Медичи», в которых она представала воистину исчадием ада, ни перед чем не останавливающимся и способным на всё — на самые изощренные убийства, оргии и неслыханную расточительность (праздники, которыми королева любила порадовать своих подданных, гугеноты истолковали по-своему). Самым бесстыдным образом извращая факты, пасквилянты утверждали, что в Меце Екатерина не болела, а восстанавливала свои силы после родов, разрешившись от бремени ребенком, которого зачала от кардинала Лотарингского (это в пятьдесят-то лет!). И вообще она после смерти супруга будто бы произвела на свет семерых внебрачных детей!

На клевету, приписывавшую ей самые изощренные преступления, Екатерина никогда не отвечала, считая подобную полемику ниже собственного достоинства и предпочитая противопоставлять пустым словам весомые дела. И на этот раз, оправившись после болезни, она с головой ушла в работу. Детально разобравшись в сложившейся ситуации, она поняла, что ее радость по поводу победы была несколько преждевременной. Колиньи вновь сумел собрать боеспособную армию и опять угрожал целостности Французского королевства. Надо было что-то предпринимать, и Екатерина первым делом распорядилась конфисковать все имения адмирала и других вождей гугенотов. Против самого Колиньи был начат судебный процесс, в результате которого его признали виновным в оскорблении королевского величества, так что его имущество подлежало распродаже, а сам он — казни через повешение на Гревской площади в Париже. Поскольку обвиняемый находился вне пределов досягаемости королевской юстиции, пока что ограничились повешением его чучела. За поимку адмирала была назначена награда в 50 тысяч экю.

Однако всё это не произвело впечатления на Колиньи, продолжавшего орудовать в Пуату, захватывая города и опустошая деревни. У стен Пуатье, обороной которого руководил юный герцог Генрих Гиз, сын Франсуа Гиза, подло убитого по приказу адмирала, столкнулись лицом к лицу противники, достойные друг друга. Пока что Генрих довольствовался тем, что сорвал планы Колиньи по захвату этого стратегически важного города, но не далек уже был день, когда он окончательно сведет счеты со своим кровным врагом... Далее события разворачивались еще более благоприятно для роялистов. Когда Колиньи повел свое воинство на соединение с армией Монтгомери, герцог Анжуйский, следуя подсказке маршала Таванна, встал на его пути близ Монконту-ра, где 24 сентября 1569 года произошло сражение. В соответствии со стратегическим планом Таванна Генрих внезапно и стремительно атаковал противника, и войска Колиньи, дав поначалу решительный отпор нападавшим, потом дрогнули и обратились в бегство. Адмирал покинул поле боя, бросив на произвол судьбы своих германских наемников, которые были истреблены швейцарцами короля. Победа роялистов при Мон контуре оказалась еще более значительной, чем при Жарнаке. Как и тогда, лавры победителя достались одному Генриху Анжуйскому, оставившему в тени своей славы доблестного маршала.

Итак, королевская армия в очередной раз показала свое превосходство над противником, а герцог Анжуйский прослыл военным гением не только во Франции, но и за ее пределами. Карл IX буквально клокотал от ярости из-за собственной непричастности к столь славным подвигам. Снедаемый ревнивой завистью к военной славе брата, он отправился в армию, намереваясь отбить занятые протестантами города в Ангумуа, но Таванна при нем не было, и его успехи оказались более чем скромными. Екатерина же решила, что пришло время для переговоров, и в феврале 1570 года предложила Колиньи мир, условия которого на сей раз продиктовала с позиций силы. Впрочем, она готова была сделать и некоторые уступки, но Колиньи ответил на это по-своему, возобновив военные действия в Лангедоке. Продвигаясь вверх по течению Роны и не встречая какого-либо сопротивления, он срывал злость на беззащитном населении. Кровавые расправы, чинившиеся тогда его солдатней, стали одним из самых отвратительных эпизодов религиозных войн. Укрепив собственную позицию подобными «подвигами», он ужесточил свои требования, добиваясь полной свободы отправления кальвинистского культа по всему королевству, возврата конфискованного имущества гугенотов и вдобавок ко всему — передачи ему Кале и Бордо. Когда посланник Колиньи, его зять Телиньи, передал эти требования Карлу IX, тот вне себя от ярости кинулся на него с кинжалом в руке и, если бы не перехватили его руку, устроил бы ему Варфоломеевскую ночь намного раньше известного срока.

Екатерина, сознавая, что мир заключать так или иначе придется, направила Колиньи новые предложения, соглашаясь оставить в распоряжении гугенотов Ла-Рошель, Монтобан и Сансер. Но тот по-прежнему был полон непреклонной решимости продолжать войну, сводившуюся с его стороны главным образом к истреблению огнем и мечом деревень и церквей вместе с их обитателями и прихожанами, к пыткам и мучительным казням монахов и монахинь. При этом он все же умудрился захватить Ла-Шарите на Луаре, угрожая добраться до Парижа. Но мира не хотели также Гизы и маршал Таванн. Окрыленные успехом при Монконтуре, они намерены были вести войну до полного истребления армии Колиньи в открытом бою, однако такой возможности им более не представлялось. Роялисты вынуждены были тратить бесценное время и силы на осады упорно защищавшихся городов, дав тем самым адмиралу возможность спасти свою армию. Преимущества, дарованные победой при Монконтуре, постепенно растаяли, не принеся желаемого результата.